Ледяной Эдем - Алекс Норман
Вопрос только в том, почему этот схрон не сгорел вместе с баней? Может, потому что его не нашли?
Печка большая, чугунная, обложенная крупным речным булыжником. Кладка скреплена цементным раствором, печь вмурована в камень, так просто ее не вытащить. Но, возможно, Казубов еще вернется за ней. И печь вытащит, и клетку разберет, и топчаны в другое место перенесет. Выждет, когда волна спадет, и наведается на старое место. А может, и обратно рабынь своих сюда переведет. Место хорошее, сруб под домом довольно крепкий, просторный, печь достаточно мощная, дрова есть, наверняка греет хорошо, зиму зимовать можно. В бесовских утехах.
Кирилл насквозь просветил клетку фонариком. Нет здесь никого, и, похоже, уже давно. То там паутина блеснет в свете фонаря, то там, и к носу невесомая нить прилипла. Но пленницы здесь были. Когда-то. Тишина жуткая, даже в ушах зазвенело. Или это отголосок девичьего голоса. Топчаны в клетках почему-то стояли посередине, и Кирилл уже знал, почему так. Сначала он услышал голоса, затем увидел Диконова, он решительно входил в клетку, лежащая на топчане девушка попыталась подняться, но он успел навалиться на нее, прижать к жесткому матрасу.
Жертва сопротивлялась, но ей не хватало ярости. Не справиться с насильником, она хорошо это знала, сколько раз пробовала, но всякий раз Диконов раздвигал ей ноги, вламываясь в девичьи теснины. И сейчас он задрал ей подол, пристроился, нацелился на рывок, подружки несчастной ничем не могли помочь, но тянули руки через прутья решетки, хотя бы прикрыть подолом белеющие в сумраке ляжки. Но топчан стоял посередине, ни с одной стороны до него не дотянуться, ни с другой. А Диконов уже сорвался с цепи, он в бешеном ритме, но девушка не стонет под ним, она плачет, ревет, проклиная его и судьбу…
Стоп! Но почему Диконов?.. Кирилл тряхнул головой, видение исчезло, голоса стихли, где-то под крышей что-то засвистело – или ветер гуляет, или души бродят зверски замученных девушек. А в это время Ольга стоит у развалин дома, Диконов, конечно, в наручниках, но все равно он очень опасен. А если нет, то, возможно, к ним подкрадывается Казубов…
Или все-таки корень всех зол кроется в Диконове? А действительно, Казубов такой плохой, всех вокруг подчинил себе, но тогда почему раб Диконов живет в хорошей, практически новой избе, два дома у него на подходе, целая деревня, считай, в личном владении, а его повелитель ютится в развалинах? Почему не отберет у Диконова его дома, если он такой крутой?..
Кирилл поднимался по лестнице, когда в руке погас фонарь. Светил хорошо, не мерцал и вдруг потух. А вокруг хоть глаз выколи, вход в дом скорее угадывается, чем высвечивается в темноте. Но ведь угадывается. Крыша над самой головой, ветер дует в уши, голосов не слышно. Может, и нет уже Ольги, лежит на снегу неживая, рядом валяются наручники, а Диконов бежит к машине. В одной руке у него пистолет, в другой ключи зажигания.
Кирилл понимал, нервы расшатаны, душевное равновесие нарушено, отсюда и больные фантазии, он даже заставил себя поверить, что с Ольгой ничего не произошло. Да и как могло быть иначе, когда Диконов, это жалкое ничтожество, связан, а у нее пистолет и навыки рукопашного боя? Ольга еще в академии показывала неплохое владение приемами самбо.
Но самовнушение не помогло, Ольга лежала у самого выхода. Лежала, безжизненно раскинув руки, голова откинута в сторону, шапки нет, ветер треплет волосы, набрасывая на них снежинки. Все-таки добился Диконов своего, все-таки сбежал.
Расшатанность психики дала о себе знать, Кирилл практически уверен был в том, что Диконов бежит к машине, а ведь он мог находиться совсем рядом. Об этом Кирилл подумал, когда склонился над Ольгой. Склонился и услышал шорох справа от себя. Он дернулся, но было уже поздно. Что-то тяжелое опустилось на затылок, в глазах вспыхнуло и тут же погасло.
22
Голова раскалывается от боли, в глазах кромешная темнота. И холодно, жутко холодно. Кирилл лежал на чем-то твердом, правая рука повиновалась с трудом, он провел под собой. Доски, голые доски. Той же рукой он провел справа от себя, пальцы коснулись железных прутьев. А память выдала кадр из недавнего прошлого: вот он склоняется над безжизненной Ольгой, а сверху на него опускается что-то тяжелое и до боли твердое. До безумной боли в голове.
Не сбежал Диконов, затаился, подкараулил очередную жертву и нанес удар. Вырубил Кирилла и затащил его обратно в подклеть. И запер в клетке. Но лампу не зажег, печь не растопил, ощущение такое, будто в склепе заживо замуровали.
Кирилл прислушался. Тишина сжимает уши, давит на перепонки, полнейший звуковой вакуум, хоть бы крыса какая-нибудь в углу пискнула. Слышно только, как сердце в груди бьется, время от времени замирая – от страха и жуткого предчувствия. Диконова нет, он ушел, оставив жертву.
Кирилл заставил себя подняться, сел, сориентировался в пространстве. Под ним действительно кушетка, слева и за спиной клетка упирается в стену, справа – выход, наверняка запертый на замок. Хотя кто его знает. Проблеск надежды осветил сознание, Кирилл встал на ноги, нащупал решетчатую дверь – действительно заперто. Он смог просунуть руку сквозь прутья, нащупал амбарный замок с мощной дужкой, такой руками не сорвать.
А прутья крепкие, не гнутся, зазор между ними на минимуме, руку Кирилл просунуть смог, а обратно нет. Застряла рука, рукав топорщился, не хотел лезть обратно; впрочем, эта проблема решилась довольно-таки просто. Кирилл расстегнулся, сначала вытащил руку, а затем уже куртку. Быстро одеться не получилось, окоченевшие пальцы слушались с трудом, он все никак не мог всунуть штифт в бегунок молнии.
Надел куртку, сел, выдохнул, собираясь с мыслями. Ольга, видимо, осталась наверху, а он здесь, в темнице под замком. Ее Диконов убил, но так и ему осталось совсем немного. Если не добьет, то голодом уморит. Но скорее холодом. Пальцы рук еще кое-как шевелились, а на ногах уже, похоже, отмерзли.
Возможно, Ольга тоже жива. И лежит где-то рядом. Кирилл подумал, что
