Рассказы - Поппи Брайт
Он вернулся в свою однокомнатную квартиру. На полу у кровати жужжал фен, в окно уютно светил уличный фонарь. Эндрю лег с плеером и был убаюкан каскадом мерцающих звуков — единственная кассета с их музыкой, которую Люциан позволил записать. Звуки кружили по комнате Эндрю в поисках трещины, дыры, маршрута, чтобы сбежать. Наконец, они проскользнули под дверь и с вихрем воздуха унеслись к реке.
Следующий день был более жарким и влажным, на улицах люди ловили ртом воздух, как пловцы, а мухи роились в блестящих сине-зеленых смердящих облачках над кипами мусора. День пах кокосовым лосьоном для загара и морскими продуктами, жаренными во фритюре. Когда тени на улицах стали удлиняться, а цвета приняли грязные оттенки голубого и фиолетового, Эндрю возвращался в комнату Люциана. Тяжелый запах реки начал проникать в воздух. Когда Эндрю пробирался через пустой магазин и поднимался по ступенькам, запах стал тяжелее.
Люциан все еще был в постели. Простыня перекручена между ног и натянута на тело. Один ее уголок прикасался к бледно-розовому соску.
Эндрю сел на колени рядом с кроватью. Теплая сырость пропитала колени его брюк, вязкая и липкая. Он опустился в лужу из водки и сливового вина. Скисший фруктовый аромат. Длинные ресницы Люциана были готовы опуститься. Эндрю дотронулся до его руки. Пальцы неподвижны, он слышал, как чистые острые ногти деликатно заскреблись под простыней от давления его ладони. Рядом с кроватью лежала яркая картонная упаковка: DozEze. Снотворное. Не хватало лишь двух таблеток. Значит, Люциан не пытался покончить с собой.
Эндрю зарылся лицом в простыню, вдыхая запах хлопка, призрачный аромат моющего средства, старого пота — все запахи окутаны тяжелым запахом реки. Неоновые картинки, которые увеличивались и взрывались с внутренней стороны его век, образовали лицо Люциана. Темный шелк ресниц, слабое белое свечение за нижним веком, раздвинутые губы были слишком красивы, слишком одиноки.
Эндрю крепче сжал глаза. Как же он теперь сможет покинуть комнату? Как он может позволить опуститься к этому одинокому белому телу со скальпелями, свидетельствами о смерти и банками с формальдегидом?
Спустя несколько минут он мягко подтолкнул Люциана на одну сторону и лег рядом с ним.
Это была жаркая ночь, но они начинали остывать. Больше не будет душных обнаженных ночей, иссушенных красных дней. Эндрю потер грязное окно и выглянул. Мужчина с саксофоном все еще стоял, согнувшись и корчась под сломанным фонарем. Дурацкое место для уличного музыканта. Здесь никто никогда не ходит. Эндрю закрыл окно, чтобы больше не слышать музыки, звучащей как завывание умирающей кошки.
Он включил Джуно и потыкал в клавиши. Мелодия получилась красивой, но в ней не было кристаллического водопада звуков, глубоководного течения волшебной пыли. И все-таки на синтезаторе он играл лучше, чем на гитаре.
Он пересек комнату и сел на пол к ножке кровати, опираясь лбом на угол сконструированного им длинного деревянного ящика. Край стеклянной поверхности впивался в бровь.
Эндрю больше не нужно было заботиться о том, чтобы дышать неглубоко, — он делал это неосознанно. Он не обладал знаниями женщины, живущей внизу. Запах в комнате был очень тяжелым, очень влажным. Со временем это пройдет. Люциан снова будет чистым; по крайней мере, он может достигнуть начальной степени очищения. Эндрю подумал о палочках слоновой кости, о сухой ароматизированной шелухе.
Он поднял голову и заглянул в ящик.
Перевод: Элина Булгакова
Ангелы
Poppy Z. Brite, «Angels», 1987
Рассказ входит в цикл «Стив и Призрак»
1. Дух.
«Разве ты не видишь, пришло время нам найти…Реки, горы, все вблизи…Разве ты не видишь…Давай найди…Разве ты не видишь».
Гортанный каролинский голос, наполненный гравием и золотом, от глубокого рычания поднимается к трепещущему крещендо, перекрывает ужасную игру на гитаре. Словно вешалкой по струнам, словно ангелы разбивают вдребезги свои арфы! Стив глянул в зеркало заднего вида и спросил:
— Как, черт возьми, тебе удалось настолько выбиться из мелодии?
— Я и не выбивался. Слушай.
Дух сомкнул пальцы вокруг шеи стивовой гитары и извлек некий звук, который, полагал Стив, замысливался как аккорд. Звук разнесся по машине, заставляя вибрировать стекло и металл, поднимая пыль из сидений, пока Стив не приоткрыл окно, чтобы выпустить его наружу. Дух снова запел, жизнерадостно и царственно уничтожая старый хит ФМ-радиостанций. Ветер бросал ему в глаза длинные пряди сияющих волос. «Эми…что ты будешь делать…Эмиииииии….я могу быть с тобой».
Через сорок миль, после автозаправок с медведями-убийцами в клетках на заднем дворе; после шашечных клеток полей пшеницы и табака; после телефонных столбов, распятиями окоченевших на фоне неба; тандерберд разъяренно изрыгнул клубы пара, закашлялся и заглох.
Какое-то время Стив возился под капотом, матерясь и обжигая руки о раскаленный металл, а Дух на заднем сидении бренчал на гитаре и пел. Когда же он произнес «выше голову» и передал Стиву банку «Будвайзера», вытащенную из маленького охладителя; Стив запустил свои обожженные руки в темные волосы, свисающие ему на лоб и глаза. Пряди, жесткие от машинной смазки, встали дыбом, колечками и острыми углами.
— Это выше моих сил, — выдохнул он. — Тачка проклята, старик, она проклята, мать ее. Нам нужен телефон.
Дух выбрался из машины. Взгляд его светлых глаз поднялся к небу, потом скользнул по телефонным проводам, тянущимся вдоль подъемов и спусков дороги, окутанной дымкой. Секунду он стоял, слегка раскачиваясь, вытянув вздрагивающие руки вдоль тела, а мысли его убегали прочь по проводам. Потом Дух встряхнулся, повернулся кругом и спросил:
— Видишь вон ту церковь? За ней есть тропинка, мы пройдем через кладбище и лес, а за ними на взгорке будет большой дом.
Они прошли по тропинке через кладбище, отбрасывая длинные тени на мягкие гниющие серые камни, на яркие лоскутки травы и земли и солнечного света. Время от времени они прикладывались к банкам с пивом, роняя пену и янтарные капли, в которых сверкало солнце. Стив вытер руки о красную бандану. Дух, все еще мыча под нос свою песню, зажимал между пальцами верхушки сорняков, потом снова отпускал их. К джинсам Стива и серым вылинявшим штанам Духа цеплялись репьи. Стив начал насвистывать.
Близнецы сидели на газоне перед домом, в прохладной грязи своего «колодца желаний», минут десять отслеживая продвижение путников, до тех пор, пока не стали слышны шелест веток и хруст сосновых иголок
