Анна не верит в чудеса - Наталья Николаевна Тимошенко
– Дамы, разве можно есть такие торты? – возмутилась Анна. – Зря, что ли, мы с вами говорим о диете?
Но старушки только рассмеялись, разрезая торт на огромные кусищи.
– В нашем возрасте, Аннушка, нужно делать только то, что хочется, – заявила в ответ Ангелина Викторовна, а Лилия Венедиктовна плюхнула Анне на тарелку самый большой кусок.
Старушки принялись уплетать сладости, запивая его горячущим чаем, дуя на рыжую жидкость и весело хохоча при этом. Анна долго с сомнением смотрела на жирные розочки, а потом аккуратно попробовала кусочек. И внезапно ей понравилось. Нет, на вкус торт был отвратительным, но вот это необыкновенное ощущение того, что она вечером ест то, что всю жизнь себе запрещала, было удивительно приятным, словно щекочущим внутри.
Старушки не подначивали ее, как и не рассматривали комнату, не удивлялись, что она живет в такой бедной обстановке. Анна перестала приглашать к себе друзей после того, как переехала сюда, отгородилась ото всех, стесняясь. Ведь раньше она жила пусть в небольшой студии, но светлой, уютной, с огромными окнами в пол и минимумом мебели, зато букетами цветов вокруг и милыми картинками пастельных оттенков на стенах. Однако после травмы и потери работы у нее больше не было денег платить за студию, и она переехала в эту комнату. Друзья первое время звонили, приглашали на встречу, хотели прийти сами, но Анна отказывала. Не хотела, чтобы ее видели такой, чтобы знали, где она теперь живет. И постепенно звонки и приглашения прекратились. Анна хотела лишь скрыть, кем стала, а в итоге потеряла друзей. И старушки были первыми, кто переступил порог ее комнаты с тех пор, как она в нее переехала. А главное, их совсем не смущало ее жилье. Они ведь не знали, где она жила раньше.
Чересчур сладкий торт подействовал на пожилых женщин не хуже алкоголя, а может, им просто нравилось собираться компанией, в которой они чувствовали себя свободно и в которую на один вечер взяли и Анну. Они весело смеялись, рассказывали бородатые анекдоты, хохотали еще громче, вспоминали разные случаи, происходившие с ними за долгую жизнь в новогоднюю ночь, пока вдруг Ангелина Викторовна блаженно не зажмурилась и не сказала:
– Эх, вот я однажды торт в новогоднюю ночь ела…
Старушки почему-то переглянулись и виновато посмотрели на Анну. Та догадалась, что историю эту Ангелина Викторовна рассказывала уже не раз, подружки ее знают, но не то не хотят, чтобы ее слышала Анна, не то не знают, как она к ней отнесется.
– Не надо, Лина, – попросила Наталья Семеновна нарочито бодро, но что-то в ее тоне подсказало Анне, что история эта совсем не веселая. И Анна вдруг поймала себя на мысли, что хочет ее услышать.
– Сорок третий год мы встречали, – начала Ангелина Викторовна, и при звуках ее голоса в комнате словно стало темнее, тише. Будто даже стены коммунальной квартиры прислушивались, вспоминали то время, ведь они тогда уже были, может быть, даже видели что-то похожее на события, о которых собиралась рассказать старушка. – Соседи наши почти все умерли к тому времени, в большой парадной только в нашей квартире еще жили да у Петровых на четвертом этаже еле дышала старая Агафья. Мне всего четыре было, но помню все хорошо.
Анна хоть и родилась в другом городе, за несколько сотен километров отсюда, но поняла, о чем рассказывает Ангелина Викторовна, о каких страшных годах.
– Замерзла я страшно, одна была. Братья и сестра мои к тому времени умерли, отец на фронте был. Мамка работала в котельной, каждый день на работу уходила, возвращалась поздно. В ту ночь я ее не дождалась, уснула раньше. Проснулась от того, что гладит она меня по голове. Открываю глаза, а передо мной на блюдце огромный кусок торта. Вот прям такой, как этот, – Ангелина Викторовна указала на варварское великолепие из масляного крема. – Не знаю, где мамка его взяла, но до сих пор помню его вкус. Съела я его весь и снова уснула. Утром, когда проснулась, мамка уже ушла. Больше я ее не видела.
Резкий звук поехавшего по паркету стула заставил Анну вздрогнуть. Это Наталья Семеновна поднялась из-за стола, отвлекая на себя внимание.
– Чайничек поставлю, – сказала она, почему-то неловко улыбаясь. – Лина, ну-ка, хватай чашки, помыть надо. Негоже второй раз в грязные наливать.
Старушки скрылись на кухне, а остальные поведали Анне, что не было никакого торта.
– В котельную, где мамка ее работала, бомба попала, – пояснила Виолетта Петровна. – Еще утром. Ни могла мамка к Лине прийти, ни с тортом, ни без. Ее саму через два дня соседка нашла, на улицу вывела, а там уже люди подобрали. Но про торт Лина каждый раз вспоминает. Должно быть, галлюцинации просто от голода и одиночества были. Ты уж извини ее, Аннушка.
Анна заверила, что в извинениях вовсе нет нужды. А затем зачем-то ляпнула лишнее:
– От голода и одиночества и не такое привидится. Я вот тоже вижу человека, которого, кажется, и вовсе не существует.
Сказала – и тут же пожалела. Однако старушки ухватились за ее слова, принялись расспрашивать. Пришлось рассказать им о парне в бежевом пуховике. А те принялись строить разные теории о том, кем он может быть.
– Поклонник! Просто стеснительный, – уверяла Лилия Венедиктовна.
– Конечно, поклонник, в нашу Аннушку сложно не влюбиться, – соглашалась с ней вернувшаяся Ангелина Викторовна.
– Маньяк! – качала головой Наталья Семеновна. – Так что ты осторожнее, Аннушка. Не ходи через сквер одна, мало ли что…
– Призрак… – делая большие глаза, предполагала Виолетта Петровна.
Но вместо того, чтобы рассмеяться, старушки внезапно ухватились за эту идею. И вскоре Анна поняла почему. Выяснилось, что две из них – Виолетта Петровна и Марина Васильевна – в юности увлекались всякого рода паранормальщиной, к гадалкам ходили, сами духов вызывали. «Тарелочку крутили» – так они это называли.
– А что, если нам и сейчас тарелочку покрутить? – предложила внезапно Марина Васильевна. – Помнишь, Ветка, как мы однажды перепугались?..
Виолетта Петровна помнила, и вскоре все женщины знали историю о том, как однажды юные Ветка и Маришка, оставшись дома одни, решили вызвать дух и расспросить его о грядущем. Выбор пал предсказуемо на Александра Сергеевича Пушкина.
