Чудовище (Страшно красив) - Флинн Алекс
— Верю, — наконец ответила Линди, не меньше моего удивленная переменой в привычном распорядке нашей жизни.
— Мы поедем в одно потрясающее место. Думаю, тебе там понравится.
— Мне собрать вещи?
— Я собрал все, что тебе понадобится.
Подошел Уилл. Мы все вышли через калитку в заборе, над которой была укреплена камера слежения. Я держал Линду за руку. Именно держал, а не удерживал. Она больше не была узницей. Если бы сейчас она бросилась бежать, я бы не стал ее догонять.
Но она не бросилась бежать. В глубине сердца я надеялся, что она не хотела расставаться со мной. А может быть, она просто не знала, что я не стану ее удерживать. Так мы дошли до ожидавшего нас лимузина.
С машиной мне помог отец. И не только с машиной. После разговора с Магдой я позвонил отцу на работу.
Нас не сразу соединили, но в конце концов, я услышал его голос. Вероятно, отец был не один и потому выбрал интонацию «отцовская забота».
— Кайл, мне через считанные минуты выходить в эфир.
Была четверть шестого вечера.
— Я не отниму у тебя много времени. Мне нужна помощь. Ты задолжал мне.
— Я? Тебе?
— Да, ты не ослышался. Я больше года прожил затворником в Бруклине и ни разу тебе не пожаловался. Не связался ни с одним из конкурирующих каналов и не рассказал им захватывающую историю о сыне Роба Кингсбери, превратившегося в чудовище. Согласись, не так уж мало.
— И чего ты хочешь от меня, Кайл?
Я вкратце объяснил.
— Так ты живешь с какой-то девочкой? — спросил он, выслушав меня.
— Под одной крышей, но не так, как ты подумал.
— Ты хоть имеешь понятие об ответственности, которую на себя взял?
«Папочка, с тех пор как ты сплавил меня с глаз долой и оставил на попечении домработницы, ты лишился права вмешиваться в мое поведение».
Конечно, я ему этого не сказал. Глупо злить человека, а потом просить у него помощи.
— Можешь не волноваться. За все время не сделал ей ничего плохого. Я же знаю, ты не меньше моего желаешь, чтобы заклятие было снято.
Эту фразу я заимствовал у Уилла, поскольку не отличался особой дипломатичностью. Спасибо, Уилл!
— Сейчас мне очень нужна твоя помощь, — продолжал я. — Чем раньше я избавлюсь от заклятия, тем меньше шансов, что кто-то пронюхает обо всем, что со мной случилось.
Я говорил понятным отцу языком, повторяя его мысли.
— Ладно, я подумаю, чем тебе помочь, — сказал отец. — А сейчас мне пора. Через минуту выход и эфир.
Отец и на этот раз сдержал обещание. Он позаботился о месте, машине и о многом другом… кроме моих роз. Я сам нашел человека, чтобы следить за оранжереей, пока меня не будет дома. Все эти хлопоты остались позади. Я смотрел на дремлющую Линду. Машина ехала по Бруклинскому мосту. Я чувствовал себя так, словно на краю пропасти мне бросили спасительную веревку. Я получил еще один шанс, но если я потерплю неудачу, то упаду в эту самую пропасть.
Линди уснула, а я не мог. Я смотрел на поток встречных машин. Люди ехали в Нью-Йорк на работу, а мы удалялись от мерцающих городских огней. Нельзя сказать, чтобы сильно похолодало.
К полудню выпавший снег превратится в скользкое месиво. Но на Рождество ожидались морозы и снегопад. Скорей бы!
Магда и Уилл спали на заднем сиденье. Пилот лежал рядом. Увидев пса, водитель поморщился.
— Мне про собаку не говорили.
— Это собака-поводырь. Очень воспитанный пес, — объяснил ему Уилл.
— Вы уверены, что он не сделает лужу на сиденье?
Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Я снова оделся как бедуин. Но сейчас, когда от водителя нас отгораживала непрозрачная стенка, я снял свою маскировку и осторожно провел рукой по волосам Линды.
— Ты все-таки скажешь мне, куда мы едем? — Спросила она, когда лимузин вынырнул из Голландского туннеля
[27]
.— Я и не знал, что ты проснулась, — сказал я, поспешно убирая руку.
— Так приятно спать, когда укачивает.
«Знает ли она, что я ее люблю?»
— А ты видела настоящий восход?
Сзади, над зубчатой линией небоскребов Манхэттена, небо прочертили розовые полосы — вестницы скорого восхода солнца.
— Как красиво, — прошептала Линди. — Мы уезжаем из города?
— Да.
«Да, любовь моя».
— Я никогда не покидала Нью-Йорка. Можешь поверить?
— Вполне. Как-то мне попалась книжка о людях, которые десятки лет не покидали Манхэттен.
Линди не стала спрашивать, куда мы едем. Она опустила голову на подушку, прихваченную мною из дома, и опять заснула. Мы медленно ехали на север. Линди, по-моему, совсем не испытывала желания выпрыгнуть из машины. Когда мы подъехали к мосту Джорджа Вашингтона, я тоже заснул.
Проснулся я около девяти утра. Вдали виднелись заснеженные вершины гор. Линди жадно глядела в окно.
— На завтрак останавливаться нигде не будем, — сказал я ей. — Поедим в машине. Магда обо всем позаботилась.
Линди покачала головой.
— Посмотри, какие холмы. Как в фильме «Звуки музыки».
— Это не холмы, а горы. Скоро мы к ним подъедем.
— Правда? Слушай, мы все еще в Штатах?
Я засмеялся.
— Мы все еще на территории штата Нью-Йорк. Я решил показать тебе настоящий снег, а не серое городское месиво. Там, куда мы едем, можно гулять по снегу и даже валяться в нем.
Линди молча глядела в окно. По обеим сторонам дороги встречались фермерские дома. В одном месте нам попалось несколько пятнистых коров и лошадь.
— В этих домах живут люди? — спросила Линди.
— Конечно.
— Какие они счастливые. Тут есть где погулять.
Мне опять стало стыдно за то, что я обрек Линду на затворническую жизнь. Но я торопился все исправить.
— Мы тоже будем гулять. Тебе понравится, Линди.
Еще через час мы свернули с шоссе и остановились возле красивого дома, окруженного заснеженными соснами.
— Вот и приехали, — сказал я.
— Это что?
— Это дом, где мы будем жить.
Линди широко раскрытыми глазами смотрела на занесенную снегом крышу и красные ставни. С другой стороны к дому примыкал холм, за которым виднелось замерзшее озеро.
— Это твой дом? — спросила она. — Весь?
— На самом деле не мой, а моего отца. В детстве мы приезжали с ним сюда несколько раз. Но это было давно. А потом отец все больше времени стал отдавать работе. Боялся лишний день отдыха прихватить, будто его за это уволят. Когда я подрос, то ездил сюда с друзьями на Рождество. Мы тут на лыжах катались.
Я замолчал, не веря своим словам про друзей и катание на лыжах. Чудовища на лыжах не катаются. У чудовищ нет друзей, а если и были, это вызывало массу вопросов. Странно. Я был готов рассказать Линде все, даже то, что скрывал от других и от себя самого. Но лучше было ничего не рассказывать.
К счастью, Линди не очень вслушивалась в мои слова. Она вылезла из машины и — как была, в розовом халатике и домашних тапках, — начала кружиться по расчищенной дорожке.
— Неужели твоего отца не тянет в эти удивительные места? Волшебная страна!
Я тоже вылез. За мной с опаской выбрался Пилот. Чувствовалось, ему хотелось как следует облаять все окрестные сугробы.
— Линди, тебе нельзя разгуливать по снегу в такой одежде. Сейчас холодно.
— Мне совсем не холодно!
— Ты в машине разогрелась. А погода морозная.
— Неужели? — смеялась она, кружась розовым пятном на ослепительно белом снегу. — А я хочу поваляться в пушистом снежке! Разве это плохо?
— Это очень плохо.
Я подошел к ней. Конечно, мне со своей шерстью было вполне тепло.
— Пушистый снежок быстро станет мокрым и холодным, а если ты простудишься, мы не сможем играть во дворе.
«Но я могу тебя согреть».
— Я захватил подходящую одежду.
— Это какую?
— Шерстяное белье.
Водитель лимузина выгрузил наши чемоданы. Я торопливо надел через голову спортивный костюм и взялся за ручку красного чемодана.
— Это твой. Отнесу его тебе в комнату.
