Габриэль Зевин - Другая Сторона (ЛП)
Она из всех сил пытается выплыть при помощи одной руки, но уже слишком поздно. Слишком много воды наполнило ее легкие.
Она тонет. Это долгий путь на дно океана. Становится все темнее и темнее. С глухим стуком Лиз ударяется о дно. Вокруг нее поднимается облако песка и другого мусора. А затем она теряет сознание.
Когда Лиз просыпается на следующее утро, она не может двигаться и задается вопросом, не умерла ли она уже. Но затем она понимает, что может открыть глаза и ее сердце бьется, хоть и очень медленно. Лиз приходит на ум, что теперь она может остаться в ловушке на дне океана навечно. Ни живая, ни мертвая. Призрак.
***
— Слушай, мужик, мне жаль, но уже слишком поздно, — говорит Кертис Оуэну. — Она ушла.
— Я просто не верю, что Лиз могла сделать что-то вроде этого, — отвечает Оуэн, качая головой. — Это совершенно не похоже на нее.
Бетти тоже качает головой.
— Я не могу в это поверить. — Она вздыхает. — Она была очень расстроена, когда попала сюда впервые. Я думала, что она справилась с этим, но, видимо, это не так.
— Я еду за ней на своей лодке, — говорит Оуэн.
— Она ушла. Отправляющая медсестра подтвердила это. Мы ничего не можем сделать.
Бетти бросает на Кертиса неодобрительный взгляд, и он отводит глаза.
— Я еду за ней на моей лодке, — повторяет Оуэн.
— Но… — произносит Бетти.
— Она могла изменить свое решение. И если она это сделала, ей нужна наша помощь.
— Я еду с тобой, — одновременно произносят Кертис и Бетти.
Два дня и две ночи они обыскивали все побережье Другой стороны на маленькой лодке Оуэна в поисках любого следа Лиз. Но так и не нашли ее. На вторую ночь Оуэн говорит Бетти и Кертису идти домой.
— Я могу сделать это сам, — произносит он.
— В этом нет смысла, Оуэн. Ненавижу это говорить, но она ушла. Она действительно, действительно ушла. Ты тоже должен идти домой, — говорит Бетти.
Оуэн качает головой:
— Нет, я просто хочу попытаться еще один день.
С тяжелым сердцем Бетти и Кертис соглашаются вернуться домой.
***
— Думаешь, мы должны были остаться с ним? — спрашивает Кертис Бетти в ее кухне, когда они возвращаются домой.
Бетти вздыхает:
— Я думаю, он пытается обрести покой. Думаю, он пытается побыть наедине с собой.
Кертис кивает:
— Прости, что я не приехал к тебе в субботу ночью. Мы поругались из-за этого, и она заставила меня поклясться хранить тайну.
— Это не твоя вина. Я должна была знать, что что-то не так. Мне просто хочется, чтобы она вернулась ко мне.
В этот момент Кертис замечает записку с именем Бетти, прикрепленную на холодильник.
— Смотри, Бетти, думаю, она оставила записку.
Бетти бегом пересекает комнату и срывает записку с холодильника.
— Почему я не увидела ее раньше?
Кертис смотрит в окно, чтобы дать Бетти некоторую уединенность, пока она читает. Меньше чем через минуту она оседает на стул.
— Здесь не говорится почему! Здесь не говорится ничего существенного! — говорит она сквозь слезы.
— Ты разговаривал с ней последним. Как думаешь, почему она сделала это?
— Я не совсем уверен, — говорит он спустя мгновенье. — Думаю, ей казалось, что здесь она не может иметь нормальную жизнь. Она хотела быть взрослой. Она хотела влюбиться.
— Она могла бы влюбиться здесь! — протестует Бетти. — Я думала, она уже это сделала.
— Думаю, это было частью проблемы, — деликатно говорит Кертис.
— Но она могла бы влюбиться снова! Это мог быть Оуэн или кто-то совершенно новый.
— Я думаю, ей казалось, что здешние условия не приводят к продолжительной любви, — объясняет Кертис.
Бетти обнимает Кертиса. Он осторожно вдыхает запах ее волос, и думает, что они пахнут смесью морской воды и роз.
— Опять же, — говорит Кертис мягко, — условия редко бывают хорошими где бы то ни было, но любовь все еще случается во все времена.
***
Лиз понимает, что никогда не сможет исцелиться достаточно, чтобы плыть к поверхности. Она будет жить в обратном направлении, достаточном для сохранения жизни и дыхания, но, только если кто-нибудь не найдет ее, она все равно что мертва. На этот раз мертва по-настоящему.
И в то же время она не мертва. Умереть было бы предпочтительней. Она помнит историю, которую однажды рассказал ей Оуэн, о человеке, который утонул на пути к Колодцу. Тридцать лет его никто не находил, а когда они наконец-то нашли его, он был младенцем, готовым вернуться на Землю. «Если никто не знает, что ты жив, никто, кого ты любишь, ты с тем же успехом можешь быть мертвым», — думает Лиз.
Лиз смотрит вверх, так как на дне океана больше нечем заняться.
На вторую ночь под водой мимо Лиз проплывают две русалки, рыжая и блондинка.
— Ты русалка? — спрашивает у Лиз рыженькая.
Лиз не может говорить, потому что ее гортань рефлекторно закрылась, когда она начала тонуть. Она дважды моргает.
— Не думаю, — произносит светловолосая русалка, — смотри, эта глупая штука даже не может говорить.
— И у нее очень маленькая грудь, — добавляет рыжая, смеясь.
— Я думаю, это слизняк, — произносит блондинка.
— Ой, не говори так, — отвечает рыжая, — думаю, ты задела его чувства. Смотри, оно плачет.
— Мне наплевать, даже если так. Оно ужасно скучное. Пойдем, — говорит блондинка. И две русалки счастливо уплывают прочь.
Русалки (противные, тщеславные создания) — одни из многих существ, которые живут на дне океана, на землях между Землей и Другой стороной.
***
На дне океана, где-то между Землей и Другой стороной.
На третий день под водой Лиз проснулась от странного звука. Звук мог быть далекой сиреной, или низко звучащим колоколом, или даже двигателем. Она открывает глаза. Знакомый серебряный отблеск вспыхивает на расстоянии. Лиз немного прищуривается. Это гондола! И затем она видит, что гондола выгравирована на серебряной луне, а луна соединяется с серебряной цепочкой. И звук очень похож на тиканье. Сердце Лиз бешено стучит. «Это мои старые карманные часы, — думает она. — Кто-то отремонтировал их, и если я смогу поднять руку, то получу их обратно».
И поэтому она призывает все свои силы.
И поэтому она поднимает свободную руку.
Но часы находятся дальше, чем она подумала.
И поэтому она сдирает прочь пеленки до тех пор, пока не освобождает вторую руку.
И она бьет руками.
Но она не может плавать без ног.
И она сдирает пеленки дальше до тех пор, пока не остается голой, как в день своего появления на свет.
Итак, она голая.
Но, наконец-то, ее руки и ноги свободны.
И она плывет.
Лиз плывет и плывет, плывет и плывет, все время сохраняя серебряную луну на виду. И гондола растет больше и больше. Но остальные часы, кажется, исчезают. И наконец, Лиз достигает поверхности, жадно глотая воздух, жадно глотая жизнь.
И когда ее глаза приспосабливаются к дневному свету, гондолы нигде не найти. Вместо этого она видит знакомый белый буксирный катер.
— Лиз! — кричит Оуэн. — Ты в порядке?
Лиз не может говорить. В ее легких слишком много воды, и она замерзает. Оуэн замечает, что ее губы синие.
Он втягивает ее на лодку и накрывает одеялом.
Лиз очень долго кашляет, пытаясь вытолкнуть воду из легких.
— Ты в порядке? — спрашивает Оуэн.
— Кажется, я потеряла свою одежду, — хрипит Лиз, ее голос грубый и воспаленный.
— Я заметил.
— И я почти умерла, — говорит Лиз. — Снова, — добавляет она.
— Мне жаль.
— И я безумно зла на тебя.
— Об этом я тоже сожалею. Надеюсь, ты простишь меня когда-нибудь.
— Посмотрим, — говорит она.
— Отвезти тебя домой?
Лиз кивает.
Измученная, она лежит на палубе, ощущая на лице солнечное тепло. Она думает, что это удовольствие — быть на лодке, которая направляется домой. Ей сразу же становится лучше.
— Я могла бы поучиться водить лодку, — говорит Лиз, когда они почти прибыли.
— Я могу научить тебя, если хочешь, — произносит Оуэн. — Это похоже на вождение автомобиля.
— Кто учил тебя водить лодки? — спрашивает Лиз.
— Мой дедушка. Он был капитаном здесь и на Земле. Он только недавно вышел на пенсию.
— Ты никогда не упоминал, что у тебя есть дедушка.
— Ну, ему сейчас около шести лет…
— Подожди, он был капитаном «Нила», не так ли?
— Да. Капитан. Точно, — отвечает Оуэн.
— Это корабль, на котором я плыла! Я встретила его в первый день, когда прибыла сюда! — говорит Лиз.
— Мир тесен, — отвечает Оуэн.
Глава 22
Восстановление
Лиз восстанавливает силы в течение двух недель в центре исцеления. Хотя она и чувствует себя лучше через несколько дней, она наслаждается своим периодом выздоровления. Это приятно, когда за тобой ухаживают друзья и любимые (особенно, если ты здоров).
