Габриэль Зевин - Другая Сторона (ЛП)
— На самом деле, это просто формальность, но мне нужно убедиться, что ты не хочешь воспользоваться условием пройдохи.
— И что это?
— Пройдоха — это подросток или молодой человек, который возвращается на Землю до своего правильного превращения, — говорит Олдос. — Если помнишь, у тебя есть год, чтобы решить, и твой вот-вот закончится.
Лиз обдумывает слова Олдоса. Каким-то образом все эти события с Оуэном и Эмили заставили ее почувствовать себя полностью истощенной и пессимистичной. Какой смысл любить кого-то? Для Лиз все усилия, требующиеся для того, чтоб работать, жить, любить, говорить, начинают выглядеть просто как усилия. Через пятнадцать лет (на самом деле меньше) она все равно все забудет. Учитывая обстоятельства, начинает казаться предпочтительным немного ускорить события.
— Так что, я все еще могу уйти? — спрашивает Лиз.
— Ты же не говоришь, что хочешь уйти? — спрашивает Олдос.
Лиз кивает.
Олдос смотрит на Лиз.
— Должен сказать, я удивлен, Элизабет. Я никогда не считал тебя пройдохой. Глаза Олдоса слезятся. — И я думал, что ты успешно адаптировалась.
— Что я должна сделать? — спрашивает Лиз.
— Сообщить о своем решении друзьям и любимым. Письмом или лично, на твой выбор. Наверное, тебе следует поговорить об этом с Бетти, Элизабет.
— Это то, чего я хочу, Олдос, — говорит Лиз. — Подожди, ты же не скажешь ей, верно?
Олдос качает головой, выглядя непривычно измученным.
— Все, что мы обсуждаем, всегда конфиденциально. Я не смог бы ей сказать, даже если бы хотел. Хотя, наверное, следовало бы.
Олдос начинает откровенно плакать.
— Это из-за чего-то, что я сделал? Или не сделал? — спрашивает он. — Пожалуйста, не щади мои чувства.
— Нет, я думаю, что дело только во мне, — как может, утешает его Лиз.
***
Установлено, что возвращение Лиз состоится в воскресенье утром, когда исполнится год с момента ее прибытия на Другую сторону — это последний день, когда она может выполнить пункт. Она отправится со всеми малышами по Реке. «Будет странно, — думает Лиз, — находиться среди такого количества детей». Кроме того, Лиз будет завернута в пеленку, что будет ужасно унизительным, если ее кто-нибудь увидит. Конечно, никто ее не увидит в любом случае.
Единственный человек, которому Лиз решает сказать, — это Кертис Джест. Очевидный выбор — Бетти, Тэнди или Сэди — будут пытаться отговорить ее, а с Лиз и так достаточно драмы. Она не разговаривает с Оуэном. Так что остается Кертис. Кажется, его всегда забавляли жизни других людей, но сугубо беспристрастно и равнодушно. Ему будет грустно видеть, как она уходит, но он не станет пытаться сделать что-нибудь, чтобы остановить ее. И это именно то, что Лиз хочет.
И все-таки Лиз ждет так долго, как это возможно, чтобы поговорить с Кертисом. Она разговаривает с ним в субботу вечером, накануне своего отбытия.
— Итак, я полагаю, что не существует ничего, чтобы отговорить тебя от этого? — говорит Кертис, когда они двое сидят на причале, свесив ноги.
— Нет, — отвечает Лиз, — это решено.
— И это не из-за Оуэна?
Лиз вздыхает.
— Нет, — наконец говорит она, — не совсем. Но может быть мне бы хотелось иметь то, что есть у него.
— Я не догоняю, Лиззи.
— Все дело в том, что Оуэн получил Эмили из прошлого, на Земле. У меня нет ничего из моего прошлого на Земле. Эмили была первой любовью Оуэна, и я хочу того же. Хочу быть для кого-то первой. Ты можешь это понять? Иногда кажется, что в этой текущей в обратном направлении жизни со мной не случится ничего нового. Я чувствую, что все, что я получаю, является подержанным.
— Лиз, — говорит Кертис серьезно, — я думаю, что ты обнаружишь, что, даже если бы ты все еще была на Земле, все, что случалось с тобой, все равно произошло бы с кем-то еще.
— Да, — соглашается Лиз, — но это не было бы так предопределено. Я бы не знала, когда я умру. Я бы не знала, что меньше, чем через пятнадцать лет, я снова буду глупым ребенком. Я бы стала взрослой. У меня была бы собственная жизнь.
— У тебя есть собственная жизнь здесь.
Лиз пожимает плечами. Она не чувствует никакой необходимости в этом разговоре.
— Лиз, должен тебе сказать, я думаю, что ты совершаешь большую ошибку.
Неожиданно Лиз нападает на него:
— Тебе хорошо говорить! Посмотри на себя, ты сидишь на этом причале целый день, день за днем и ничего не делаешь! Ты никого не видишь! Ты не поешь! Ты наполовину мертв!
— На самом деле, я полностью мертв, — шутит Кертис.
— Для тебя все — шутка, все забавляет. Почему ты не поешь? Почему ты не поешь что-нибудь, Кертис?
— Потому что однажды я уже это делал, — твердо говорит Кертис.
— Так что, ты не скучаешь по этому? Ты не можешь искренне ожидать от меня, что я поверю, будто ты счастлив быть просто рыбаком. Я даже не видела, чтобы ты поймал хоть что-нибудь!
— Я ловлю рыбу. Я просто возвращаю ее обратно.
— Это совершенно глупо и бессмысленно!
— Совсем нет. Мы направляем рыбу обратно на Землю и сохраняет причал живописным. Рыболовство — хорошая, благородная профессия, — говорит Кертис.
— Только если ты не должен делать что-то еще!
Кертис не отвечает какое-то время.
— На прошлой неделе я встретил садовника по имени Джон Леннон.
— Какое это имеет отношение? — спрашивает Лиз. Она не в настроении слушать чушь Кертиса.
— Никакого. Это просто, чтобы сказать, что, если кто-то что-то делал прежде, это еще не означает, что он должен делать это до сих пор.
— Знаешь, что я думаю? — спрашивает Лиз. — Я думаю, что ты трус!
Она встает и уходит.
— Рыбак рыбака видит издалека, Лиззи, моя девчонка! — кричит ей вслед Кертис.
***
Лиз не спит всю ночь, редактируя письмо для Бетти.
«Дорогая, Бетти,
Каждый день такой же, как день накануне, и я больше не могу. Я чувствую, что никогда не доберусь до хорошей части. Смерть — это лишь один большой повторный показ.
Это не из-за Оуэна.
Сейчас ты уже вероятно знаешь, что я ушла на Землю.
Возвращаюсь на Землю как пройдоха.
Пожалуйста, не переживай.
Мне жаль, что это происходит таким способом.
Мне жаль.
Позаботься о Сэди и Джен за меня.
С любовью,
Лиз»
Пропуская зачеркнутые части, Лиз переписывает письмо на чистый лист бумаги и уходит спать.
***
Поздно ночью Оуэн слышит стук в стену. Он прислушивается к постукиванию, которое, кажется, имеет знакомый устойчивый ритм — это Эмили выстукивает код азбуки Морзе для него.
«Ты хочешь, чтобы я ушла?» — стучит она.
Он не отвечает.
«Я хочу уйти», — стучит она.
«Постучи дважды, чтобы я знала, что ты услышал меня».
Он делает глубокий вздох и стучит дважды.
«Это не работает», — стучит она.
«Я знаю», — выстукивает Оуэн в ответ.
«Я всегда буду любить тебя, — стучит она, — но мы просто не совпадаем по времени».
«Я знаю», — стучит Оуэн.
«Мне тридцать пять, я другая женщина теперь», — стучит она.
«Я знаю», — стучит Оуэн.
«Тебе семнадцать», — стучит она.
«Шестнадцать», — выстукивает он.
«Шестнадцать!» — стучит она.
«Мне жаль», — мягко выстукивает он.
«Это не твоя вина, О. Это просто жизнь», — стучит она.
«Но мы мертвы», — стучит он.
Оуэн слышит смех Эмили в другой комнате. Стук прекращается, и затем она заходит в его комнату.
— Когда ты впервые умер, я тоже хотела умереть. Я не хотела жить без тебя, — говорит Эмили. — Ты был для меня целой жизнью. У меня не было воспоминаний, которые бы не были связаны с тобой.
Оуэн кивает.
— Но я двигалась дальше. Я перестала ждать тебя. По правде говоря, я не верила, что когда-либо увижу тебя снова.
— Ты так и не вышла замуж, — произносит Оуэн.
— Я уже сделала это прежде. И даже если рассматривать возможность сделать это снова, ты был образцом, по которому я меряла бы остальных. — Она смеется. — Самое смешное, что я на самом деле встретила кое-кого за пару месяцев до того, как умерла. Это пока еще не было серьезно, но, возможно, стало бы.
— Я не видел этого! Я никогда не видел тебя с другим парнем! — говорит Оуэн.
— Ну, подозреваю, что ты не очень внимательно следил за мной в то время, — говорит Эмили.
Оуэн смотрит в сторону.
— На каком-то уровне я всегда чувствовала, что ты следишь за мной, Оуэн, и я почувствовала, когда ты перестал, — говорит Эмили.
Оуэн не отвечает.
— Это правильно для тебя — любить кого-то еще. Ты не должен чувствовать вину, — произносит Эмили мягко.