Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
Он все еще смотрел, спокойно, почти весело, но мне показалось, что вот сейчас он встанет и уйдет. И я ничего не смогу сделать.
Почему-то в «ненавижу» он поверил в ту же секунду. И в то, что мне может понравиться кто-то другой. А в «люблю» не верил – страшно представить, сколько.
А я любила. Может быть даже, это и был тот единственный раз в жизни, когда я действительно любила.
– А вот любовь – она для чего? Чтоб было хорошо или чтоб помучиться?
– Конечно, чтоб хорошо! Помучиться.
– На самом деле, любовь – это хорошо. По крайней мере, моя к тебе. А, скажем, моя к нему – это никак. Потому что ее нет.
Я тебя все равно буду любить. Только тихо. Нет, громко тоже можно, но ты вряд ли так захочешь. А я чего хочу? Вот. В этом весь ужас. Я не знаю, чего хотеть. Так, чтобы реально. То есть, знаю, конечно. Чтобы ты был. И чтобы эти дожди закончились.
А ты так изменился. Нет, ты – это все равно ты. Да, самый красивый, самый умный, самый настоящий. Кстати, у тебя губы как будто – а, неважно. Я же сказала, что буду любить тихо.
Ответ на все мои вопросы напрашивался сам собой: «А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам»[1], но я подумала – нет. Не хочу видеть землю на его подошвах. Ни на чьих не хочу. Хочу солнце, снег и море. И не на подошвах. И тут же вспомнила вечные слова: «Я так надеялась, что все закончится хорошо». Ага, закончится. Ага, хорошо. А дальше что? Живи и помни?
* * *
– А если этот мир правильный? – спросила я. – У тебя же все хорошо, правда? И меня ты не помнишь. Ну не помнишь, я же вижу. Так зачем тебе уходить?
Он посмотрел на меня и усмехнулся:
– А если я хочу посмотреть?
– Да на что там смотреть-то?
– Ну ладно, почувствовать.
– Что? – почти заорала я. – Боль? Страх? Бессилие?
– Нет, зачем. Почувствовать, как я тебя любил.
– Да может, ты и не любил вовсе? Может, я все придумала?
– Вот и посмотрим, – сказал он очень серьезно и раскрыл надо мной свой зонт. Звездочеты усмехнулись. Русалки всхлипнули. Чернота стала чуть прозрачней и призрачней.
Глава шестая. Обратно
Вик видел, как Ангелина смотрела на Рихтера. И как Рихтер смотрел на нее. У них обоих из глаз лилось чистое счастье. Живое, настоящее, такое редкое, что раньше Вик и не встречался с похожим. А ведь ему было уже не так мало – восемнадцать. Взрослый человек. Это было обидно. Но обидно совсем немножко, потому что у Вика проснулась гордость, ведь если бы не он, не было бы сейчас никакого живого счастья ни у Рихтера, ни у Ангелины. В конце концов, он может хоть чуть-чуть, но гордиться собой, потому что именно он привел ее к нему. Просто так. Не из-за денег, не из-за чего-то ценного материально, а просто ему захотелось помочь Ангелине. Кто бы ей иначе помог? Никто. Хотя бы потому, что никто не нашел бы дорогу к Рихтеру в этом сплетающемся и расплетающемся лабиринте множества миров. Не параллельных. Параллельные прямые не пересекаются. Но миров, существовавших одновременно, похожих друг на друга и все же разных.
Вик посмотрел еще раз, встретился взглядом с Ангелиной и помахал ей рукой. Она улыбнулась сквозь слезы и махнула в ответ. Кажется, она не поняла, что сейчас он уйдет навсегда. Кажется, она подумала, что Вик просто пошел по своим делам, а вечером снова будет с ними. Рассказывать про серый город, показывать лучшие кафе и искать номера в гостинице. Один для себя, второй для Ангелины.
Вик подумал, что так тоже могло бы быть. Но он не хотел мешать, не хотел чувствовать себя третьим лишним. Зачем? Он – нормальный человек, и у него должна быть своя нормальная жизнь. Желательно, полная приключений и счастливая. Только что ему нужно для счастья? Деньги? Волшебство чужих миров? Возможно. Зависит от того, сколько денег и какое именно волшебство. Например, цветки папоротника ему вряд ли нужны. А вот неразменные монеты, про которые он пока только слышал, но ни разу не держал в руках, может, и сделали бы его счастливым. На вечер. Или даже на пару вечеров.
А потом он вспомнил Нору. Нору и ее шрам на лбу. Нору и ее горячие, всегда горячие губы. Нору и ее вечное одиночество в глазах. Ну и что, что цветки папоротника сделали ее родителей окончательными чудовищами? Во-первых, это только для него. А во-вторых, они же старались ради Норы. Как знать, может, ради нее Вик и отдал бы все, что у него было. Не только деньги. Жизнь тоже. А что? Зачем ему жизнь без нее? Вик хмыкнул. Как он жил раньше и как живет теперь? Когда он в последний раз смотрел фантастический фильм? Когда читал какой-нибудь новый детектив? До начала алых дождей или после? Почему-то не вспоминалось. Да ладно, какая разница.
Вик выдохнул ставший вдруг густым и вязким воздух и чуть-чуть улыбнулся. Теперь он знал, куда ему нужно попасть любой ценой. Да и вряд ли цена эта окажется такой уж высокой. Ему нужно было доехать обратно до границы с нашим миром и там найти Нору. И быть счастливым. Если получится, конечно. Ведь пока он шлялся тут с Ангелиной, она вполне могла найти какое-нибудь другое счастье. Новое. Ничуть не хуже.
От мысли об этом Вик сжал кулаки и стиснул до боли зубы. Как он не подумал, что она могла ревновать его к Ангелине? Или даже не ревновать, а решить, что он – отрезанный ломоть и нечего о нем больше думать? Да нет, ревновала она, конечно. Даже следила, куда он поехал. Даже вышла из тени, чтоб не оставался с Ангелиной наедине. Но потом что-то случилось, потому что она махнула на него рукой. И отпустила.
Конечно, она его не ждет. С чего бы? Он не обещал вернуться, он не говорил, что любит. Он вообще ничего такого не сказал. Ни разу. Даже когда она в первый раз осталась с ним. Вик молчал, потому что боялся, как бы слова все не испортили. Какой он был дурак! Нужно сразу было говорить. Все. Все, что он думал о ней, то и
