Олег Мизгулин - Морок
— Хорошо. Сколько у тебя биков? — Воспользовшись паузой, спросил Вадим.
— Ни одного. — Ответила Людмила и, заметив на лице Зорина недоумение, пояснила. — Я получила крохотную толику знаний. Ну, уж если по шкале, то… пожалуй, одна двенадцатая бика. Ориентировочно.
Вадим присвистнул.
— Ни фига себе! Одна двенадцатая… Ты уже любого очкарика языком заткнёшь. Я так и вообще теряюсь с вами умными. Что же ожидать, когда вы получите все двенадцать биков?
— Шесть. Это фиксированный диапазон знаний для сохраняющих точку возврата. Так что и мне и ребятам есть, куда расти…
Из рассказа Людмилы выходило, что каждый шагнувший идёт своим каналом и никоим образом не соприкасается с эфиром соученика. Но по мере адаптации появляются возможности выхода в ЕИП. Единое Информационное Поле. А там… Там, как вещает Люсина подоблачная копия, разум в качестве увеселительных каникул или практики, как угодно, выбирает неограниченные направления сразу по трём сущим векторам: Времени, Пространству, Ипостаси.
— Если Вадиму угодно разжевать, пожалте, я разжую. — Прибралась за своей лекцией Люся, но Зорин отрицательно покачал головой.
— Я конечно дурак относительно Вас учёных, но, кажется, въехал. Народным языком, душе, в качестве бонуса, предоставляется путешествие в Любом теле, в Любое место, в Любое время. Я правильно догадываюсь?
— В яблочко! — Зааплодировала Люся.
— Фантастику читаем. — Скромно почесал нос Вадим. — Слушай, Люся, неужели Это всё происходит? С нами? Сейчас? С тобой, со мной… Это же полный…
Он не нашёл определения. Слово «маразм» подходило, но было каким-то мягким, неточным.
— Происходит, Вадим. — Просто ответила Люся. — Здесь на Холме, в преломлении двух миров искривляются все привычные человеку законы. Искажение идёт только по границе этого столкновения, поскольку в Тонком мире есть своя последовательность и логика, сильно разнящаяся от нашей. Но для Тонкого мира Холм это хаос, также как и для Нашего аномальная зона. Чертовщина рождается там, где не работают механизмы обеих сторон. Пожалуй, это веская причина на преломлении не задерживаться. Согласен? Выход во Входе, ты ведь это слышал, я знаю. Но ты зароптал и дал своему корню понять, что уйдёшь с корабля последним, если уж всё пойдёт не так. А как? Это уже программа. Я сказала, что вернусь через пятнадцать минут. Это программа моя. И наконец, чтоб тебе не метаться в своих противоречиях, Твоё Подсознание задаёт третью программу: останавливает время с тем, чтобы выпроводить Олега и оставить тебя последним. Как ты хотел…
— Я так не хотел.
— Ты не высказал вслух, но оставил пожелание в мыслях. Твоё Подсознание остановило время, чтобы не нарушить мою программу и дать тебе довершить свою: уйти последним.
— Заговорщики…
— Ты сам и есть заговорщик, Вадим. От слова «говорить», «запрограммировать».
— Ладно, разобрались. — Проворчал Вадим, обескураженный тем, что сам оказывается и виноват. — Разобрались… Только что из того, что все уйдут перенимать опыт в потусторонний мир? Возможно это дело увлекательное и полезное для градации сознания, возможно. Но как быть с нашими близкими? С теми, что потеряют нас в мире нормальном? А, Люся? У тебя родители: папа с мамой; меня ждёт баба Галя… Они же с ума сойдут…
— Ты не достаточно всё понял! Прости, Вадим, я перебью… Когда я говорила про точку возврата, подразумевалось возвращение Нас именно на момент убытия. Сколько б Мы не находились в безвременье, Здесь в мире реальном не пройдёт и дня. Нас не потеряют. Существует проблема иного характера… — Неожиданно в Люсиных глазах Некто застил «свет от окошка». В голосе её проступила твердь. — Получив шесть биков, адепты в большинстве случаев желают продолжить курс адаптации, а это — иной уровень. Уровень, за которым они невозвращенцы. ТАМ не используются грязные приёмчики, типа нажимов на болевые точки или агитационная пропаганда. К тому моменту наши подопечные очищаются от всей скверны, налипшей, так сказать, в мире мирском. Совсем как в чистилище… Итак, они вольны в выборе и выбор этот бывает редко в пользу земного существования. Такова, увы, статистика! Ведь вы, пятеро, не первые, кто попал на преломление.
— Что так мёдом намазано? — Не удержался от сарказма Вадим.
— Мёдом не мёдом, а предпочтения складываются одинаковые. — Некто в глазах Люси усмехнулся. — У тебя будет возможность, Вадим, сравнить и сопоставить. Помимо командировок по временным континуумам земной летописи, у адептов просыпается интерес к мирам иной биоструктуры. Это могут быть иные планеты, а могут быть и неизученные области земного шарика. Водный мир, к примеру, да? Что Вы знаете о нём? Ни-че-го. Разумею, конечно, глубоководную жизнь океанов, а не речушек. А какой можно собрать материал по альтернативным ответвлениям Вашей Истории. У-у! Аппетит приходит по мере распробования пищи, а питаются адепты исключительно знаниями, биками, не тяготясь позывами бренного желудка. Отсюда и предпочтения. Мало кому захочется вернуться к земным страданиям, извечному поиску еды и материального блага. Зато, какой вояж по параллельным мирам! Какая острота ощущения! И всё это возможно уже на третьем бике. Кстати, пересечение с коллегами по цеху вероятно, только в таких командировках. Да-да! Ты понял, о чём я…
— Заманчиво. Очень заманчиво. — Вадим пытался разглядеть сущность в глазах Люси, но там было темно как в колодцах. — Но что-то меня настораживает.
Глаза-колодцы расширили бездонные зрачки.
— Ты, Вадим Николаевич, рассуждаешь как земное существо. Что весьма похвально и не предосудительно. Забота о близких, печаль о товарищах — это здорово. Очень возможно, ты пронесёшь это качество через все ступени, тогда…
Существо-колодцы помедлило с раздумьем «говорить не говорить», затем вероятно решилось сказать:
— Тогда эта информация тебе будет полезна! По отлаженной механике тамошних законов седьмой бик является запороговым, когда о возвращении не может быть и речи. Но есть тонкость, позволяющая деликатным образом обходить подобную строгость. Если, скажем, не завершить седьмую степень, не доучиться, по-вашему, а пройти курс наполовину, то за плечами адепта считаться будет только шесть биков, но никак ни семь. Статус шести позволит ему вернуться в материальный мир, а половина адаптации незаконченного седьмого уровня, научит послушника вернуть не только себя, но и своих сотоварищей.
МИНУЯ ИХ ВОЛЮ
Последняя фраза была подчеркнуто выделена, и Вадим, который повесил уши на крючок от этих «адаптаций», «биков», «преломлений чрезвычайно оживился. Просто вскинулся.
— Ну-ка, ну-ка! С этого места чуть поподробней! Как это вернуть их, минуя волю? Связать, кляп в рот и насильно назад?
Некто в Люсиной оболочке едва заметно усмехнулся, тронув уголки её губ.
— Твои рассуждения специфичны для непосвященного в тонкости неизученного мира. Изучи, Вадим, новый мир! Шесть с половиной бика тебе, адепту новой реальности принесут знания, позволяющими оперировать инструментами, аналогов которых нет в материальном мире. Тебе не придётся брать «языка» как на войне. ТАМ всё происходит тончайше и деликатно.
— Тончайше, деликатно, бики… — поддразнил Зорин. — Совсем запутал. Запутала… Запутал. Я даже не знаю, как к тебе обращаться…
Он встал, медленно прошёл к Людмиле и вдруг схватив за плечи, рывком поднял её на ноги и, не давая опомнится, жестко встряхнул. Раз. Другой… Голова девушки тряпично как у куклы дёрнулась, губы нервно сжались, но Вадим глядел в пропасть-зрачки. Те на секунду стронулись, словно рябь пошла по воде. Затем Некто тёмный «отошёл от окна». Зрачок сузился до нормального размера, и цвет радужки приобрёл светло-голубой тон. Девичьи плечи хрупко обмякли в его руках, на него глядела Люся.
— Вадим Нико… — Вадим отпустил её. Пальцем закинул её непослушную прядь. Как можно мягче улыбнулся.
— Прости! Захотелось вернуть тебе человеческое лицо.
Он прошёл на своё место и налил из ведёрка, ещё не успевший остыть, чай. Две кружки. Одну отнёс Люсе.
— Давай-давай! Как в добрые времена. Отключи пока Мефистофеля…
Люся покорно взяла кружку чая, смущенно улыбнулась, совсем как та милая простушка, которую знал Вадим в первые дни похода.
— Может, оленинку пожуём? Могу освежить на огне. Погорячее чтобы…
Людмила замотала головой.
— Спасибочки, не хочу!
— Тогда, чтоб не пустой чай, у меня там три-четыре сушки в рюкзаке…
— Сушки? Так мы их когда кончали…
— С неделю, а то и две… А эти, похоже, выпали из общей расфасовки и под свитерами залежались, представляешь?!
У них завязался житейский разговор под чай. Как и Олег давеча, Люся избегала направлять русло беседы на злободневную тему. Так называемый Мефистофель с её лица исчез, или ж спрятался до поры, затаился. Люсенька, по обыкновению смущаясь, рассказывала о своих увлечениях, о планах её с Олегом на будущие два года, о всяких пустяках, и это Зорина вполне устраивало. По крайней мере, пока. Проблема никуда не делась, но Вадим пожелал отдохнуть от академического тона вторых сущностей. Захотелось тупо расслабиться на закате дня, не вбивая мозг тяжёлые гвозди. Сидеть ровно и слушать бабью трескотню, да уворачиваться от едкого дыма костра. Совсем как недавно. Совсем как давно… Про себя Вадим твердо решил: пойдёт хоть в преисподнюю со всеми её уровнями и иерархией, но команду вытащит. У него действительно не оставалось выбора. Только вперёд. А открывшаяся перспектива вышколиться на шесть с половиной баллов и забрать своих орлов ОТТУДА, умиляло сердце надеждою. В том, что он всё поймёт и всё вкурит как надо, Вадим не сомневался. Пусть он сейчас туп как дерево, но его протеже Мефистофель тоже… Не пальцем деланный. Похоже, они все — братья из ларца, одинакова лица. Открывшаяся возможность, выболтанная Люсиным двойником, успокоила Зорина. У него поднялось настроение, укрепилась надежда, и вернулся маломальский утраченный оптимизм. Глядя на щебетавшую рядом девушку, Зорин представлял себя скоро испечённым адептом потусторонней науки. Или как лучше сказать… Антинауки? Он представлял себя с изменённым сознанием, перекроенным под непохожую действительность. Этаким сухарём-всезнайкой с чёрными на весь белок зрачками. Впрочем, там, куда он пойдёт, это будет его настоящее лицо. Его земное Я со скудным земным словарём синхронизируется полностью со своим подсознанием. И тёмный двойник поведёт его словно гид по лабиринтам чужого мира. Готов в оборотни, Вадим Николаевич? Отчего же! С удовольствием! В глубине души, тем не менее, клубились противоречивые чувства. Несмотря на подтрунирование, иронию и сарказм, Зорин невольно преклонялся перед точеным языком Вторых Лиц. Перед их безапелляционной выдержанной линией и свободным поведением в инородной среде. Вадим понимал, что боится и хочет одновременно, словно одомашненный кот, выскочивший за пределы, давно изученной им, квартиры. Неведомость и опасность возбуждали, толкали, а рассеивание группы давало свободу перемещения. Он несколько раз нервно вставал и присаживался, теребил несчастное ружьё. И понимал, что всё это уже не страх, а коктейль из ожидания, нетерпения и любопытства. «Стареешь, Вадик, стареешь! — усмехался он своим мыслям. — Подрастерял выдержку, необходимую снайперу флегматичность».
