J.M. - Ад Лабрисфорта
Вскоре вся площадь заполнилась народом. Человек на помосте, видимо, решил, что зрителей достаточно, и заговорил. Голос был высокий, звонкий - все-таки это оказалась женщина. Точнее, молодая девушка.
- Братья и сестры! - она не просто говорила, а выкрикивала слова, и они вонзались в тишину, как вонзаются в мишень остро отточенные кинжалы. Толпа вела себя на удивление тихо. - Вы собрались здесь, чтобы стать свидетелями моей преданности нашей великой Вере! И я клянусь: вы ими станете!
Внезапно толпа взорвалась громом голосов, в которых смешивались восторг, благоговение и... ярость.
- В доказательство своих слов я выполню Жертвенный обет - здесь и сейчас!
Новая волна многоголосого крика взлетела к серому небу.
Происходящее все больше становилось похоже на какой-то обряд. Но что именно должно случиться?
Долго гадать Флэшу не пришлось. Из рукава балахона девушка извлекла предмет, ярко и холодно блеснувший в ее руке. Нож.
Несколько раз ткнув лезвием в левый рукав своего одеяния чуть пониже плеча, она с силой потянула материю и отшвырнула оторвавшийся кусок. После проделала то же и со вторым рукавом.
Зрители смолкли. В туманном воздухе вновь повисла тишина. Напряженная, ожидающая.
Девушка села на помост, поджав под себя босые ноги. Склонила голову, сосредоточенно глядя сквозь пряди волос. Но направлен этот взгляд был уже не на зрителей. Она смотрела куда-то в пустоту - или, может быть, внутрь себя.
А потом девушка подняла руки, правую - с ножом в ладони, и левую - запястьем вверх. Свела их перед грудью, и с молниеносной быстротой и точностью начертила на запястье т-образный разрез. Мгновение рана оставалась почти незаметной - мгновение перед тем, как потемнела и обозначилась двумя густо-алыми чертами.
Не теряя времени, ставшего вдруг таким драгоценным, девушка перехватила нож изуродованной рукой и разрезала правое запястье. Потом пальцы разжались и ненужное больше оружие выпало из них.
Самоубийца раскинула руки в стороны, точно пытаясь обнять глазеющую толпу. Буквы "т" на ее запястьях потеряли четкость, растеклись бесформенными пятнами, кровь закапала на доски помоста. Тонкие пальцы раскрытых ладоней были бледны, так же как и ее лицо, на котором отражалась все та же сосредоточенность... но окрасившаяся в новый, блаженно-мученический оттенок.
Толпа замерла, не смея шелохнуться. Толпа видела героиню, которая исполняет обет, добровольно отдавая жизнь во имя Веры. Толпа испытывала благоговение, не замечая во всем это ни бессмысленности, ни жестокости. Глаза жадно провожали каждую каплю жизни, покидавшую тело самоубийцы.
Флэш почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Но люди вокруг стояли чересчур плотно: чтобы пройти, их пришлось бы расталкивать. Усилием воли Уэсли запретил себе делать это. Продолжал стоять, зажатый живыми тисками, и старался не смотреть на сцену. Но зрелище притягивало взгляд против воли.
Кровавые лужи на досках помоста становились все больше. Голова самоубийцы клонилась на грудь. Плечи дрожали от напряжения. Казалось, это не закончится никогда. Но настал момент, когда потеря стала слишком большой. Девушка ослабела, не могла больше сидеть и упала на бок, неловко подвернув искалеченную руку. Толпа от этого падения пришла в неистовство. Раздался долгий протяжный крик - один из множества глоток. Люди начали раскачиваться из стороны в сторону и подпрыгивать. Поднятые к небу руки скрыли помост от глаз Флэша. Под оглушительный гул голосов, повторяющих одни и те же слова, которые невозможно было разобрать, Уэсли принялся расчищать себе путь через толпу. Сейчас, когда все вокруг пришло в движение, это было совсем не трудно.
Успокоилась толпа так же внезапно, как начала буйствовать. А потом стала таять на глазах, превращаясь в отдельных людей, которые расходились в разные стороны. Мертвая мученица, лежащая на помосте и похожая скорее на бесформенную кучу тряпья, чем на человека, уже никого не интересовала.
Зато теперь освободившееся внимание горожан не мог не привлечь чужак. Новое сборище образовалось уже около Уэсли. Конечно, далеко не такое огромное, как вокруг самоубийцы, но все же порядочное. Послышались удивленные возгласы. Потом один из горожан выступил вперед и произнес:
- Мы не спрашиваем, кто ты и откуда. Но покажи нам свой Символ Веры.
Показать?.. Значит, здесь под этим словосочетанием подразумевается какой-то предмет. На всякий случай Флэш сам проверил свои карманы, но в них ничего не обнаружилось.
- Ты не хочешь выполнить просьбу? - несмотря на мягкую формулировку, вопрос прозвучал довольно угрожающе. - Ну так я сам взгляну...
Цепкие пальцы ухватились за ворот куртки Флэша и рванули с неожиданной силой. Уэсли мог бы воспротивиться этому. Мог бы даже сломать эту руку, не дав ей завершить движения. Но не сделал этого.
Ткань разорвалась, открылась грудь Флэша, и все собравшиеся чуть ли не в один голос воскликнули:
- У него нет Символа!.. Нет!
- Нет! Нет!.. - загремело со всех сторон.
Верующие возводили глаза к небу и прижимали ладони пониже своих шей - туда, где, скрываясь под балахонами, находились их собственные Символы Веры.
Говоривший с Флэшем кое-как справился с изумлением и вновь обратился к нему:
- Нам не остается ничего, кроме как отвести тебя к Его Святейшеству. - Произнося последние слова, он почтительно склонил голову. Почтение это было адресовано явно не Уэсли.
- Да! Да! - раздались одобрительные возгласы из толпы. - Отведем его в Главный Храм!
Было бы по меньшей мере странно, если бы здание Главного Храма не походило на серую коробку Лабрисфорта. Хотя трудно даже вообразить себе архитектурную форму, менее подходящую для какого бы то ни было святилища. Впрочем, для здешних сумасшедших это в самый раз.
Над входом красовалась геометрически неправильная звезда со множеством несимметричных лучей, отлитая из желтого металла, вполне возможно, из золота. Видимо, увеличенная копия того самого Символа, который с него только что так настойчиво требовали.
Двери никем не охранялись. Входили и выходили горожане совершенно свободно. Но при этом обязательно склонялись в низких поклонах. И это был не единственный знак почтения - в чем вскоре убедился Уэсли.
Вступив под своды своего святилища, в огромный полутемный зал, его "провожатые" дружно рухнули на колени и принялись сотрясать воздух ритуальными фразами, которые громко твердили хором. О Флэше на время, вроде бы, совсем забыли. Но шанса выбраться из Храма не представилось - коленопреклоненные тела окружали со всех сторон. Протиснуться, не наступив на кого-нибудь, было просто нельзя.
Когда обряд, наконец, завершился, горожане поднялись с колен и лишь теперь заметили, что Уэсли все это время простоял в полный рост. Очередное святотатство потрясло их не меньше прежнего, но, похоже, бурное выражение отрицательных эмоций под сводами Храма не приветствовалось. Последовало некоторое замешательство - наверное, они задумались, можно ли вообще безбожнику-чужестранцу находиться в их святилище. Потом кто-то из них (может, тот, который первым заговорил с Флэшем, а может, и другой - лиц под капюшонами толком видно не было) произнес прерывающимся от волнения голосом:
- Уж теперь-то мы просто обязаны довести все до сведения Его Святейшества!
- Идемте, идемте, - тут же поддержали его другие.
Покинув зал, они двинулись по узким коридорам Храма. Верующие, сгорбившись и твердя под нос молитвы, семенили друг за другом длинной вереницей, Уэсли шел среди них. Но слишком близко к нему они старались не подходить, чтобы подолы их балахонов случайно коснулись ног Флэша.
В коридорах царил полумрак. Окон не было. Скупое освещение давали только расположенные на порядочном расстоянии друг от друга массивные лампы, стилизованные под старину. Стены сплошь покрывали какие-то письмена. Глядя на них, Уэсли почему-то вспомнил исчерченный потолок своей лабрисфортской камеры.
Флэш и его многочисленные сопровождающие были далеко не единственными посетителями Храма. Навстречу попадались такие же бормочущие "балахоны", иногда - по одному, чаще - группами по несколько.
Конечно, сразу зайти к Его Святейшеству было нельзя. Сначала пришлось поговорить с его приближенными. Переговоры затянулись. Стоя возле двери в кабинет Его Святейшества, на которой, естественно, красовался знакомый уже Символ, Уэсли гадал - с кем ему предстоит встретиться? Кого так фанатично почитают эти легковерные болваны?
Когда милостивое разрешение на визит было получено, четверо горожан, один за другим, просочились в "святейшую" дверь и протолкали с собой Флэша.
Последовали долгие витиеватые приветствия, превозносившие Его Святейшество до самых небес и еще выше. И только после этого один из верующих неестественно дребезжащим голосом сказал:
