Юрий Леж - Черный дом
Подошедшая поближе Нина попробовала через плечо Голицына заглянуть в этот зыбкий полумрак, но жандарм решительно и твердо придвинул репортершу ближе к стене, кивнул Ворону и, без лишних слов, первым скользнул в новое помещение.
— Не надо, там…
Сова не успела договорить, следом за подполковником, уходя от дверного проема вправо и стараясь держать под прицелом возможно большую площадь перед собой, нырнул в комнату Алексей. И, будто заговоренная, туда же рванулась Нина, наверное, после всего увиденного, побоявшаяся остаться наедине с покойниками.
Сумрачная комната казалась бескрайней, дальняя от входа стена терялась в неверном, зыбком свечном освещении. И поражало невероятное количество зеркал — настенных, напольных, настольных, установленных на специальных, тонконогих подставках. И у каждого зеркала горели свечи, то прикрепленные прямо к раме, то установленные рядом на полу, то мерцающие в старинных, позеленевших от времени канделябрах. Может быть, из-за резкого перехода из светлого, хорошо освещенного помещения сауны в этот мерцающий мир колеблющегося пламени, может быть из-за натянутых, как струна, нервов и ожидания встречи с оборотнем, а может быть, все так и было на самом деле, но всем четверым, каждому по-своему, показалось, что где-то в глубине зеркал тревожно мечутся невнятные серые тени, похожие то ли на призраки чужих отражений, то ли на живущие в зеркалах привидения. Отвлекшись на них, никто из вошедших в Зеркальную комнату, а вместе со всеми туда вошла и Сова, не заметил, как мягко, беззвучно, вернулась на место массивная, тяжелая портьера, оказавшаяся изнутри почему-то бархатно-черной.
То ли отблески многочисленных свечей, то ли тени в зеркалах, то ли общее мистическое наполнение комнаты, то ли все это вместе не позволили опытнейшему штурмовику и настороженному подполковнику жандармерии уловить тот момент, когда Матвей очутился позади женщин. Даже Сова, доморощенная Кассандра, ничего не поняла в тот миг, а лишь ощутила, как чья-то рука стальной хваткой берет её за загривок и начинает неторопливо и болезненно сжимать…
— Пистолеты — на пол! Медленно!!! — чеканя слова, скомандовал Матвей, прихватив за шейки обеих женщин и загораживаясь ими, как щитом, от прянувших в разные стороны Голицына и Ворона.
Но, видимо, насмотревшись всяких кинобоевиков, где лихие штурмовики лихо освобождают заложников или, наоборот, прикрываясь ими, выпутываются из любой передряги, Матвей так и не понял, чем обычная жизнь отличается от кинематографа.
Презрительно фыркнув, подполковник демонстративно и быстро сунул свое оружие в подмышечную кобуру, высказавшись при этом:
— Бросать пистолет и любое другое оружие — это моветон… Ты согласен, Ворон?
Не глядя на жандарма, а продолжая контролировать каждое движение Матвея, Алексей кивнул головой, понимая, что от него сейчас требуется только подыгрывать старшему по званию, должности и опыту.
— Руки шире в стороны, иначе им шеи сломаю в секунду, — автоматически продолжил Матвей, кажется, даже и не заметив, что первое его требование было не просто не выполнено, но и оговорено. — Быстро!!!
— Да и ломай, — согласился Голицын, демонстративно скрещивая руки на груди. — Кто они такие? А как их убьешь, то и останешься с нами один на один, без защиты…
Матвей на секунду-другую задумался, интуитивно понимая, что все идет не так, не по правилам вестернов и детективных романов. И этот холеный аристократ ведет себя слишком спокойно и нагло, и этот замухрышка в мундирчике второй свежести… ох, ты… он так и не бросил пистолет… просто опустил его, будто спрятал в тени зеркальной рамы…
— И чего так орать, как пьяный в кабаке, — продолжил подполковник, брезгливо морща нос. — Разве это обяза…
Тут Голицын повел руками, вроде бы опуская их с груди вниз, но на полпути делая стремительное, едва заметное глазу движение… И Ворон плавно, будто в замедленной съемке, распластался то ли в прыжке, то ли в падении, ловя стволом пистолета беззащитные ноги Матвея.
Что-то стремительное, матово-черное сверкнуло в мерцающем, трепещущем мраке, а злые пули уже кромсали, рвали ноги Матвея… и вороненый, короткий стилет входил в правую глазницу…
— Прошу вас, поднимайтесь, барышня, — сказал Голицын, вырывая из правого глаза убитого тонкий черный стилет, свое "секретное оружие последнего шанса".
Нина, которую ликвидированный оборотень повалил в последнем своем, уже неосознанном движении, с большим трудом, опираясь на руку подполковника, поднялась на ноги и, непритворно охнув, жалобным голоском сказала:
— Каблук… сломался…
— Каблук починим, — уверенно ответил Голицын. — Или найдем вам новую обувь, верно?
— Да-да, конечно, — марионеткой закивала репортерша, все еще пребывая в шоке от стремительного и смертельно опасного развития событий.
Будто остолбеневшая сразу после захвата Сова, простоявшая все это время неподвижно, как памятник самой себе, неожиданно опустилась на пол, уселась, подтянув ноги к подбородку и высказалась, как всегда, невпопад:
— Западня… он нас заманил в западню, из которой нет выхода…
14Лицо убитого не было похоже на тот классический стереотип оборотня, навязываемый обывателем многочисленными мистическими романами и кинематографом. Никакой лохматости, звериной, заостренной морды, круглых волчьих глаз с вертикальными зрачками. На первый взгляд, да и при более внимательном осмотре оказалось, что у лежащего на полу мертвого тела самое обычное лицо, разве что, малость вытянутое вперед, да еще из-под губ поблескивали белоснежные, гораздо длиннее простых, человеческих, клыки. И еще необычными были глаза, когда-то разноцветные. Теперь на Голицына, осматривающего труп, невесело смотрел лишь один уцелевший, застывший, будто подернутый морозцем, светлый глаз.
Услышав слова Совы про западню, подполковник резко выпрямился, оборачиваясь к сидящей на полу девушке, и переспросил:
— Что значит — западня? Вы не могли бы изъясняться точнее?
— А то и значит, что выхода в прежний мир отсюда нет, — сердито отозвалась Сова.
И будто бы подчеркивая её неожиданно резкие слова, колокольным ударом раздался лязг металла о металл. Впрочем, звук этот, показавшийся чуточку зловещим в мистической потусторонней атмосфере Зеркальной Комнаты, имел самое естественное происхождение. Воронцов, стоящий поодаль от остальных, сменил в пистолете едва ли на четверть опустевшую обойму на свежую и привычно загнал в ствол первый патрон.
— Как же нет? — слегка удивленно спросил Алексей. — Вот же он — выход…
И штурмовик ткнул стволом пистолета в направлении черной бархатной портьеры, за которой, по его мнению, должна была находиться сауна в подвале "Черного дома", наполненная жертвами только что ликвидированного субъекта.
— Вы не понимаете, — все так же сердито, но уже с каким-то оттенком безнадежности в голосе, сказала Сова. — Выход есть всегда, и отсюда тоже, но куда?..
— А можно пояснить так, чтобы мы поняли? — спокойно, но настойчиво переспросил Голицын.
— Можно… попробую. Видите — зеркала… в них отражаются варианты будущего… и прошлого тоже, будущее так же влияет на прошлое, как и прошлое на будущее…
Сова задрала голову и попыталась поймать своими круглыми птичьими глазами взгляд жандармского подполковника. На какую-то долю секунды ей это удалось, и девушка заметила в глубине глаз Голицына бешеную работу мысли. Приободренная этим, она продолжила:
— Я не знаю, как, но все эти варианты отражаются на нас, пока мы находимся здесь, в этой комнате. Меняется наше прошлое, меняется наше будущее, каждую секунду, каждое мгновение. Причем так, что это невозможно предугадать… без всякой логики… без всяких причинно-следственных связей…
"Какие она слова-то знает, — удивился Воронцов. — А по виду — шарамыжка шарамыжкой базарная… удачно как прикидывается…"
— Мы все-таки выйдем из Зеркальной Комнаты? — уточнил главное на сей момент Голицын.
— Конечно, — кивнула Сова. — Замкнутых пространств не бывает, бывают запертые, но это — открытое, без ограничений.
— И сколько же шансов на то, что там, — вмешавшийся вновь в разговор Ворон опять махнул пистолетом в сторону портьеры, — что там — сауна?
— Как в любой игре — пятьдесят на пятьдесят, — нарочито усмехнулась Сова. — Или сауна, или нет. И самое худшее, что я не вижу этих вариантов, как видела до сих пор.
— Послушайте, Кассандра, — спросил Голицын. — И сколько же людей знали про эту Зеркальную Комнату?
— Да все знали, — приподняла бровки Сова. — Только кто-то верил, кто-то пропускал мимо ушей. А таким вот, как тот Степка… им и дела никакого не было ни до зеркал, ни до вариантов будущего. Пожрать, выпить, с женщиной покувыркаться… ну, еще иной раз показать своим дружкам, какой за ним папашка стоит — вот вся его жизнь.
