Знахарь - Александр Павлович Сапегин
Отвернувшись от бабищи, старик потрепал по кудрям босоного правнука.
— Буде, Данилушка, в городище за такой двугривенный7 дают. Идём отсель, пущевай она от жадности подавится. Запомни, Агафья, скупой платит дважды, а ты три раза воздашь, помяни моё слово!
— Катись отсель, немочь старая, — ощерила жёлтые пни зубов баба. Оглянувшись туда-сюда на греющих уши соседей, она подхватила с земли оставленную старым травником монету. Миг, и медный кругляш исчез в потайном кармашке.
— Деда Прохор, а пошто ты деньгу не взял? — когда пара из мальчишки и старика дошла до конца улицы, любопытство таки «доело» Данилу.
— Запомни, Данила, мы — люди, а не псы дворовые, которым можно кость бросить. Если не будешь блюсти достоинство, то и будут к тебе, аки к собаке обращаться, а деньга… Деньгу мы ещё заработаем, сама Агафья на поклон прибежит и сторицей наперёд заплатит, поведай-ка мне лучше, какие травы собирают ночью, а какие по росе?
— Ну, — смешно наморщил лоб мальчишка, — по темени берут беладонну, белену, дурман, крапиву, если выжимку для притираний делать, а ромашку ночью в бутонах для кашицы берут…
Загибая пальцы, Данила назвал ещё с десяток трав, замолчав, он смешно повёл носом и обернулся к Прохору:
— Деда, а зачем ты с тёткой Лукерьей и дядькой Макаром на восходе в лес ходил и что за травы Лукерья в подол понёвы собирала?
— Скажи, что с тобой делать, пострелец? Пошто разнюхивал? Отвечай!
— Дык интересно же, — мальчишка нисколько не испугался грозного тона, но на всякий случай отошёл от старика на пару шагов дабы не схлопотать вразумляющего подзатыльника. — А супротив волков и ведьмедей я наговоры знаю, ты сам учил, да и по лесу я лучше тебя хожу. Я в пяти аршинах за твоей спиной прятался, а ты не заметил.
— От-ты-ж, научил на свою голову, — почесал маковку травник. — Ладно, мотай на ус. Есть травы и цветы, которые должны собирать только бабы или девицы, а не мужики, иначе они теряют целебные свойства. А есть травы, которые люди должны рвать и готовить сами, ибо чужие руки не годятся.
— А они токмо по росе берутся?
— Не токмо. Росы тожа разные бывают, запамятовал? По закатной росе, восходной, в туман, ночью, днём — всяко собирают и рвут, так как лихоманки8 разные и свойства у трав для их изгнания различаются. Зависит ещё какой отвар требуется и от какой пакости или кому кожные притирания надобны с примочками, а ежели спину али поясницу прихватит, то согревающую огневицу треба делать. Мужики делают грубые сборы, а бабы и девицы мягкие, обволакивающие, такие же, как их бабская природа.
— Деда, ты сказывал о том, я помню, ты про Лукерью скажи.
— А ты ещё послушай! — Прохор таки дотянулся до правнука, легонько щелкнув того по затылку. — И не перебивай старших, ишь охоту взял. Лукерью ему подавай. Не дорос ещё до Лукерьи. Лукерья с Макаром детей хотят, наши сплетники уж судачить начали, что сноха у Демидовых пустоцвет… Надысь пойдём в лес, покажу, какие коренья собирать и травы с цветами рвать для того, чтобы жинка понесла, токмо рвать их должна сама баба, ребятёнка жаждущая, и токмо в подол понёвы.
— Это потому, что детей в подоле приносят? Да, деда?
— И поэтому тоже, правильно догадался, молодец! Сушит и отвары варит тоже баба с наговорами бабскими специальными. Я их тебе поведаю и, если ты их за завтра назубок не выучишь, уши-то я тебе надеру! Пить отвар необходимо семь дён по малой чарке и через седмицу даже самая пропащая баба, если у неё женское нутро не мёртвое, может понести. Запомни, семь дён! Не больше.
— Я запомню, не надо мне уши драть. А Лукерья понесла?
— Понесла, — тяжело вздохнул старик, за день смертельно уставший от расспросов любопытного мальчишки. — Двойня у Демидовых будет.
— А как ты… а-а-а, ты опять «взором волхва» смотрел? Деда, ты ослепнуть на старости лет задумал? Пошто ты меня сиротой оставить хочешь?
— Цыть! Ишь, распричитался, аки плакальщица, я ишшо помирать не собираюсь. Подождёт меня домовина9. Ты думаешь три рубля мамке с неба свалилось? Твои штаны тоже денег стоят, а они в огороде не растут. Попью отвары, не в первой, да очи на ночь кашицей намажу. Как раз завтра утром и нарвём на них трав, покажу каких и как их сушить и перетирать.
— А городской купец в прошлом месяце тебе цельный империал10 дал тоже за «взор»? Дед, я тя оглоблей поперёк хребтины перетяну, чтобы ты глаза не портил! Ишь, шо удумал!
— Если ты меня, внучок, оглоблей перетянешь, я окочурюсь, — сделав длинный шаг, Прохор догнал Данилу и крепко прижал его к себе. Чтобы он не говорил и не делал, но старому травнику была приятна искренняя забота правнука. — Цыть мокроту на ровном месте разводить. Поучу я тя «взору», со мной будешь ходить, но наговоры и всё остальное чтобы завтра назубок выучил, смотри у меня!
Через неделю за калиткой старого, вросшего в землю дома травника, нарисовалась старостиха, смущённо переминающаяся с ноги на ногу. Разглядев Агафью, Прохор сморщился будто прошлогодняя пожухлая картофелина, усмехнувшись в вислые усы и потеребив кончик куцей бородёнки. Острые на язык соседки Огнёвых донесли до старика беду, настигшую жадную бабу. Жадная старостиха который день кряду из нужника не вылазила, ежечасно хлопая дверью деревянного сараюшки рядом со скотным двором. Не окончивший никаких академий Прохор был неплохим психологом-самоучкой. Зная повадки жены Никодима, он заранее добавил в сбор пару травок, безобидных для страдающего от лихоманки мужика, но дающих интересный эффект у здоровых людей, любящих тыкву. Агафья, в отличие от мужа, тыкву любила, да и кислого, с клюквенным вкусом целебного отвара мужа она не отказалась попробовать пару-тройку раз. Через три дня, как и обещал сморщенный травник, болезнь отступила и Никодим крепко встал на ноги, зато его сварливая половина почувствовала себя «очень не очень». К обеду до ушей деревенского старосты дошли все последние слухи и сплетни, так что он быстро пришёл
