Амулет мертвеца - Константин Чиганов
Потом они ели конфеты и пили прямо из бутылки. Кем там ни стал бы Данил, алкоголь его не смутил.
Он откинулся на спину на постель, глянул ей в лицо диким взором и сказал:
— Даш, я убил человека.
Она молчала. Кажется, не дыша.
— Там, в Питере. Он хотел украсть чертов амулет. Обычный воришка, карманник. Я успел его догнать ну и… озверел. Я уже не человек, Даш. Не будет хэппиэнда. Я опасен. Для тебя — прежде всего. Ты оживила чудовище. Не вышло из меня принца.
— То есть если бы ты его не догнал?
— Да, я бы разложился. Как те зверюшки.
— А дальше? Что было дальше?
— Тело… в общем, нет его. Совсем. Амулет сработал на трупе. Гнусное зрелище. Я потому еще и обрадовался, когда ты захотела уехать. Нельзя нам так, вместе. Даш, а если я потеряю контроль? Если ОНО полезет из меня сейчас?
— Но я не стану красть твой амулет. Честное слово.
— Да какие шутки, дурочка? Плевать на меня, я труп, хуже чем труп, упырь, зомби, вурдалак. Я за тебя боюсь безумно. Накатит снова…
— И тогда ты меня убьешь. И оживишь такой как ты. Но уже от меня не отвяжешься.
Она уверенно легла в его объятия, обнаженная, светясь в лунном отблеске.
— Дань, когда тебя… зарыли и разошлись. Я стояла у твоей могилы и молилась не Богу. Я и крест больше не надевала, отдала нищенке. Думала выбросить, но это как-то совсем детски. Да и золотой все же.
Бог убил тебя и убил с тобой меня. Походя, одним пальцем. Не знаю за что. Плевать. Я Его ненавидела. Я другим молилась, чтобы тебя вернуть. Любым. Только чтобы ты меня не забыл. И ты вернулся. Данька, ты правда думаешь, я струшу и сбегу? Балда бессмертная.
Он покачал головой, закрыв глаза.
— Мне жалко того дурака. Но испугалась я, когда ты сказал про украденный амулет.
— Поздно было пугаться, — он обнял ее и зарылся лицом в душистые светлые волосы, пахнущие мятным шампунем и немного морем. — Я всегда знал, ты психическая, Дашка. Стихийное бедствие мое. Маньячка и вурдалак, сладкая парочка.
Она уснула без малейшего чувства опасности.
И когда проснулась от утренних розоватых лучей, в измятой прохладной постели она лежала одна. Но рядом на подушке краснела полураспустившаяся роза. Романтик. Балбес. Как ей прикажете теперь дожить до следующей ночи?
Дети Дашу любили. Она, правда, не мечтала о маленьких пяточках, детском реве по ночам, приготовлении уроков и поделок — видно, генетическая программа сломалась, впрочем, Данил тоже не заводил речь о детях. До… до истории (да, с кладбищем) как мысленно предпочитала говорить Даша, их вполне устраивало существование вдвоем. Смешно, такие простые человеческие проблемы…
И все равно дети вечно к ней липли — красота и обаяние тому виной, или потому что Даша никогда с детьми не сюсюкала, почитая унизительным, а обращалась как со взрослыми, «может, чуть поменьше ростом», но знакомые педагоги ей завидовали.
Вот и теперь репортаж шел как по накатанному, дети (правда симпатичные и умненькие) встречали ее улыбками, оператор ловил именно то что нужно, словом, лепота.
И все время Даша чувствовала устремленный на нее откуда-то издалека внимательный, заботливый взгляд, догадывалась и улыбалась про себя.
Данил проводил новыми, по-птичьи зоркими глазами маленький бело-синий автобус со съемочной группой. Вот он миновал светофор, протиснувшись меж машинами самых нахальных отдыхающих, вот побежал по серпантину в город. Все в порядке. С ней все в порядке, и не надо было накручивать себя и пялиться на и так охраняемую территорию.
Он провел ладонью по глазам, по привычке, глаза на уставали и не болели. Пришлось прикрутить слух, цикады разверещались просто как одержимые, так и сверлили воздух серебряными зуммерами. Но еще кое-что…
Показалось или нет? Может ему вообще теперь «казаться»? Но слабый вскрик от подножия горы, уходящего в яркое бело-голубое море он услышал.
Никогда при жизни он не смог бы так двигаться. Перелетая с камня на камень, прыгая через трещины, без малейшего страха — тело само знало свои риски и пределы.
Он опоздал, конечно.
На скалах внизу обычные глаза, пожалуй, не заметили бы бурый длинный сверток, вот ударила волна и пена его скрыла, смыла темно красные полосы на каменной наклонной плите, куда он упал сверху. Опала — показалась всклокоченная борода и лысина, чистый бомжик из подворотни, такие тянутся в здешние края по теплу, живут подаянием, спят на скамейках, заполняя чистенькие приморские скверики вонью и звуками мата. Делирий? Полез, как отец Федор, на скалы, искать свою царицу Тамару?
Волна качнула несомненный труп, борода задралась и Данил увидел глубокую рану на грязном горле. Знакомый вид. Еще вал — тело сорвалось и его потащило глубже. Где не найдут и искать не будут.
Кто-то наблюдал за ним. Кто-то зоркий, хладнокровный и внимательный. Ощущение не оставляло, а теперь ощущениям Данил доверял.
Он бесполезно покрутил головой, конечно, ничего не увидел.
Истинное спасение жаркой части планеты — кондиционер. Жаль, в Анапе включенные кондиционеры регулярно отрубают электричество в самую жару. Наверное, единственное помещение без кондишена Данил нашел не без труда — пристройка во дворе полуслепой бабки потому и сдавалась так дешево, что не хватило бы на пару дней столовского питания. Данила устроила и цена, и равнодушие хозяйки, жара его больше не мучила, хотя и не доставляла удовольствия. Как некое неудобство. «Я чувствую ущерб», да. Именно.
Он собирался побродить под вечер по берегу, по знаменитой лестнице в сорок тысяч или сколько там ступенек, ведущей с ору внизу вдоль обрыва. Поглядеть на невысокий черно-белый маяк. В Анапе он никогда не бывал, в сравнении с Сочи воздух тут казался свежее, без душно-банной влажности, и постоянно дул ветерок.
На его убогой кровати, застеленной пестрым «ковровым» покрывалом родом из СССР, белел аккуратно сложенный лист. Дверь заперта, хозяйки нет. Снаружи на записке четким, изящно волнистым почерком, кажется, писали стальным пером, хотя ерунда, конечно — «Приезжему хладнокровному от коллеги».
С юмором. Чтоб вас.
Внутри той же рукой.
«Завтра в 20 00 клуб «Фламинго», интеллектуальная (и не лень было выписывать) игра «Квиз-топ», стол 6. Ради твоего блага и известной нам с тобой особы из прессы».
Данил изменился не только телом. Раньше он бы зарычал от ярости, теперь — ощутил холодный гнев. Хладнокровный. Да. Я вас хладнокровно на запчасти