Чёртовы колядки - Алёна Берндт
– Утро доброе, – сказал он, принимая от меня собранный для него обед, на этот день была очередь Елизаветиного двора кормить пастуха и его помощника, – Благодарствуйте, хозяюшки!
Елизавета цедила утреннее молоко, и я привычно собрала сохнувшие в веранде крынки. Сегодня идём по ягоды, Елизавета вчера сказала мне, что пойдёт одна, она привычная, а я могу остаться дома и отдыхать.
– Погода жаркая, поди на озеро искупайся, отдохни, – говорила она, – А я по ягоды соберусь, ещё с вёсны присмотрела земляничник большой, как раз пора пришла.
– А можно мне с тобой? Я не хочу больше на озеро, – меня чуть передёрнуло, почему-то Антонина вспомнилась мне сейчас не той, какую я в лодке встретила, а другой… которую я видела на пороге её квартиры.
– Ну, коли хочешь, так идём со мной. Ты никак боишься озера-то теперь? Не страшись, плохого здесь с тобой не случится. Ну ладно, со мной – так и хорошо, вместе веселее, да и ягод больше принесём.
Лес встретил нас утренней свежестью, щебетом и птичьими трелями. Я шла по тропке за Елизаветой и думала, что я уже очень давно так не высыпалась, как здесь, в Карпухино… Хотя с вечера я устаю так, что ноги-руки гудят, и засыпаю в один миг, думая, что утром еле поднимусь.
Но утро приходит, и я поднимаюсь с такой лёгкостью, словно мне снова семнадцать… и поспать три часа после гулянья с девчонками, а утром бежать окучивать картошку – это легко! В городе каждое утро было для меня пыткой, я еле отрывала голову от подушки, ненавидящим взглядом глядя на опостылевший будильник. Две чашки кофе уже не бодрили, и даже не радовали, хотя кофе я всегда любила. У нас с Игорем была дорогая хорошая кофе-машина, а зёрна он заказывал где-то у знакомого, индивидуальной обжарки и всё такое…
А здесь, в неведомой деревеньке, утро начиналось легко, и колодезная вода была вкуснее любого напитка… И краюха свежего хлеба с кружкой парного молока – лучше сбалансированного завтрака.
Сосновый живительный воздух был напоен хвойным, смолистым ароматом, дышалось легко и мысли текли медленно, казалось, что каждую из них можно рассмотреть, обдумать, и отпустить плыть дальше, словно облако. Я была одета в лёгкую Елизаветину рубашку и синюю юбку с завязками на поясе… не припомню, чтобы мне было так же удобно хоть в какой-то одежде. Наверное, это потому, что весь дом Елизаветы, и все вещи в нём имели тот тонкий травяной аромат клеверного луга и цветов. Я вспомнила, как моя бабушка говорила – природа лечит, но мы порой бежим так быстро, что не позволяем ей сделать это.
– Елизавета, скажи… Помнишь, ты сказала, что Антонина тогда рано ушла от тебя. Я не хочу повторять её ошибки, скажи, когда мне пора будет уходить? Как-то неловко, что я столько гощу у тебя.
– Ничего неловкого здесь нет. И я рада, что ты у меня гостишь, и помогаешь мне. Я хотела бы, чтобы ты отдохнула, но тебе виднее, что тебя лечит. А обратно… ты сама поймёшь, что пора уходить.
– А как я пойму? – не унималась я, рассматривая огромный муравейник под сосной, мимо которого мы как раз проходили.
– Поймёшь и всё, – улыбнулась мне Елизавета, – Вон, видишь, просека? Вот туда нам надо, там я ягодник присмотрела. Ты больше в рот собирай, не старайся лукошко наполнить. Тебе так полезнее будет.
– Хорошо, – улыбнулась я, – Бабушка меня приучила ягоды с молоком и хлебом… в тарелку с ягодами молоко налить, или сметану…
– Ну вот, домой придём, с молоком отведаешь, – рассмеялась Елизавета, в её глазах играли огоньки, я раньше их и не замечала… отвыла смотреть людям в глаза, а сейчас я словно снова училась жить.
Ягод и в самом деле было много, ярко-красная россыпь под зелёными листочками манила ароматом, и я принялась собирать, всё же стараясь наполнить лукошко, но не забывая и про наказ Елизаветы угощала саму себя.
Наши лукошки были почти полны, и я с гордостью отметила, что собрала совсем на чуть меньше Елизаветы. Мы сели на поваленное дерево перекусить и немного отдохнуть. Солнце уже поднялось над лесом, обещая жаркий день, но здесь, в тени соснового бора ещё ощущалась свежесть. Просека шла далеко вперёд, и я смотрела вдаль, на бесконечные заросли цветущего кипрея, не думая ни о чём.
На дороге, которая пересекала просеку, из-за пышных кустов можжевельника показался ездок. При приближении я поняла, что это женщина, то есть, девушка. Увидев нас, она соскочила с лёгкой повозки, запряжённой серой невысокой лошадкой:
– Здравствуйте! Тётушка Елизавета, я к тебе! Меня матушка послала, Анфисе снова нехорошо… поедем к нам, прошу.
Я смотрела на обеспокоенное лицо девушки, а она и сама украдкой поглядывала на меня. Ей было лет шестнадцать, подумалось мне, загорелые руки, хрупкое сложение… но в то же время она так ловко управлялась с повозкой и лошадью. Во всей фигурке чувствовалась сила, странным образом.
– Что ж, надо ехать, – сказала Елизавета, и повернулась ко мне, – Анфиса у нас на сносях, тяжело носит. Садись, поедем, а уж вечером домой, может поспеем чтоб коров-то встретить. Настёнка повозку даст.
– Давай, я домой пойду, а ты поезжай к Анфисе, – вдруг сказала я, сама от себя этого не ожидая, – Если задержишься, я всё сама сделаю, не сомневайся.
– А не заплутаешь? – с сомнением глянула на меня Елизавета, а Настёнка чуть слышно насмешливо фыркнула.
– Чего тут плутать? Я дорогу хорошо запомнила, и вообще в лесу хорошо ориентируюсь. В деревню – туда, – указала я направление, и Елизавета одобрительно кивнула.
– Держись дороги, на тропку не сворачивай, чуть дольше пройдёшь, но до деревни прямиком, – наказала Елизавета, и они с Настёнкой поспешно укатили, скрывшись за тем же можжевельником.
Я добрала своё лукошко до полного, что же тут оставлять такое богатство, потом нарвала ещё букетик ягод прямо на веточках, чтобы есть по дороге. Мы в детстве всегда так делали… и отправилась в обратную дорогу.
«Заплутаешь! – думала я, – Ничего не заплутаю, дорога вон так наезжена… интересно, а почему у них тут все на лошадях? Трактор вон есть, и комбайн я на поле видала, только старый какой-то… А что, если я в прошлом? Ну вот электричества нет, точно в прошлом… Или секта тут какая-то, разбери теперь! Да… что бы тут ни было,
