Чёртовы колядки - Алёна Берндт
Но больше мне хотелось вот такой жизни. Когда наработался за день, съел на ужин краюху с молоком, и спишь без всяких сновидений и угрызений совести, без призраков прошлого. Жаль, что это очень трудно осуществить, в современном мире.
Я выбралась из воды, отжала остриженные до плеч волосы и уселась обсыхать на небольшое брёвнышко, брошенное кем-то на берегу. Солнце играло в воде, камыш чуть слышно шумел, на лугу позади меня жужжали пчёлы.
Лёгкая лодка скользила по воде, и я увидела двоих людей, сидевших в лодке. Набросила на себя рубашку, хотя из-за камыша меня было почти не видно, но всё же как-то неловко. Мужчина неспешно орудовал вёслами, что-то тихо говорил, а его спутница смеялась в ответ. Какая идиллия, подумала я… любовь…
Лодка приближалась, и я уже почти могла разглядеть лица сидящих в лодке, если бы встала на ноги, но делать этого мне не хотелось. Нравилось моё одиночество, и то, как оно действует на мои собственные мысли.
Внезапно я вздрогнула, голос женщины, сидевшей в лодке, показался мне знакомым. Я вскочила и приложила ладонь ко лбу, закрываясь от солнца… это был голос… Антонины?…
Меж тем лодка подплыла совсем близко, сидевшие в ней люди замолчали и посмотрели на меня. Чувствуя, как холодеет душа, как отнимаются от накатившего страха ноги, я увидела Антонину. Она была одета в светлое ситцевое платье с короткими рукавами и круглым белым воротничком. В руке она держала небольшую корзинку, накрытую белым платком.
– А! Лена, это ты! – Антонина помахала мне рукой, – Привет! И ты здесь? Ну, вот и хорошо, что меня послушала! А мы вот лекарство везём одному человеку! – тут она указала на свою корзинку, – Ну пока! Да, Лена, прошу тебя! Забери мой фотоальбом пожалуйста, и фикус, пёстренький такой… жалко, засохнет.
Я кивнула, но сама не могла и слова сказать, только открывала и закрывала рот. Это что же получается?! Где я оказалась? Как всё перемешалось… получается, что я тоже умерла?! Но, тогда как я фикус-то заберу…
Выгоняя из головы эту белиберду, я спустилась к воде и умыла лицо. Руки дрожали, я поднялась и снова оглядела озеро в поисках этой страшной лодки… но гладь была пуста и тиха, только лёгкая рябь пробегала от дуновения ветерка.
Одевшись, я пошла обратно и думала – а что, собственно, меня удивляет?! Какие ещё вопросы могут оставаться в моей голове после того, что я пережила в квартире той ночью! И так понятно, что я окунулась куда-то, во что-то потустороннее! Чего я ожидала, что приеду я в Карпухино к знахарке, с клюкой и в остроконечной шляпе, которая даст мне волшебное снадобье и всё закончится?! Телевизор надо меньше смотреть, а больше вон сено на сеновал кидать, тогда меньше глупостей в голове обоснуется!
Глянув на клонящееся к лесу солнце, я подумала, что скоро нужно будет помогать Елизавете доить коров, и всё прибрать в курятнике. От этих мыслей ещё недавно меня воротило, а сейчас я вдруг подумала об этих делах с наслаждением, ведь после них я усну, и не увижу снов.
По возвращении я ничего не сказала Елизавете, а она ничего и не спрашивала. Мы стали поливать огород, набирая воду из стоявших вдоль плетня деревянных кадок. Я смотрела, как вода из жестяной лейки проливается на мои босые ноги, оставляя пыльные дорожки.
– Отдохни, тяжко ведь, – сказала мне Елизавета, – Ладони поди саднят, ещё лейку таскать. Я сама полью.
– Нет, ничего, я тебе помогу, – покачала я головой и посмотрела на Елизавету…
Интересно, как она теперь ко мне стала относиться, после того, что я поведала вчера о себе ей, и старому трактористу? Наверное, осуждает меня, cтepвoй считает… что так и есть, конечно… Как мы всё же боимся осуждению других людей, а сами судим, порой и не подумав.
Но Елизавета смотрела на меня с такой теплотой, что мне захотелось расплакаться, я нахмурила брови и набрав в лейку воды пошла поливать огурцы. Что-то я расквасилась… как я такая на работу вернусь, сожрут меня. Теперь, после встречи с Антониной, вероятность покупки домика в Карпухино казалась мне невероятной вовсе.
За делами я и не заметила, как стемнело, звёздная россыпь украсила фиолетовый небосвод, Елизавета зажгла фонарь и поставила на стол во дворе.
– Жарко сегодня, давай здесь поужинаем, – сказала она мне, – Баню я подтопила, если хочешь, иди. Рубашка там чистая, переоденешься.
Мы сидели за столом, каша была ароматной и вкусной, но есть мне не хотелось. На душе было как-то пусто и тяжело…
– Елизавета, скажи…, – вздохнув, спросила я, – Где я сейчас? Это ваше Карпухино… оно что, на самом деле существует, или как? Я… я сегодня на озере видела Антонину. Почему я её видела? Я что, тоже умерла, как она? И вы… вы тут все… кто вообще?
– Нет конечно, ты не умерла, а очень даже живая, – улыбнулась Елизавета, – А Антонину… Антонину ты видела, потому что она хотела тебе что-то сообщить. Наше Карпухино существует на самом деле, и мы существуем, обычные люди, просто… просто люди думают, что существует ровно только то, что они видят. А на самом деле мир много больше, и в нём всего очень много, кроме того, что видит человеческий глаз.
– А когда мне домой можно будет вернуться?
– Так когда сама захочешь, тогда и вернёшься, – Елизавета подвинула мне чашку молока, – Когда сама поймёшь, что пора.
Спать я в ту ночь устроилась на сеновале. Свежее сено умиротворяюще пахло детством, травинки кололи меня через постеленное покрывало, в растворенные дверцы был виден кусочек неба… И мне больше не было страшно.
Глава 9
Утреннее солнце вызолотило верхушки сосен, когда я выгоняла Зорьку и Ясенку в стадо. Немногословный, и чуточку хмурый пастух Семён Калистратыч, как его уважительно звала Елизавета, кивнул мне в
