Чёртовы колядки - Алёна Берндт
Да что же это со мной?! Я умыла лицо холодной водой из ушата и подняла таз с пола. Кое-как домывшись и достирав, я вышла в предбанник и увидела на лавке приготовленную для меня одежду. Светлая рубашка с тонкой вышивкой по горловине и платье с большими деревянными пуговицами было похоже на сарафан.
Надев рубаху, я ощутила тонкий аромат каких-то трав, ещё пахло мёдом и воском. Я оделась и устало опустилась на лавку, глядя в открытую дверь предбанника. Утихла боль в обожжённом виске, и всё, что ещё недавно так беспокоило меня, показалось вдруг неважным…
Работа? Подождут… а если и уволят, что ж… найду новую. Да и вообще, что мне там, в городе? Никто меня не ждёт, никто, ни единая душа…
Глава 6
Уже почти стемнело, когда хозяйка наконец усадила меня за стол. Перед этим мы с ней вместе управлялись по хозяйству, и я устала так, как не уставала уже давно… Но усталость эта была приятной, от неё ныли ноги, руки и спина, но зато как-то упорядочились мысли, все переживания немного погасли.
Простая каша показалась мне такой вкусной… как тогда, в детстве, я запивала её парным молоком, которое сама только что надоила. Я с интересом оглядывала дом и его хозяйку, всё здесь мне казалось диковинным и… словно бы даже давно знакомым.
Вышитые льняные занавески украшали оконца, за печью ровными рядами висели пучки каких-то трав. Мебель была старинной, и я подумала, вероятно хозяйка любит такой стиль, антикварный что ли. У меня есть знакомая, Наталья… то есть, была, когда я жила в большой квартире Игоря, так она всё свою дачу в таком стиле оформляла, рыскала по магазинам старых вещей. Деревянный буфет, который стоял сейчас в углу, Наталья купила бы за любые деньги… Дом вообще был большим. Я определила как минимум ещё три комнаты, кроме той, в которой мы сидели, в одной из них через открытую дверь я видела покрытый ткаными половиками дощатый пол, деревянный комод и старинное зеркало в раме. У окна стояла прялка с пышным куделем, рядом на скамье лежала книга.
Я подумала, что, наверное, нужно всё рассказать Елизавете – кто я, откуда, и что стряслось со мной в последние дни, и может быть даже начать с самого начала, с того дня, когда я поселилась в квартире Нины. Но не знала, начать рассказ самой, или подождать, пока хозяйка спросит меня…
А Елизавета, казалось, и не собиралась ничего спрашивать, она поставила на стол глиняную миску, в которой истекали мёдом свежие соты, две чашки, перевёрнутые на блюдца. На улице уже стемнело, сквозь отворенное окно доносился аромат созревающих в саду яблок. Давно забытые мною ощущения теперь будоражили воспоминания, всколыхнули душу.
Чай был разлит по чашкам, по дому поплыл знакомый запах смородинового листа, хвои, и чего-то ещё, из детства. Мне расхотелось говорить с хозяйкой, я всё сильнее погружалась в воспоминания, и решила ждать, когда она сама хоть что-то скажет.
– Завтра рано подыматься, – сказала Елизавета, – Станем сено свозить с лужка, пока укладывать на сеновал. До свету поедем, нас Пантелей на тракторе отвезёт, я в колхозе оформила вчера разрешение. Ну вот…
– Чай у вас вкусный, – ответила я, – А я… я спать вообще боюсь, мало ли… со мной знаете, что приключилось?
– Знаю, – улыбнулась мне Елизавета, – Но здесь тебе нечего бояться, спокойно заснёшь сегодня, и никто тебя не потревожит.
Ну, хоть высплюсь, подумала я и решила – надо поговорить, иначе от мыслей мне нет покоя, а в голове только вопросы, вопросы…
– Елизавета, скажите… Могу я спросить?
– Спрашивай, что же, – кивнула Елизавета, – Ты меня на «вы» не зови, не привышная я.
– Скажите… Скажи, почему Антонине не помогла защита? Почему она погибла? Не защитили её ни соль, ни обереги все…
– А как её может защитить то, что предназначено от внешнего зла? От того, что внутри, оно не может защитить. Я Антонине сказала о том, что рано она от меня уезжать собралась, но она не послушала…
– А вы можете сделать так, чтобы оно… чтобы оно больше ко мне не приходило? – с надеждой спросила я.
– Я? Нет, конечно, не могу. Это можешь сделать только ты сама.
Я уставилась на Елизавету, ничего уже не понимая. Ни про себя, ни про Антонину, ни про то, что обожгло мне висок. Потрогав голову, я поняла, что ожёг мой больше не болит, кожа успокоилась и даже ноющая боль в затылке, моя постоянная спутница, ушла.
– А что случилось с Антониной? Расскажите… ведь её уже нет…
– Нет…, – Елизавета улыбнулась и взяла со скамьи, стоявшей у печи, корзину с какой-то травой.
Поставив лампу в середину стола, она стала брать из корзины веточки и обирать с них мелкие листочки, складывая их на чистое полотенце, расстеленное на столе. Я села рядом с ней, руки просились сами, и я стала делать то же, что и она.
– Матушка у Антонины дюже сурового характера была, – начала Елизавета, – Оставшись вдовой с молодых годов, дочку она растила в строгости. А когда юная Тоня влюбилась и привела домой жениха знакомится с мамой, тот был бит принесённым им же букетом и изгнан из квартиры. Мама сказала, что простой рабочий Тонечке не пара, она прекрасно образована, играет на фортепиано, пишет стихи рисует акварели. А этот прощелыга только и желает, что прописаться на их жилплощадь, потому что сам родом из какой-то сибирской деревни. Тоня проплакала тогда несколько дней, но с мамой спорить не осмелилась. Забыла своего Григория и стала жить дальше. Потом появился Николай, которого постигла та же участь, хоть и был он родом из большого города на Урале, а папа его был профессором и заведовал кафедрой в университете. Потом были Сергей и Валерий, а последним, и самым настойчивым стал Павел. Паша за свою любовь решил бороться до конца, и даже смог уговорить робкую Тоню переехать к нему в коммуналку. Там они прожили ровно две недели, пока Тонина матушка не нашла их и не забрала дочь домой, со скандалом и битьём посуды. Потом были написаны письма
