Чёртовы колядки - Алёна Берндт
Я выбралась из машины, снова накрывшись плёнкой, забрала сумку из багажника, и поспешила усесться на телегу, потому что лошадь нетерпеливо перебирала ногами. Так и понятно, кому охота мокнуть под таким дождём! А он лил всё сильнее, крупные капли стучали по плёнке и эхом отдавались в моём усталом теле, я смотрела, как мимо проплывает лес, а через дорогу волнуется травами луг, в дождливой дымке видны поля. Ехали мы долго, и, кажется, я задремала, потому что очнулась я от того, что телега остановилась.
Дождь прекратился, или… тут его и вовсе не было? Мы стояли у большого бревенчатого дома с резным коньком на крыше, витые столбы у ворот заканчивались искусно вырезанной головой медведя. По горизонту разливался розовый отсвет недавнего заката, в воздухе разносился горьковатый запах дымка, к нему примешивался аромат свежеиспечённого хлеба.
– Ну вот, приехали, – сказал Михаил и помог мне слезть с телеги, – Здесь твоя Елизавета живет. Ну, бывай, Елена. А мы с Рысухой домой, она тоже ведь устала.
– Спасибо вам, Михаил. И Рысухе вашей… Сколько я вам должна, давайте рассчитаемся.
– Дак это, ничего ты не должна, – удивлённо посмотрел на меня Михаил, – Ступай с Богом!
Меня почему-то покоробили его слова… и даже не слова, а скорее тон, которым он это сказал. Какой-то… жалостливый, что ли! Ну точно, подумал, что я какая-то нищенка, страшная, и вся в грязи!
– Спасибо! – крикнула я вслед удаляющейся телеге и повернулась к воротам дома… Что делать дальше? Как сказать, зачем я приехала? Как применят меня хозяйка, да ещё и в таком виде?..
Я обернулась и оглядела улицу. Сумерки уже спускались на деревеньку, я стояла на самом пригорке и видела улочки, спускающиеся к раскинувшемуся в низине озеру. Что меня поразило, так это отсутствие уличных фонарей, да и в домах огни светили неярко… Электричества у них нет, что ли? Тогда понятно почему мне эти огни показались такими далекими. Тишина стояла такая… в городе такой не услышишь, только где-то далеко гавкала чья-то собака и мычали коровы. Позади меня, за рощей крепких высоких дубов блестел в вечерней заре небольшой пруд.
«Дом у пруда, – вспомнилось мне, – Значит, я точно там, где надо. Ну, что ж, надо идти, раз уж приехала. Не зря же такой путь проделала… Только бы на работе не узнали, что я к ведьме какой-то ездила, засмеют ведь!»
Я потрогала обожжённый висок и шагнула к калитке. Подняв руку, чтобы постучать, я услышала со двора женский голос.
– Да входи уже, кто там есть. Раз уж такой путь проделала…
Голос звучал глубоко и немного насмешливо. Это что же, я видимо в задумчивости вслух разговаривала тут? Надо собраться… Я толкнула калитку и шагнула во двор.
Чисто выметенный двор напомнил мне тот, бабушкин, где я росла, и давно мною позабытый. Рыжий пёс с одним стоящим ухом смотрел на меня от будки, свесив на бок голову. Широкая дверь в дом была отворена, в сенях было темно, и я невольно залюбовалась красивой резьбой, украсившей крыльцо и ставенки дома. Под окнами за дощатым столом сидела женщина лет пятидесяти или чуть больше, она перебирала какие-то красные ягоды, перекладывая из берестяного лукошка в чугунок. Она пристально смотрела на меня, на краю стола стояла керосиновая лампа, её отсветы плясали на лице женщины и огоньками отражались в глазах.
– Здравствуйте, я к вам… Вы – Елизавета? Мне Антонина сказала, что вы… что вы можете мне помочь… ну, или подсказать. Вы не думайте, я не просто так, я заплачу, сколько скажете.
– Заплатишь? Ну… это конечно, мы все платим, – сказала женщина, – Да, я Елизавета. А вот Антонина… кто это? Не помню её…
– Она моей соседкой была, мне подсказывала… всякое. Если бы не она, меня бы, наверное, не было уже. А она сказала, как защититься! Но только… она умерла сегодня утром, погибла… и я не знаю от чего… оно и ко мне ломилось в двери, и я кое-как ночь пережила. Помогите мне пожалуйста, я всё вам отдам, что попросите.
– Антонина…, – задумчиво повторила Елизавета, – А, помню… это у которой матушка была… Ну, и чем же она тебя учила защищаться?
В голосе Елизаветы послышалась насмешка, а я стала раздражаться! В самом деле, стою тут вся мокрая до нитки, у ворот! А хозяйка не то, чтоб пройти и обсохнуть не предлагает, так ещё и насмехается! Тоже, помощница называется! Может и не может она мне ничем помочь, наврала всё эта чокнутая Антонина! Может быть, сама тут была, ободрали её тут, как липку, вот и меня прислала сюда, потому что в это всё верила!
– Солью она меня учила защищаться! – сердито сказала я, намереваясь уже уйти, – И бумажку давала какую-то, там… рисунки были! А перед смертью написала про вас и Карпухино ваше. Я думала – поможете!
– Я может и помогу. Смотря с чем ты пришла в сердце, и готова ли. Ладно, проходи, чего стоять у калитки! Побудешь у меня сколько-то, может всё и образумится. Иди вон, там баня с утра топлена была, горячая вода осталась, вымойся. И в тазу одёжу свою постирай, до завтрего высохнет. Я пока тебе платье своё дам. После коров доить пойдём, пора уже. Ты ведь умеешь?
Я кивнула. Не хочу я вспоминать эти свои уменья! С детства ненавижу эту деревенскую жизнь, и коров-коз-кур, огород этот бесконечный! Зачем это всё, когда можно всё в магазине купить! И вообще – какие несколько дней?! Да меня с работы уволят за прогулы!
Я стояла над тазом в горячей ещё бане и остервенело стирала свои джинсы. Грязь глубоко въелась, пятна почти не отстирывались и это меня бесило неимоверно… или, может, бесило меня то, как встретила меня хозяйка?! Я смотрела иногда по телевизору всякие… фильмы про ведьм этих и экстрасенсов современных! Так те чуть не раскланиваются с клиентом, а эта…
– А она и не ведьма! – сказал вдруг кто-то, то ли у меня над ухом, то ли ещё где…
Я уронила таз на пол, схватила со скамьи лампу, которую мне дала Елизавета, и подняв её повыше осмотрела низенькую баню. Никого… пусто. Только печка, тазы вон рядком, ушат большой и ковш…
