Владимир Корн - Счастливчик Леонард
При выходе из канала и возникла проблема с Пегги. Она упорно не желала лезть под водный поток, чтобы затем, изображая горную козу, идти по извилистому и узкому карнизу. Не помогали ни уговоры, ни увещевания, ни даже угрозы.
Наконец Головешка, на которого все поглядывали с надеждой, не выдержал сам.
– Да живи ты здесь! – в сердцах сказал он.
И мы оставили ее там жить. Поклажу пришлось распределить между собой, что настроения, неважного после потери лошади, нам не прибавило тоже.
Пегги объявилась внезапно, уже в темноте, когда мы расположились вокруг костра в предвкушении мясной похлебки, которая вот‑вот должна была поспеть. Тед уже приготовил ложку, а в другой руке он держал наготове ржаную горбушку. Она‑то его и подвела. Пегги, внезапно вынырнувшая из кустов, положила голову ему на плечо и, потянувшись за хлебом, благодарно всхрапнула: мол, не забываешь про меня – спасибо!
Сам я оторопел не от неожиданно показавшейся из темноты лошадиной морды, а от того, что Головешка с места смог совершить прыжок такой длины. Справедливости ради прыжок у него получился совсем уж не высоким. И как следствие, в полете Тед зацепил ногой дужку висевшего над костром котла, тот незамедлительно завалился набок, таким образом оставляя нас без ужина.
Основная масса варева залила костер, но часть брызг досталась и Блезу. Тот взмыл вверх настолько высоко, что я искренне пожалел, что нельзя соединить оба прыжка и то, что получится, отдать Головешке. Ведь тогда Головешка и штаны бы себе не подпалил, и не оставил бы нас голодными.
Еще суматохи добавила невесть откуда появившаяся одновременно с Пегги собачонка. Она лаяла так азартно, будто заранее сговорилась с лошадкой о том, чтобы устроить тарарам совместно. Ко всему досталось и Клер. Защищая девушку грудью от пса, в темноте показавшегося мне устрашающих размеров, я нечаянно сшиб ее с ног. В общем, весело было всем. Затем все успокоилось, и даже Клер не стала утверждать, будто повалил я ее намеренно.
Но без ужина мы остались. Кроме собачки – игривого лохматого пса, судя по всему, еще молодого, но со временем грозившего превратиться в исполина. Ему‑то как раз было плевать, что вывалившиеся из котелка куски мяса испачкались в золе и земле. Но не нам, поскольку, воспользовавшись суматохой, Пегги лишила нас еще и последнего хлеба.
Клер с ходу назвала пса Барри, приласкала его и заявила, что теперь у нее по ночам есть надежный страж. Тогда я сразу предупредил ее, что в новой повозке ему делать будет нечего, иначе все провоняет псиной. Услышав в ответ, что повозку вначале нужно еще купить.
Так, слабо переругиваясь, бурча голодными животами, в которых плескалось по кружке жидкого кофе с парочкой фиников, мы и улеглись спать.
Вообще‑то появлению Пегги я был рад. Еще бы, обставила она его прилично. И собак, кстати, тоже люблю.
«Только не надо называть какого‑то малознакомого пса всякими ласковыми прозвищами – для этого у тебя господин имеется», – уже проваливаясь в сон, я услышал, как в очередной раз Клер назвала собаку зайчиком.
Следующий город на нашем пути – Карбент – если и уступал Арденье, то ненамного. Он тоже лежал на главной торговой артерии Сагании, так что сбыть все наши недавние находки я рассчитывал без особых проблем. Оставив Головешку с Клер на постоялом дворе, мы с Блезом отправились на розыски лавки, где продаются редкости Прежних. Ведь если они продаются, следовательно, и покупаются. Или по крайней мере в ней подскажут, где найти желающего приобрести наш товар.
Шествуя по запруженной людьми и повозками улице Карбента, я размышлял о том, что в Сагании все не так страшно, как утверждал мне Михай. Попадающиеся навстречу девушки и молодые женщины то и дело стреляли глазками, а некоторые даже улыбались. И наряжены они были так, как и положено одеваться женщинам, чтобы нравиться всем мужчинам подряд, а не только своим господам. Поскольку в Арденье наблюдалась точно такая же картина, судить о Сагании можно было в целом.
Еще я думал о том, как хорошо, что в Карбенте у меня нет знакомых. Иначе бы они точно подумали: «Да уж, довела жизнь Счастливчика Леонарда!» Причем вполне обоснованно, потому что нес я на продажу не как обычно всякие там лалы, яхонты и смарагды в обрамлении белого, красного или обычного золота, а чуть ли не хлам. Вернее, его образцы, поскольку основная часть товара осталась на постоялом дворе.
Ну а кому еще было заниматься его продажей? Товар специфичный, и Клер отпадала сразу – девушке подобное не к лицу. Головешка? Ну да, если желаете что‑нибудь продать себе в убыток – отправьте именно его. Блез? Тому замок проще приступом взять, чем договориться о нужной цене. И скрепя сердце этим вопросом пришлось заняться мне самому. А куда было деться? Мы не преодолели еще и трети пути, но денег уже практически не оставалось. К тому же в нашей компании появился новый едок – Барри. Замечательный во всех отношениях пес, но куда в него столько лезет?
Наконец нужная нам лавка отыскалась. Она находилась в центре, на улочке, примыкающей к главной площади Карбента. Судя по красочной, имеющей почти художественную ценность вывеске и заставленной экспонатами огромной стеклянной витрине, дела у владельца лавки шли замечательно.
Правда, внутри меня ждало разочарование. Нет, полки ломились от всевозможных диковин, но, не хвалясь, мне достаточно беглого взгляда, чтобы отличить раритет от подделки. Последних здесь хватало, что в общем‑то не делало чести владельцу. Хотя, допускаю, он и сам мог не знать об их истинной ценности. Кое‑кто только тем и живет, что изготавливает подделки, и даже меня иной раз берут сомнения в их истинном происхождении.
– Что угодно господам? – обратился к нам владелец, выглядевший весьма респектабельно уже одним только наличием очков работы Прежних, сразу после того, как обслужил посетителя, приобретшего небольшую мраморную вазу в форме тюльпана. Такие вазы светят по ночам нежно‑розовым светом, и самое место им в спальне.
Этот свет мне никогда не нравился. Какой‑то он неестественный, и мне куда больше по душе мерцающий огонек масляной лампадки. Но, возможно, вся моя нелюбовь проистекала из того, что однажды в подземелье мы наткнулись на целую кладовку светильников, а на моих глазах была та самая стекляшка, которая сейчас у Теда.
– Не хотите ли взглянуть? – И я щелчком заставил крутиться на прилавке перед ним кругляшку из борделя, обнаруженного нами в канале.
Тот ловко прихлопнул ее ладонью, после чего поднес поближе к свету, рассматривая при помощи очков, которые снял с носа. Очки Прежних, кстати, обладают такой особенностью, что если они тебе не подходят, не будешь видеть в них абсолютно ничего. Или начнешь взирать на мир превосходно, иначе не бывает. Это же сколько надо было их перебрать, чтобы найти себе подходящую пару? Или ему настолько повезло?
– Хм… – некоторое время спустя произнес хозяин лавки. – И много у вас таких?.. – Он затруднился с определением, как это назвать, явно не имев с ними дела прежде.
То, что вещь ему понравилась, было понятно и без слов. Впрочем, как и то, что в уме он уже нашел на нее покупателя. Или даже на дюжину. А возможно, даже решил часть из них оставить себе. Я бы тоже оставил себе какую‑нибудь. Например, ту, на которой чем‑то похожего на меня мужчину страстно обнимают пышногрудые блондинка с брюнеткой. Ведь если мне отрастить бороду с усами, а заодно состариться лет на тридцать – стану вылитый он. Но зачем давать лишний повод для колкостей Клер?
Хотя была и другая веская причина не оставлять монету – обе девушки выглядели не очень довольными. Возможно, из‑за того, что их кавалер по возрасту годился им как минимум в отцы. Меня всегда удивляло: как на таких крошечных изделиях Прежние могли изобразить столько деталей? А самое главное: детали не под силу увидеть обычному человеку. Или все как один Прежние могли видеть так же зорко, как я?
В ответ на вопрос владельца мне пришлось неопределенно пожать плечами: имеется какое‑то количество. Всего у нас их двадцать три, но если я ему озвучу количество, не упадет ли сразу цена на них? Не думаю, что в Карбенте подобная лавка – единственная, и лучше день‑другой потерять, но взять за монеты настоящую цену.
– Блез. – Вместо ответа я посмотрел на своего спутника.
Тот все понял без лишних слов и потому поставил перед носом владельца пустую бутылку.
С бутылками, оставшимися со времен Прежних, вообще многое непонятно. Иные рассыпаются от малейшего к ним прикосновения. Другие же, с виду не отличимые от первых, можно смело подкидывать высоко над головой. А когда те упадут со всего маху на булыжную мостовую, на них не будет ни трещинки, ни даже малейшей царапинки. Но славятся они, как я уже говорил, совсем не этим.
Владелец понятливо кивнул и скрылся с бутылкой в глубине помещения. Послышалось бульканье, но, перед тем как наполнить бутылку водой, он определенно по ней чем‑то ударил. Явно обернутым в тряпку, поскольку звук был приглушенным. Но вот владелец вернулся, держа бутылку заполненной, благодаря чему в ней проявилось изображение красивой девушки, одетой весьма и весьма откровенно. Тут он потряс бутылкой, и вместе с водой девушка заколыхалась в чувственном танце.
