Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов
— Хан Куря… — пробормотал он, — Он не может…
— Не может? — переспросил я, повышая голос. — Или не хочет? Боится? Боится, что я снова нанесу ему рану? Или, может быть, боится, что проиграет?
Я видел, как мои слова действуют. Печенеги заволновались. Буркут побагровел от злости.
— Хан Куря — великий воин! — выкрикнул он. — Он не боится никого! Но он занят! Он готовит войско к…
— К бегству? — закончил я за него. — Потому что знает, что не сможет взять Переяславец?
Все мое войско поддержало мою шпильку дружных хохотом.
— Молчать! — взревел Буркут. — Хан выставит другого! Самого могучего! Такого, что раздавит тебя, как червя!
— Что ж, — я усмехнулся, — посмотрим. Я принимаю вызов. Но сражаться буду я сам. Князь Переяславца против вашего самого могучего.
Мое решение вызвало ропот за спиной. Добрыня шагнул вперед.
— Княже! — воскликнул он. — Не делай этого! Ты ранен! Позволь мне… Или Ратибору… Или Илье!
— Нет, Добрыня, — твердо ответил я. — Я сказал — я сражусь.
Я обернулся к своим соратникам. Веслава смотрела на меня с ужасом, Искра — с тревогой, Ратибор — с молчаливым пониманием. Илья Муромец, кажется, точно обиделся.
— Не беспокойтесь, — я постарался улыбнуться. — Я справлюсь.
Я верил в свои навыки, не просто верил — знал, что они многократно усилены. Третий ранг «боевых навыков» — это не просто цифра в призрачном интерфейсе. Это молниеносная реакция, позволяющая уклоняться от ударов, которые обычный человек даже не успел бы заметить. Это нечеловеческая сила, позволяющая наносить удары, способные расколоть шлем и кость. Это выносливость загнанного зверя, позволяющая сражаться, даже когда мышцы сводит судорогой, а в легких горит огонь. Я был быстрее, сильнее, выносливее, чем любой обычный воин, и это знание давало мне твердую почву под ногами, когда земля, казалось, готова была уйти из-под ног.
Я думал, что бы у Вежи узнать или получить, но что-то в голову ничего не приходило. В голову начали закрадываться мысли о том, что может я переоценил свои силы?
Время до поединка тянулось мучительно медленно. Я приказал Добрыне готовить город к возможному штурму, понимая, что печенегам нельзя доверять. Сам же, уединившись в своих покоях, пытался сосредоточиться, прокручивая в голове возможные варианты боя, просчитывая движения, как на шахматной доске.
Наконец, пробил полдень. Набат не бил, но напряжение словно сгустилось в воздухе, заставляя нервно вздрагивать даже самых бывалых воинов. Я облачился в кожаный доспех, надел шлем, удобно сидящий на голове. Взял в руки свой боевой топор, чувствуя привычную тяжесть, ощущая, как гладкая рукоять ложится в ладонь.
Выйдя за ворота, я увидел, что печенеги уже подготовили место для поединка. Они разбили небольшой лагерь на равнине перед городом, образовав широкий, неровный круг, обозначенный воткнутыми в землю копьями и пестрыми тряпками. За импровизированной оградой, как хищные птицы в ожидании пира, толпились кочевники, их смуглые лица, искаженные предвкушением кровавого зрелища, казались масками в лучах полуденного солнца. Круг был равноудален от стойбища и города.
Наши воины выстроились вдоль городской стены, ощетинившись копьями и щитами. Их лица были напряжены. Они верили в меня.
Я медленно шел к центру круга, чувствуя на себе тысячи враждебных взглядов, полных ненависти. И когда я приблизился, рев печенежской толпы усилился, превратившись в сплошной, оглушающий гул.
И там, в центре этого круга, залитого солнцем и пропитанного ожиданием смерти, я увидел кочевника. Его звали Батур.
Он был огромен. Не просто высок, а именно огромен — настоящий великан, возвышавшийся над любым из своих соплеменников, как могучий дуб над молодым кустарником. Широкие, как у медведя, плечи, мощная, раздутая от напряжения грудь, толстые, как бревна, руки, сжимавшие оружие. На нем была грубая, видавшая виды кожаная броня, усиленная металлическими пластинами, нашитыми внахлест. В руках он держал тяжелый топор с широким, зловеще поблескивающим лезвием, насаженным на длинное древко. Лицо его украшала густая спутанная черная борода. Физиономия была свирепой, будто высеченной из камня. Узкие глаза смотрели на меня с нескрываемой ненавистью и презрением. От одного его вида веяло первобытной силой.
Хорош. Действительно хорош.
Мы сошлись в центре круга. Батур окинул меня презрительным взглядом.
— Ты что ль, князь? — прорычал он, громоподобным голосом. — Ты слишком мал, чтобы быть князем. Я раздавлю тебя, как жука.
— Попробуй, — ответил я, сжимая рукоять топора. — Только боюсь, тебе не хватит сил.
Батур взревел, и земля, казалось, дрогнула под его ногами. Он бросился на меня, как разъяренный вепрь, взмахнув топором. Широкое лезвие, как ладонь взрослого мужика, описало в воздухе смертоносную дугу. Я, напрягая все мышцы, отпрянул назад, ощущая, как ледяной ветер от прошедшего в миллиметре лезвия хлестнул по щеке. Ещё чуть-чуть, и моя голова покатилась бы по пыльной земле арены.
Печенег был чудовищно силен. Каждый его удар, казалось, мог расколоть меня пополам вместе с броней. Но я был быстрее. Я не ввязывался в прямой размен ударами, понимая, что это верная смерть. Вместо этого я кружил вокруг него, как волк вокруг медведя, уклоняясь от его атак, выжидая свой шанс.
Вот он замахивается для очередного удара, его топор высоко поднят, открывая на мгновение бок. Я делаю выпад, целясь в незащищенное место, но Батур, несмотря на свою кажущуюся неповоротливость, успевает среагировать. Мой топор со скрежетом скользит по металлическим пластинам его кожаного доспеха, лишь царапая их.
Батур рычит и снова атакует. Его топор опускается сверху вниз, стремясь разрубить меня. Я отскакиваю в сторону, и лезвие с глухим стуком врезается в землю, поднимая облако пыли. Я использую этот момент, чтобы нанести быстрый колющий удар в бедро печенега, но он блокирует мой выпад щитом, обтянутым грубой кожей.
Вот же гад, щит достал из-за спины.
Он теснит меня, не давая передышки. Его топор мелькает, как молния, заставляя меня постоянно двигаться, уклоняться, отступать. Я чувствую, как край арены приближается, и это тревожит. Мне нужно пространство для маневра, а он загоняет меня в угол.
Его топор снова опускается, на этот раз по диагонали. Я приседаю, пропуская лезвие над головой, и одновременно наношу рубящий удар снизу вверх, целясь в его незащищенное подреберье. Но Батур, будто предвидит мой маневр. Он отшатывается назад, и мой топор лишь рассекает воздух.
Вдруг он делает обманное движение, замахиваясь топором, но вместо удара толкает меня щитом. Я теряю равновесие, и в этот момент его топор
