Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов
Глава 17
— Княже! — Илья Муромец, своей богатырской статью перегородивший мне путь к выходу из покоев, нависал, как скала. Его лицо было мрачнее тучи. — Княже, дозволь молвить!
Я устало вздохнул. Только Ильи мне сейчас и не хватало. После ночной вылазки хотелось одного — тишины и покоя. Но Илья, похоже, был настроен серьезно.
— Говори, Илья, — я встал и прислонился плечом к косяку, давая понять, что долгий разговор вести не намерен. — Только коротко.
— Отчего в ночь не взял меня с собой? — прямо спросил он, сверля меня взглядом. — Али не доверяешь? Или думаешь, сила моя богатырская тебе не подмога?
Вот оно что. Обиделся, значит. Что ж, его можно понять. Богатырь, привыкший к битвам и подвигам, а тут его, как мальчишку, оставили в тереме отсиживаться. Да еще и носитель системы.
— Не в том дело, Илья, — я вздохнул. — Не в недоверии. Просто осторожность.
Илья нахмурился еще сильнее.
— Так я же тебе присягнул, княже! Слово дал! Или ты слову не веришь?
— Верю, Илья, верю, — поспешил я заверить его. — Но осторожность, сам знаешь, никогда не помешает. Чем меньше людей знало о вылазке, тем лучше. Времена нынче смутные. Враг на пороге.
— Так и что же теперь? — не унимался он. — Так и буду я в стороне стоять, пока ты с дружиной своей дела вершишь? Или мне место лишь в гонцах у тебя?
Вопрос был задан с вызовом. Внутри меня начинало закипать раздражение. С одной стороны, я понимал его обиду. С другой — не мог же я вот так сразу, после всего, что произошло, довериться ему полностью.
— Илья. Ты — великий воин. Твоя сила и опыт нам нужны. Но пойми и ты меня. Мне нужно время, чтобы…
Закончить фразу я не успел. В дверь громко постучали. Я с облегчением вздохнул — вот и повод закончить этот непростой разговор.
— Войдите! — крикнул я.
В дверях показался Добрыня. Лицо его было озабоченным, взгляд — напряженным.
— Княже, — начал он, не переступая порога, — печенеги у ворот. Парламентеры. Требуют и предлагают.
— Требуют? И предлагают? — переспросил я, изогнув бровь. — Интересно. Что же?
— Требуют, — Добрыня запнулся, словно слова застревали у него в горле, — выдачи тебя, княже. И Веславы с Алешей. А еще золота. В качестве возмещения. За…
— За мой дерзкий набег на их стан, — закончил я за него. — Я полагаю, хан Куря в ярости. Что же, следовало ожидать. А что предлагают?
— Предлагают… — Добрыня перевел дух, — решить дело миром. Поединком. Их лучший воин против нашего. Если победит их воин — город сдается. Если наш — печенеги снимают осаду.
Я усмехнулся. Вот как? Решили поиграть в благородство? Или, скорее, решили не рисковать понапрасну, штурмуя хорошо укрепленный город? Поединок. Это могло бы быть выходом. Но кто же выйдет против печенежского богатыря? Ратибор? Алеша? Добрыня? Илья?
— Веди, Добрыня, — сказал я, направляясь к выходу. — Посмотрим, что за птицы к нам прилетели. И послушаем, что за речи они приготовили. Илья, пойдем.
Я бросил взгляд на Муромца. Тот молча кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Что ж, посмотрим, как он поведет себя сейчас. Возможно, это и будет проверкой его лояльности. Выйдя за Добрыней, я машинально отметил, что надо будет не забыть отдать ему распоряжение — пусть подготовит всех к возможному штурму. Печенегам веры нет. Даже если они и предлагают поединок, это еще не значит, что они сдержат свое слово.
Мы вышли к городским воротам — я, Добрыня, Ратибор, Веслава и Илья. Печенежские парламентеры — трое дюжих воинов в кожаных броньках и островерхих шлемах — стояли у подножия стены, всем своим видом выражая презрение. Перед ними, на вороном коне, гарцевал еще один печенег — видимо, главный. Его доспехи были богаче, а взгляд — еще более наглым и вызывающим.
— Ну, что, князь? — прокричал он, едва мы приблизились. Голос его был грубым, с сильным гортанным акцентом. — Привел девку-убийцу? И золото принес? Или будешь прятаться за спинами своих воинов, как трусливый шакал?
Я хмыкнул. Какая жалкая попытка вывести меня из себя. Сейчас не время для эмоций. Нужно действовать хитростью.
— Я здесь, печенег, — ответил я кочевнику. — И я не прячусь. Я готов говорить. Но прежде скажи мне, кто ты такой, что смеешь разговаривать со мной таким тоном?
— Я — Буркут, посланник великого хана Кури! — гордо выпятив грудь, ответил печенег. — И я передаю тебе его слова!
— Давай-давай, передавай, — кивнул я. — Только помни, что говоришь с князем Переяславца, а не с пастухом.
Буркут скривился, но продолжил:
— Хан Куря требует выдачи тебя, убийцы, что посмел напасть на его стан! И девки, что убила Огнеяра! И богатыря, что был с вами! А еще — золота, чтоб данью отплатились! Если ты выполнишь эти требования, хан, так и быть, проявит милосердие и пощадит город. Если нет…
— Если нет — то что? — перебил я его. — То вы продолжите осаду? Будете морить нас голодом? Или пойдете на штурм, потеряв все войско?
Я видел, как напряглись Добрыня и Ратибор. Веслава, стоявшая рядом с подошедшей Искрой, вцепилась рукой в кинжал. Илья молча стоял чуть поодаль, он с прищуром смотрел на печенегов.
— Есть и другое предложение. Хан предлагает, — ухмыльнулся Буркут. — Поединок. Чтобы не проливать зря кровь воинов. Наш лучший богатырь сразится с вашим. Если победит наш — вы сдаетесь. Если ваш — мы уходим.
Я переглянулся с Добрыней. Это был шанс избежать длительной осады, которая неизбежно привела бы к голоду и болезням. Шанс сохранить жизни своих людей. Но и риск был велик.
— И кто же этот ваш «лучший богатырь»? — спросил я, внимательно наблюдая за реакцией Буркута. — Надеюсь сам хан Куря? Ведь истинный вождь должен сам сражаться за свои требования, а не прятаться за спинами своих воинов, не так ли?
Я намеренно сделал акцент на последних словах, стараясь задеть Курю за живое. Я знал, что он, скорее всего, помнит рану, которую я ему нанес. Возможно, даже испытывает суеверный страх.
Буркут замялся. Он переглянулся со своими спутниками, словно ища