Занимательное ботоводство - Вадим Смольский (Letroz)
— Мы ничего такого не сделали!
— Это ты так говоришь. Потому что присутствовал и в курсе того, где нам повезло, чего это стоило, где мы откровенно просчитались и так далее. Другие этого не знают, и им этого не надо знать. — Фиона указала на кучку строителей, размышляющих над чертежами. — Пускай лучше они верят в победу, даже если её не будет. Потому что если они потеряют эту веру, а мы победим — сюда они уже не вернутся.
Фалайз призадумался над сказанным. В этих мыслях было на удивление много зависти. Ему тоже хотелось верить в их победу. Искренне и всецело. Может, неидеальную, не в точном соответствии с планом и без жертв, но всё же победу. Однако дикий маг не верил, и потому-то размышления так или иначе сводились к бомбе и её создательнице.
Раньше он бы и вправду наотрез отказался от такого «выхода». Причём это самое «раньше» находилось буквально в считанных днях. Но почему-то именно сегодня, в этот решающий день Фалайз наотрез не мог найти в себе веру ни в свои силы, ни в силы друзей.
— А вершину холма уже выкупила гильдия Приключенцев, — похвасталась Фиона, поддерживая разговор. — Сегодня зафиксировали документами сделку. На неделе должны начать сносить нашу старую церквушку.
— И сколько мы получили? — участливо уточнил Фалайз, отвлекаясь от мрачных мыслей.
— Нисколько, — неожиданно спокойно для такой прискорбной новости сообщила жрица. — Но они урегулировали вопрос с нашими долгами перед Амбвлангом и так далее.
— Но ведь это приличная сумма, миллион с чем-то, нет? — удивился дикий маг.
— Неа, необязательно. Это уже их проблемы, как урегулировать дела с Фопсом. Подозреваю, что гильдия и город друг другу ни медяка не заплатят, но все всё равно останутся довольны сделкой.
— Тебя не смущают все эти изменения? — задал уже некоторое время тревожащий его вопрос Фалайз, не скрывая, что его-то они смущают и ещё как. — Гадюкино как будто перестаёт быть Гадюкино? Точнее, уже перестало, если так подумать.
— Да нет, не смущают, — удивившись самой мысли и подумав немного, ответила Фиона. — И с чего бы оно перестало быть собой? Из-за новых зданий? Ну не могли же мы вечно ютиться в развалинах. — Она усмехнулась, но как-то невесело. — Я воспринимаю это как своё наследие, то, что останется в игре после меня. — Заметив ошарашенный взгляд, жрица несколько наигранно хихикнула и исправилась: — Хе, то есть, в смысле, построенное благодаря мне и надолго.
Дикий маг странно на неё посмотрел, чуя подвох, но отвлекся. Его вновь затянули в пучину тьмы мысли о совсем другом. Кси-Кса уже не только ответила, но и на удивление легко согласилась. Какая-то часть Фалайза очень желала, чтобы она отказалась. Упёрлась и стояла на своём, тем самым похоронив идею в зародыше. Но на деле же даже особых доводов не потребовалось. Достаточно было лишь объяснить их план и сказать про «второй вариант».
* * *
Дракенгард готовился к последней битве. Несмотря на все фортификации, похоже, никто из паладинов не верил, что будет осада. Во всяком случае, прежде придётся отбить несколько приступов, которые далеко не факт что удастся отразить с учётом планов монстров по изменению течения реки.
Синяя уже заметно обмелела и ослабла. По всей видимости, где-то выше по течению монстрам уже удалось частично отвести её в новое русло. Природной катастрофы в виде разлива реки не случилось, и, похоже, что не планировало случаться. На другом берегу же уже виднелись осадные башни, лестницы, передвижные щиты, ну и, конечно, сами монстры, пока ещё лишь готовящиеся к штурму.
На фоне этого особенно сильно стала заметна главная проблема паладинов Чистоты — им остро недоставало сил. Синяя прикрывала собой почти треть площади стен, причём в самом уязвимом месте. Их, конечно, усилили и укрепили, но вот солдат из воздуха достать не получилось.
Дракенгард был расчитан, как бы его ни расширяли и ни укрупняли, на оборону берега реки, причём именно такой реки как Синяя, которую ещё попробуй переплыть. Без неё крепость оказывалась фактически в чистом гладком поле. И это было проблемой куда более стратегической, нежели недостаток защитников здесь и сейчас.
Когда река окончательно изменит русло, монстрам ничего не мешает обойти крепость и рвануть дальше. В реальном мире это было бы чревато проблемами со снабжением. Но у орды орков, гоблинов и тем более нежити не было никакого тыла. Там, где они располагались в текущий момент, основной своей массой и был тыл. Позади же оставалась выеденная, вытоптанная и сожжённая пустошь без признаков жизни.
Всё это прекрасно понимал Фалайз, пускай и основывался в своих суждениях не только на личных наблюдениях. Понимали в той или иной степени и остальные игроки из Гадюкина. Оставалась сущая мелочь — убедить в этом фанатиков, которые и прежде не проявляли особого благоразумия. А убеждать предстояло дикому магу, который и сам не верил в успех их плана.
Но даже если так, не ему сейчас рассуждать о благоразумии. Он собирался на пару с жрицей заявиться к паладинам и сказать нечто вроде: «Ребят, вы, конечно, большие молодцы и всё такое. Большую работу тут проделали. Но знаете, все эти фортификации, укрепления, линии обороны — это прошлый век. Давайте лучше сразимся с монстрами в чистом поле. Ничего же плохого не может случиться!»
Самое страшное, что Фалайз не без оснований подозревал, что паладины и не собирались побеждать. Нет, конечно, нарочно они проигрывать тоже не стремились. Но имелась в их действиях некая подспудная инерция, этакая медлительность, свойственная глубоко обиженному человеку, который делал что-то вопреки желанию, с одной целью — сказать в итоге после неудачи: «Я же говорил, ничего не получится!». В данном случае обижался не кто-то конкретный, но зато обида была сразу на весь мир.
Для неё имелись все основания и даже больше. «Хроники раздора» откровенно игнорировали события вокруг Дракенгарда. Они были и оставались уделом совсем небольшой кучки людей. Это лишний раз напоминало, что виртуальный мир, даже такой детализированный и правдоподобный, — лишь имитация реальности. В нём притуплялось чувство опасности, а следом за ним меркли и другие не менее важные вещи, делающие человека человеком: умение сопереживать незнакомцам; поиск справедливости, что бы это ни значило; понимание своей ответственности за происходящее. В конечном счёте всё сводилось к тем самым раздорам, хроники
