Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов
Сначала послышался звон. Где-то в глубине города, за домами с покосившимися крышами, ударил колокол — тяжелый, низкий. Один удар, другой, третий — гул поплыл над Новгородом. Так было всегда — колокол бил, и народ тянулся к площади. За колоколом подтянулись резкие, пронзительные рожки, их дули ватажники, созывая людей. Я видел, как они мелькают в толпе — молодые парни в рваных рубахах, с рожками у рта, кричали что-то, махали руками, гнали народ к центру.
Из-за углов, из узких проулков, что вились между домами, начали высыпать люди. Мужики в лаптях и серых зипунах, с бородами Они тащили за собой жен, кутающихся в платки, детей, что цепляющихся за подолы. Старики ковыляли, опираясь на палки, лица их были сморщены. Торговцы шли сюда, перешептываясь, прикидывая, что будет дальше.
Я смотрел на них с помоста. Это был Новгород — гордый, упрямый, тот, что не гнулся ни под кем, пока не решит сам. По обычаю, вече собиралось не просто так — был порядок, который держался веками. Сначала сходились выборные — те, кого звали «мужи честные», что говорили от имени улиц, от концов города. Я видел их — крепких, широкоплечих, в рубахах с вышивкой. Они выходили вперед, становились у помоста, переглядывались, шептались. За ними тянулись остальные — кто побогаче, кто победнее, но все с правом голоса, все с правом кричать, спорить и решать.
Добрыня стоял внизу, у помоста, смотрел на с каменным лицом. Такшонь стоял тут же. Веслава с Ратибором подошли ближе, встали рядом с Добрыней. Вот моя команда. Мой ближний круг.
Полчаса прошло, как я крикнул про вече. Люди шептались, переглядывались, но никто не кричал, никто не лез вперед. Ждали.
Я вдохнул — холодный воздух резанул горло, пах дымом и кровью, что все еще липла к моим рукам. Выдохнул, пар вырвался изо рта, смешался с дымом, что стелился над площадью. Пора. Шагнул к краю помоста, сапоги гулко стукнули по доскам, и поднял голову. Тишина навалилась, тяжелая, как мокрый плащ, — все замолчали, даже шепот стих. Сотни глаз смотрели на меня, ждали, чего я скажу, чего потребую. Я сжал кулаки, кровь на ладонях засохла, стянула кожу, но я не замечал. Глянул на своих — на Добрыню, на Такшоня, на Веславу с Ратибором, на дружинников, что стояли передо мной, как стена, что еще не рухнула. Потом перевел взгляд на новгородцев.
И громко крикнул. Так, чтобы голос разнесся над площадью, ударил по стенам, врезался в уши каждого:
— Я есмъ Великий князь Руси!
Да! Могильная тишина. Суть и смысл сказанного просачивается в умы присутствующего люда.
Слова вылетели, повисли в воздухе, гулко отразились от домов. Тишина взорвалась. Мои дружинники яростно заорали. Кто-то вскинул меч, кто-то ударил кулаком в щит, кто-то просто кричал, выплескивая все, что копилось в груди.
«Слава князю!» — понеслось над площадью, заглушило ветер, заглушило стоны раненых, что еще доносились откуда-то издалека. Новгородцы молчали, смотрели, но я видел, как у некоторых дрогнули лица — кто-то от страха, кто-то от удивления, а кто-то, может, и от надежды. Я не шевелился, смотрел на них всех, чувствуя, как этот ор бьет мне в грудь, как волна, которая несет лодку к берегу.
И тут перед глазами вспыхнуло уведомление. В интерфейсе горела яркая строка:
«Получено достижение: Собиратель земель русских».
Глава 6
Я прищурился, вчитываясь. Это даже не достижение, а титул. Наследуемый, проклятый титул, который переходил от одного к другому. Последним его носил Святослав, тот чей череп стал кубком. Я криво усмехнулся — судьба, видать, любит такие шутки.
Судя по тексту, этот титул давал не только звонкое имя, но и какие-то плюшки. Верность соратников, сплоченность, что-то вроде невидимого огня, который загорался в их глазах, стоило мне оказаться рядом. Воодушевление — так «Вежа» это назвала.
В интерфейсе было много разных уведомлений. После того, как я объявил себя Великим князем, система закидала меня сообщениями.
Там было про очки влияния, про новый ранг, что-то про тысячи и тысячи пунктов. Цифры мельтешили, как мошкара над болотом, я не стал вникать. Не сейчас.
Голова и без того гудела, будто кто-то молотом по ней бил, а в ушах еще звенели крики с площади. Я махнул рукой, отгоняя интерфейс. Уведомления свернулись.
Площадь передо мной шумела. Дружинники все еще орали, кто-то даже выкрикивал мое имя — «Антон! Князь Антон!». Новгородцы, собравшиеся на вече, были пестрые, как лоскутное одеяло: мужики в лаптях, бабы в платках, дети, что цеплялись за подолы матерей, старики с палками, ковылявшие ближе к помосту.
И купцы. Эти стояли особняком, переглядывались, шептались, будто уже прикидывали, как из всего этого выгоду выжать. Часть из них подкуплена — мои люди постарались, разнесли деньгу по нужным рукам, нашептали нужные слова. Но сейчас это неважно. Главное, что они здесь.
Я глубоко вдохнул. Выдохнул и пар вырвался изо рта. Пора было спускаться с этого чертова помоста, но я задержался еще на миг, оглядывая людей. Сотни глаз цеплялись за меня. Кто-то смотрел с верой, кто-то с сомнением, а кто-то и вовсе с пустотой, будто война выжгла в них все живое. Этот титул, который мне дала 'Вежа, уже работает. Я чувствовал это в том, как дружинники выпрямляли спины, как их голоса становились громче, даже раненые тянули шеи, чтобы меня увидеть.
— Князь! — крикнул кто-то из толпы, его подхватили другие. — Слава князю!
А вот и выбор вече. Они кричали за меня. Я стоял перед ними, весь в грязи, в крови, с топором за поясом и стрелой в плече. Я не был их князем по рождению, не был сыном их богов или героем из сказок. Я был чужаком, но они кричали.
Я шагнул к краю помоста. Толпа затихла — не сразу, не резко, а медленно, как река, которая успокаивается после шторма. Они ждали, что я скажу, чего потребую. Но я молчал. Просто смотрел на них — на дружинников, что стояли передо мной, как стена, что еще не рухнула, на новгородцев, что собрались решать свою судьбу.
Я поднял вверх свои топоры.
Толпа взорвалась. Дружинники снова заорали, загрохотали щитами, а теперь и новгородцы подхватили —
