Исекайнутый - Ascold Flow
БУМ-М-М-М!
Я подскочил на своей койке прежде, чем мозг успел осознать, что происходит. За полгода в этом храме безумных качков мой организм выработал рефлекс, который даже Павлов бы одобрил: звучал гонг — тело просыпалось, независимо от того, хотел этого мой мозг или нет.
— Подъём, мешки с костями! — раздался знакомый бас Брата Торвальда в коридоре. — Пора вытряхнуть сонную вялость из ваших дряблых мышц! Надо подкачаться, пока вы окончательно не превратились в заплывших медуз!
Я усмехнулся и сел на кровати, с удовольствием отмечая, как изменилось моё тело за прошедшие месяцы. То, что раньше было обычным телосложением, теперь превратилось в рельефную структуру из мышц. Не такую впечатляющую, как у местных монахов, многие из которых тренировались десятилетиями, но весьма достойную. Мой прогресс вызывал у Торвальда смешанные чувства: с одной стороны, он был доволен, что его методы работают, а с другой — расстроен, что поводов для издевательств становилось всё меньше.
— Ты опять лыбишься своему отражению в оконном стекле? — с соседней койки на меня смотрел Эрик, единственное существо в этой обители фанатиков силы, которое умудрялось выглядеть так, будто его мог унести первый порыв ветра. — Анатолий не одобряет нарциссизм, знаешь ли. Самолюбование — признак слабого духа.
— То-то ты этой слабостью не страдаешь, — хмыкнул я, натягивая тренировочные штаны и майку. — Как всегда собираешься пропустить утреннюю тренировку?
— Чернокнижники не занимаются столь примитивным самоистязанием, — менторским тоном заявил Эрик, закладывая руки за голову. — Духовное всегда выше физического. Так учит моя вера.
— Твоя вера очень удобно стыкуется с твоей природной ленью, — фыркнул я, завязывая шнурки на тренировочных сандалиях.
Он был прав. Как ни странно, эти фанатики физического совершенства проявляли удивительную толерантность к иным верованиям. Когда Эрик объяснил, что принципы его веры запрещают ему физические тренировки — они с уважением приняли это. Хотя, возможно, роль сыграл и тот факт, что именно Эрик в своё время помог спасти Брата Рудгарда, вовремя доставив его в храм для лечения от пламени бездны.
Дверь распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель, и на пороге вырос Брат Торвальд — гора мышц с лысой головой и квадратной челюстью, которая, казалось, могла раскусить орех, просто посмотрев на него.
— Послушник Саша! — прогремел он, окидывая меня взглядом, способным просверлить стену. — Я смотрю, ты сегодня решил двигаться со скоростью смертельно раненной улитки? Может, тебе колыбельную спеть или подушку помягче принести?
— Брат Торвальд, — я уверенно встретил его взгляд с ироничной полуухмылкой. — Если бы я знал, что вы умеете петь, я бы каждый день опаздывал.
На секунду в глазах монаха мелькнула искра гнева, но потом его губы дрогнули в попытке сдержать улыбку.
— Смотрю, у нас тут появился острослов, — проворчал он. — Посмотрим, насколько остроумным ты будешь после того, как я заставлю тебя сделать двести выпадов с утяжелителями на каждой ноге.
— Не могу дождаться, — парировал я. — Мои ноги как раз соскучились по вашим творческим методам пытки.
Торвальд фыркнул, но в его глазах мелькнуло одобрение — он ценил, когда ученики отвечали на его подколки, а не просто пугливо кивали.
— Ладно, умник, — он скрестил на груди руки размером с окорока. — Раз ты такой разговорчивый с утра, то наверняка не растерял форму после вчерашней тренировки. Или ты просто языком силен работать?
— Брат Торвальд, — я поднялся, демонстрируя готовность к тренировке. — Я просто размышлял, как использовать ту технику дыхания, которую вы показали вчера. Хотел применить её сегодня и удивить даже вас своим прогрессом.
Монах прищурился, пытаясь понять, издеваюсь я или говорю искренне. Решив, что это второе, он слегка смягчился.
— Будем надеяться, что твои мышцы работают так же хорошо, как и твой язык, — буркнул он. — Иначе сегодня тебя ждёт такая тренировка, что ты будешь молить о пощаде на всех известных языках.
— Подход за подходом, ряд за рядом, надо подкачаться! — процитировал я их мантру с легкой иронией, которая, к счастью, ускользнула от внимания наставника.
— Надо подкачаться! — довольно кивнул Торвальд. — Сейчас все на утреннюю медитацию! — скомандовал он, направляясь к выходу. — А потом приступим к настоящей работе! И да, Саша, сегодня я приготовил для тебя особую программу. И советую не переедать во время завтрака — многие не справляются с удержанием содержимого желудка.
Он расхохотался своей шутке и вышел. Я повернулся к Эрику:
— А ты говорил, что после трёх месяцев станет легче.
— Я соврал, — пожал плечами Эрик с невозмутимым видом. — Это мой небольшой вклад в твоё духовное развитие. Испытания закаляют характер и всё такое. К тому же, наблюдение за вашими словесными перепалками — единственное настоящее развлечение в этом каменном монастыре.
Утренняя медитация в храме Кача имела мало общего с тем, что можно было бы представить, услышав слово «медитация». Никаких тихих созерцаний или сосредоточения на дыхании. Вместо этого — тридцать почти обнажённых, потных мужчин, стоящих в позе «железная планка» на одной руке, в то время как в другой руке каждый держал тяжеленный медный шар.
— Восхваляйте Анатолия, подарившего нам благословение силы! — нараспев произносил верховный жрец, Брат Максимилиан, чьё тело выглядело так, будто оно было высечено из цельного куска гранита. — А вы, жалкие червячки, удерживайте позицию! Я вижу дрожь в твоих жалких мышцах, Послушник Кирилл! Анатолий плюёт на твою слабость! Послушник Саша, твоя спина искривлена как у старой клячи! Выпрями её, иначе мне придётся использовать твой хребет для выравнивания кривых стен!
— Мы чувствуем, Брат Максимилиан! — хором отвечали монахи. — Надо подкачаться!
Я продолжал удерживать планку с уверенностью, которая пришла только с практикой. Пот стекал по спине, но дыхание оставалось ровным. За полгода моё тело изменилось до неузнаваемости. Из среднестатистического я превратился в нечто, напоминающее античную статую — не такую внушительную, как у местных старожилов, но впечатляющую для новичка.
Рядом со мной Рудгард держал не просто шар, а целую гирю, и при этом умудрялся выглядеть безмятежно, словно лежал на пляже с коктейлем. С тех пор как его исцелили от пламени бездны, он превратился в самого ревностного последователя культа. Казалось, он нашёл своё истинное призвание. Каждое утро он будил меня напоминанием, что «Святой Анатолий
