Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Погони не было.
Понятно, что никто бы не полез в холодную воду догонять беглеца вплавь, но к счастью, никто и не стал искать и выводить в погоню за ним моторку. У оборвышей хватало кого ловить и хватало других дел на берегу.
Удаляясь под плеск воды, Младший смотрел на горящий город. Некоторые здания еще пылали, и на таком расстоянии можно было спутать свет электрических огней и пожаров.
Город светлых ночей и черных сердец. Куда он пришел уже не зеленым и чистым, но где его характер получил огранку. А последние светлые иллюзии встретили свой конец.
Бинокля у него нет, но кое-что можно рассмотреть.
Светило скрывалось за краем плоской Земли (где, как не в море, понимаешь, что это − правда?).
Электричество погасло окончательно, то тут, то там что-то изредка взрывалось, и иногда возносились над районами и восточной, и западной половины трассирующие пули. Как своеобразный салют.
Впрочем, и настоящий салют минут через двадцать плаванья случился, и неясно, взорвался ли это склад пиротехники какого-нибудь купца или самих магнатов, либо оборвыши отмечали свою победу. Огненные цветы расцветали в небе минут десять, а на воде плясали отсветы всех оттенков радуги.
Но успокоился Младший только когда скрылся за отмелью, на которой застряло несколько больших грязно-серых кораблей. Вода тут мутная, можно на что-нибудь напороться днищем. Здесь стояли на вечном приколе контейнеровоз (давно разграбленный), военный корабль и несколько судов поменьше. Пристать некуда. Песчаная коса находилась в двух-трех метрах под водой, а на сами стальные исполины забираться Саша не захотел – ухватиться не за что, можно разбиться, да и делать там нечего – всё уже сталкеры давно облазили. Так и проплыл мимо. Зато теперь оборвыши с берега его не увидят даже в оптический прицел, если у кого-то тот имелся.
Последние лучи солнца гасли, небо скрылось за облаками. Начал моросить дождь. Течение ему вроде бы помогало. На западе в Заливе ему нечего делать. Там он пропадет в море. Поэтому Саша обогнул Остров и плыл на восток.
Смотрел на мертвые районы... скоро Васильевский будет таким же темным, как и остальные районы Большого Питера. Пока же его освещали отсветы пожаров.
Вдруг ему показалось, что он видит точки на горизонте. Младший лег на дно, ожидая услышать звук мотора, но было тихо. Осторожно выглянув, снова распластался по дну. Лежал и не греб несколько минут.
Картина была та еще: штук десять парусов – легкие суда типа яхт идут метрах в ста друг от друга. Настолько это выглядело дико, что он не верил глазам. Никогда не видел столько разом.
Шли они со стороны Кронштадта.
Неужели эти, как их там... чукчи? Друзья оборвышей с северных обледенелых полуостровов. У магнатов тоже было несколько парусных яхт, они иногда устраивали морские прогулки и даже гонки. Но не такая куча. И будь это они – плыли бы прочь от Острова, а не к нему.
Никуда не торопятся. Даже если у них есть двигатели, горючее приходится жестко экономить. Город уже их. А силы серьезные. Это, конечно, не парусник «Седов», который он видел на картинке, но человек по тридцать в каждую может набиться. И пулеметы, возможно, есть. Вот тебе и пираты.
Дождь прекратился. Море стало тихое. Выглянула луна. Данилов глянул на берег и увидел, что проплывает мимо Стрелки Васильевского Острова. Он долго приглядывался, пока не понял, что Ростральные колонны с носами кораблей превратились в вешательные колонны. На одной висело уже человек десять, как елочные игрушки.
Однако, его несет слишком близко к берегу. Нет уж. Взял к северу, подальше. Не собирается он тут причаливать. Надо плыть к материку. То есть, в сторону Петроградки. Там сойти на землю, за линией фронта. И попытаться затеряться ото всех.
«Прощай, Остров. Свиная чума на ваши дома».
Наверное, у него уже раз пять так было, когда он оставался единственным – или почти единственным – уцелевшим. Проклятье Агасфера, которого никому не пожелаешь. Может. хоть этот раз будет последним.
Раньше, видя скотство, он говорил себе – «это не люди». Но еще лет пять назад начал подозревать: а вдруг все наоборот? И не-люди, не совсем нормальные люди – это те, которые на его долгом пути проявляли человечность. А вот эти – нормальные. Апофеоз нормы.
«Тогда именно за это вы получили. И еще получите».
Некого спасать. Они не изменятся. Уснуть на сто лет, проснуться – а все вокруг то же самое. И что им до того, что станет через тысячу лет с цивилизацией, если им плевать даже на то, что будет через год с ними? И Уполномоченный невысоко возвышается над другими мразями, потому что каждый в мире – Уполномоченный. Кому тут светить фонариком? Тут даже маяк не разглядят. Тут злые люди стекаются на страх и страдание, как стервятники на падаль. И не откажутся напугать того, кто уже боится. И помучить того, кто и так испытывает боль.
Шел через руины, горы и степи с мыслью, что главный враг − такой же человек, и одной пули хватит. А о том, что есть кому его заменить – как-то не думалось… Понял это только там.
Но по большому счету, ни одно поколение ни в чем не виновато. Ведь их уже сюда родили, да еще согласия не спросив.
«Предки. Иногда я злился на вас... Нам вроде бы есть за что вас ненавидеть. Ведь это из-за вас мы здесь. Но это наш мир, и другой я не представляю. Что толку вас обвинять? Вы сами – только звено в цепи. Вы стали такими, какими вас сделало ваше время. Такова человеческая природа».
Надо выжить самому, других сверхзадач нет. Богодул был прав. Нет ничего, кроме удовольствия, которое можно получить в этой короткой и злодолбучей жизни. Только оно − настоящее. Как и боль. Тому, что внутри нас... не нужно разумное и вечное. Ему нужна еда, плоть... а еще иногда – власть над теми, кто слабее.
Сохрани искру глубоко внутри, но больше никому не пытайся светить.
Сейчас удовольствием для Саши будет просто поесть вяленой рыбы. Мешочек с ней он нашел на дне лодки. Забытая заначка лодочника. Корюшка была мелкой, но вкусной, Саша съел всё до крошки. Потом, правда, захотелось пить, а воду надо экономить. У него была фляжка, но неизвестно, где он в следующий раз сможет ее наполнить. А ведь он мастер терять или, говоря по-русски,
