Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика - Игорь Владимирович Осипов
— Отстань, — беззлобно пробурчал я, а потом встал, потянулся и вальяжно, словно ковбой киношного дикого-дикого запада ныне мёртвого материка, подошёл к фургону.
— Рина, лампочка моя ясная, дай бластер.
Девушка высунулась с оружием в руках и с растерянным видом. Я схватил её за запястье, притянул поближе и поцеловал в губы. Пусть все видят.
Вернулся к орчанке.
— Только один разок.
Было забавно наблюдать за этой особой радостно носящейся вокруг повозки, словно ребёнок с игрушкой. Завершилась беготня втеканием в землю палки, на которую водрузили старый котелок Мухомора. Гном ворчал, но с орчанкой ничего сделать не мог, ростом и силой не вышел. Вспышка, и жестяная ёмкость разлетелась на разные стороны яркими брызгами расплавленного металла.
А потом мы быстро собрались, затушили костёр и двинулись в путь.
Я привязал Гнедыша и трофейного коня к задней части фургона, сел на ко́злы и направил повозку в сторону Стеклодара.
Рина снова кипятила на газу в медной турке отвар из плесени, не обращая на меня внимания. И иногда казалось, этой ночи, полной тихих стеснительных стонов, частого горячего дыхания и жарких объятий, не было. Словно эльфийка запрятала все чувства в дальний ящик, от посторонних глаз подальше. Даже обидно.
Чтоб хоть как-то скоротать время, снова сунул за ухо дневник.
Лошади и так тянут телегу, а с дороги свернуть негде. Тем более она приподнята над полями. Лишь куски потрескавшегося и выгоревшего за эти века асфальта чередуются с поросшим травой щебнем. Иногда промоины и дыры закиданы битым кирпичом и галькой. Ведь дорога до сих пор важна, и её время от времени латали.
Путники встречались нечасто, потому как осень. Зерно, овощи, сено и разные товары уже распиханы по амбарам и складам или распроданы. Дожди загнали людей, ожидающих холода по тёплым домам и тавернам.
Стоило дневнику оказаться на месте, и я привычно шагнул сквозь вязкую пелену тумана в другой мир. Дорога плавно сменилась светлой комнатой с одним узким окошком у самого потолка. Кафельные стены и несколько жестяных шкафов со стеклянными дверцами дополняли неприглядную картину.
А перед Никитой сидел, откинувшись на спинку и выпуская в потолок струи дыма, знакомый уже анатомщик. Я хотел было поморщиться от вони курева, как это же сделал древний.
— Не курил бы, — пробурчал он на своего собеседника и помахал рукой, разгоняя клубы сизой отравы.
— У нас тут конец света, а ты хочешь провести лекцию о вреде курения, — с ехидной улыбкой ответил анатомщик и снова выпустил в потолок дым. — Ядерные бомбы куда вреднее, чем сигареты.
— Хватит придуриваться, зачем позвал? — произнёс Никита и опустился на стул. На колени лёг автомат. Одна из длинных белых ламп, висящих под потолком, неприятно моргала с лёгким тиканьем. Так и хотелось протянуть к ней руки и выдернуть из цоколей. Или разбить.
Наслаждающийся затянувшейся театральной паузой анатомщик, перед которым стоял небольшой, заваленный бумагами стол, потянулся и поднял листок.
— Да так, устал среди трупов. Хочу с живым человеком пообщаться.
— Ну, вот он я, пока живой. Говори, — устало произнёс древний. А ещё в голосе сквозила злость.
Собеседник криво усмехнулся.
— Ладно. Вот результаты томографии и анализов.
Никита взял листок и посмотрел на странную картинку, где словно в разрезе были изображены разные черепа. Неужели кого-то пилой распилили? Причём заживо.
— Ну, и что я должен увидеть?
Анатомщик отправил в потолок несколько сизых колец и неспешно ответил, будто растягивая удовольствие:
— Чёрная эльфийка и белая. Они внешне похожи, как мать и дочь. Даже искусственный интеллект, который я позаимствовал у криминалистов, выдал, что они родственны.
— Чему должен удивиться? Мама чёрная, папа альбинос.
— А тому, что у них абсолютно разная биохимия. Вообще разная. У чернокожей иной метаболизм. Иные белки и витамины. Кровь не содержит эритроцитов, а насыщена свободным гемоглобином. Даже структура клеток иная. Это действительно чужая форма жизни, лишь похожая на нас.
Я смотрел на анатомщика в белом халате глазами древнего и внимательно слушал, хотя и не понимал всего сказанного.
— А вот девочка биологически совместима с людьми. Это титанический труд — на базе одной формы жизни создать другую, но внешне идентичную старой.
Выслушав собеседника, древний опустил взгляд на листок и некоторое время молчал.
— И зачем? — спросил он, наконец.
— Ставлю блок сигарет и ящик коньяка, что дело в иммунитете. Наши микробы агрессивнее, чем у них, — анатомщик вздохнул и пристал со своего места. — Но ты не поверишь, от брака светлых эльфов и людей даже могут быть дети. Они создают замену себе, выращивают новое поколение на человеческом субстрате.
Никита улыбнулся и пробурчал:
— Ты один ящик уж проиграл. Гаш не покоряли эльфов. Они их создали.
— Половину, — отмахнулся анатомщик и пояснил: — Гномов-то они покорили.
— Хрен с тобой, давай половину, — снова пробурчал Никита, а собеседник подошёл к ближе и навис над древним. В глазах горел какой-то нездоровый огонёк.
— Больше того. Я отпрепарировал орков и этих… не знаю, как назвать. Тощие создания, похожие на помесь лесных эльфов с бледными поганками. Вроде бы беглые гомункулы. Они все выращены на базе человеческого ДНК.
— Это я понял, — огрызнулся Никита, поджав губы. — Мне нет разницы, что у них в биохимии, но ты же меня не для этого позвал. Что хочешь? Колись.
Анатомщик отошёл, затушил бычок и взял из пачки новую сигарету.
— Мы так и не достигли цели. У нас нет магов. Наша цель… эль… эль…
Человек недоговорил. Мир дёрнулся и наполнился цветной пургой.
— Эль, эль, эль, эль, — повторял анатомщик, словно заевшая пластинка. Он и сам дёргался, как ударенный током.
Цветная пурга звенела металлом и трещала белым шумом. А потом вдруг передо мной возникла надпись в красной рамке, словно кто картонку в воздухе повесил.
«Данные заблокированы».
И меня выбросило в реальность. От неожиданности чуть не упал с козл.
Не сразу пришёл в себя, поймал обеспокоенный взгляд Рины и снова надел дневник.
«Сбой тегов, — оповестил меня механический женский голос, — введите поисковый запрос».
Я нахмурился и забегал глазами по дороге, лошадям, лесу и небу.
— Если они пришлые, то откуда взялись?
«Принято».
За словами последовал новый нырок в чужие воспоминания. И он был не такой простой, как до этого. Он отдался болью в усталых ногах и кровью на разбитых губах. Он был с сиплой отдышкой и запахом деревьев.
Теперь вокруг был утопающий в лучах летнего солнца лес, белый-белый, пронизанный светом и казавшийся невесомым березняк. Ветер доносил запах листвы, сухих трав. А
