Кристаллы надежды на осколках веры - Нил Л.
— То есть ты отказываешься признать моего отца, — спросила того с вызовом, — так, Демир?
— Эльда, я не хочу делать поспешных выводов, но подумай вот о чем. Как смог выжить тот, кто был готов идти против «Альфарона»? Я объясняю это только предательством ради спасения своей шкуры.
— Не все в этом мире делится на черное и белое.
— Согласна ты или нет, но база будет взорвана. Наши уже работают над созданием бомб.
Специалисты подрывники работали над созданием взрывной цепи, которую планировалось установить под фундаментом базы по периметру и одну в центре. Каждую закладывали по отдельности, строго по часам. Мы обнаружили древние шахты, через которые пробивали тоннели к столбам основания. Последняя цепь должна огибать центральную колонну. Судя по строению здания, от взрыва оно должно сложиться как карточный домик, задавив под плитами всех сотрудников. Дополнительно мелкие по размеру размещали по нескольким уровням, уходящим вверх. Я наблюдала за подготовительными работами, кусая губы. Моа категорически обрывал дальнейшие попытки уговорить его.
Наступил день, когда нам предстояло разместить последние три цепи взрывных устройства. Я представила, как плита стены падает на отца, и, не выдержав, подошла к Моа, готовому отдать приказ.
— Что бы ты ни говорил, я пойду на базу искать отца. Мне не важно, что ты об этом думаешь.
— Пустошь взлетит на воздух. Эльда, если мы уйдем сейчас, станем виновными в развязке мировой войны. Ты хочешь выпустить монстров и пожертвовать миллионами ради безумной идеи спасти одного человека?
— Это не просто человек! Это мой отец! Хочешь взрывать, действуй. Только ты меня не остановишь. Лучше я погибну с ним, чем буду жить с мыслью, что ничего для него не попытаюсь сделать.
Разумом-то я понимала, что он прав. Моа мыслил масштабнее, как настоящий лидер, его беспокоила безопасность каждого в нашей группе и, более того, всего мира. Да и на что я рассчитываю, выступив одной против армии живых боевых машин? Но сердце сжималось от одной мысли, что отец, которого, возможно, сейчас держат здесь, может погибнуть.
Неожиданно из группы, готовой отправиться на средний уровень, вышел Ниро. Он подошел к Моа и что-то ему тихо сказал. Я не услышала, что именно, но выражение лица главы «Гаммы», сменилось. Слова заставили изменить решение. Ниро подошел ко мне, проверяя пистолеты и поправляя нож на бедре.
— Я иду с тобой. Месть местью, но если мы хотим стоять на защите мирного населения, надо начать с невинно пострадавших от рук Вистра. — затем он сказал Моа: — Ты сам понимаешь, пленники, а ими могли быть и я с Эльдой, ни в чем не виноваты.
— У вас полтора часа, — вздохнув, пошел на уступки Моа. — Ни минутой больше. Не вернетесь до одиннадцати пятидесяти девяти, пеняйте на себя. Иначе мы выдадим себя, и второго шанса не будет.
Мы ушли к переходу, ведущему к вентиляции уровня с лабораториями. Вспоминая расположение корпусов, которое удалось запомнить за прошедшие месяцы, Ниро предположил, что место, где удерживали подопытных, должно находиться недалеко. Он оказался прав. В пустом коридоре мы тихо вырубили двоих дежурных, сняв с них табельное оружие и униформу. Охрану связали и бросили в попавшуюся на глаза кладовую.
Перед нами было четыре этажа камер с решетчатыми дверями. Помещение освещалось только парой дежурных ламп на каждом этаже. Видимо, объявили отбой, раз дежурная охрана состояла только из двух человек. Царил полумрак. Ниро предложил разделиться, перед этим спросив, как примерно может выглядеть мой отец. Я и сама не знала, что с ним стало за четырнадцать лет, кроме того, что в детстве была похожа на него, а не на маму. Коридоры с пленными были пустыми. Перед тем как пойти на свой уровень, спросила:
— Тут наверняка есть камеры. Как думаешь, сколько у нас времени, пока не подняли тревогу?
— Думаю, успеем до взрыва, — тихо ответил Ниро. — При таком освещении не разглядят два нечетких силуэта в форме местной охраны. Все получится.
Я начала осмотр сверху, Ниро отправился вниз. Приходилось вглядываться в лица сидящих или лежащих на койках людей. Совсем молодые и среднего возраста. Все одеты одинаково: серые футболки и пижамные штаны. Одинаковый несфокусированный взгляд. Никто даже не поднимал голову, когда я проходила мимо очередной камеры. Лишь оглядывались в мою сторону, стоило мне отойти от решетки. Вокруг ничего, кроме голых стен. Я останавливалась, стоило заметить светлые волосы, иногда бросала короткое «папа», редко кто оборачивался на это слово. От безразличия и отсутствия жизни у, казалось бы, живых людей, пробегал мороз по коже. Весь вид говорил об обреченности. Обстановка давила своей безнадежностью даже на меня. Это не тюрьма и не сумасшедший дом, а гораздо хуже. Тут отовсюду сквозило смертью. Что их ждет? Только погибнуть или лишиться себя, как личности? Что с ними делали и сколько времени каждый из них провел тут?
Вдруг меня тихо окликнул Ниро, перевесившись через перила. Он стоял на втором этаже. Я тут же поспешила на лестницу. Мне указали на камеру с мужчиной, сидящим с потерянным взглядом. «Он обернулся на Ветте», — полушепотом произнес Ниро, подходя ближе к решетке. Я замерла, не веря своим глазам. Это был отец! Седой, несмотря на то, что ему сейчас только сорок четыре. Узнает ли меня?
— Папа, — позвала его, но тот не отреагировал. — Это я, твоя маленькая Ветте.
— Вет-те, — будто не своим голосом произнес мужчина по слогам. Дальше он забормотал что-то неразборчивое, до меня донеслись обрывки фраз: — Я слышал это слово… Очень давно… Дочь. Кажется, у меня была дочь… Мы играли… Но потом все изменилось.
Ниро уже возился с ключом-картой. Вспыхивал зеленый свет и тут же гас. «Крэп, ну давай же», — ругался Ниро на упрямую дверь. Я попробовала своей, результат был тем же.
— Фан, — сквозь зубы выругалась я, на что отец удивленно поднял на меня взгляд.
Он поднялся, подошел почти вплотную к решетке, но не касаясь ее. Желая помочь, протянул руку и тут же отдернул, будто чего-то испугавшись.
— Нужен код, — медленно произнес он. — Вы должны знать код. Его все знают.
— Папа, подскажи! — взмолилась я, — у нас время поджимает.
— Пять-четыре-два-один, — таким же механическим голосом произнес отец, заставляя мое сердце сжаться от боли.
Ниро пробежался пальцами по панели и после короткого сигнала вытянул отца в коридор со словами: «А теперь, профессор, поторопимся, пока мы не превратились в прожаренный стейк». Мы поспешили на выход. Часы показывали одиннадцать тридцать восемь. Отцу
