Дети Антарктиды. 200 дней - Даниил Корнаков
— Надо идти. У нас меньше часа на обратный путь.
— Пошли.
Скоро добрались до радиолокационных станций. Защитные купола, представляющие из себя большую белую сферу, напоминающую издалека громадный снежок, были продырявлены. Рядом покоились останки автомобилей в виде ржавых каркасов.
Матвей захотел прервать долгое молчание:
— Надеюсь, Маша еще спит. Если проснётся и меня не увидит весь Лонгйир на уши поднимет на час раньше положенного.
— Ты её любишь?
Неожиданный вопрос загнал его в лёгкий ступор и он ответил не сразу, хоть и заранее знал, как ответит:
— Да.
Он заметил как уголок её рта приподнялся. До чего было приятно видеть хоть подобие улыбки на её лице.
— Когда я была маленькой, то всё думала, будто вот выросту, исполнится мне восемнадцать, и мы с тобой обязательно поженимся.
Собиратель почувствовал, как по его внутренностям растеклась жидкость, вызывающая одновременно приятное волнение и страшную неловкость.
— Признаться, я ревную тебя к ней, хоть и осознаю как это глупо.
Он остановился, заставил её обернутся к нему и положил обе руки ей на плечи.
— Послушай… — Охватившая его скованность не давала ему подобрать нужных слов. — Я люблю тебя, и всегда буду любить, но как мою маленькую сестрёнку.
— И я тебя, Матвей, — голос её хоть и звучал искренне. Потом она поцеловала его в щеку, и холодное покалывание утреннего мороза немедленно растворилось. — Давай просто не будем об этом хорошо?
— Как скажешь.
Они продолжили идти.
— Знаешь, если уж нам не суждено жениться, — она попыталась обернуть сказанное в шутку, хоть и звучало это немного неуклюже, — то тебе следует сделает это с Машей.
— Честно признаться, я подумывал об этом, когда все закончится…
— А когда это закончится? Где та самая точка?
Матвей задумался: и правда, где она, эта точка? Когда они вернутся домой? Или когда прикончат Бурова? А может, их история завершится с возвращением в их руки «Копья»? Или…
— По мне, так всему этому не будет конца, поэтому и ждать нечего, — добавила Арина. — Поэтому лучше будет пытаться жить здесь и сейчас.
* * *
Они остановились там, где все началось — у самого южного ветряка. Отсюда им открылся вид на дремлющий Лонгйир, утопающий в утренней, прозрачной дымке.
Матвей проверил часы, в запасе у них оставалось еще минут двадцать.
— Скоро все начнут просыпаться. Давай так, сначала пойдёшь ты, а я за тобой минут через десять. Лучше всего будет, если нас не заметят вместе.
— Да, но сначала лучше иди ты. Маша может проснуться немного раньше и хватиться тебя. Я пойду следом.
— Пожалуй, ты права.
Арина подошла к нему и крепко обняла, приложившись головой к груди.
— Спасибо тебе. Не знаю, чтобы я делала без тебя…
Ладонью он погладил по её волосам.
— Это будет нашим с тобой секретом.
— Хорошо.
Они перестали обниматься. Её взгляд обратился к нему, печальный и одинокий.
— Я люблю тебя, Матвей.
Его горло вновь стеснила неловкость.
— И я тебя, Ариш.
Осторожно он стал спускаться по холму.
Добравшись к гостинице незамеченным — по крайней мере он на это рассчитывал, — осторожно прошёл в коридор, поднялся на третий этажа и тихо подобрался к двери своего номера. Приоткрыл двери и осторожно подглядел. Маша тихо спала на боку, отвернувшись к стене. У Матвея камень с души упал — его отсутствие осталось незамеченным.
Тихо заперев за собой он вновь вышел в коридор и пошёл в сторону лестничного пролёта. Поднялся на этаж выше и направился к номеру теперь уже покойника. Когда коснулся дверной ручки услышал за стеной приглушённые разговоры, соседи напротив просыпались. Он вставил ключ в замочную скважину, осторожно его повернул и оказался внутри.
Комнатка не представляла из себя ничего особенного: старая кровать, облезлые обои, пара тумбочек и встроенный в стену экран неработающего телевизора. Одним словом, этот номер почти не отличался от его собственного за исключением письменного стола, поставленного не в углу, а у самого окна.
Подойдя к нему, Матвей обратил внимание, что вид из окна как раз выходил на место, где некогда тренировалась Арина.
Он выдвинул пару ящиков и нашел записные книжки. Открыл одну и увидел исписанные карандашом страницы на норвежском с датами. Каракули казались ему нечитаемыми, даже носитель языка, кажется, не справился бы с их прочтением. И все же он положил находку в карман, собираясь её при первом же удобном случае сжечь. Мало ли что там может быть написано…
Открыл следующий ящик. Внутри
