Кристиан Бэд - Дурак космического масштаба
— А я? — улыбнулся Дьюп. — Если бы я лёг под мастера, как мечталось отцу, вашугом бы сейчас и был. Голову запрокинь (это уже мне). Через пару минут подействует. Это тебя от антипреанта тошнит.
— Точно от него? — переспросил лорд Джастин.
— Точно. На себе пробовал.
— А я надеялся, что его после паутины хоть как-то сплющит… Как в воду шагнул…
— После какой паутины? — спросил я и перед глазами, как подсказка, тут же возникло светлое пятно.
— А ну, брось, — строго сказал лорд Джастин. — Ты почему сначала лезешь, потом думаешь? Держи свой чай…. В карцер бы тебя, экспериментатора, недельки на две…
Дьюп фыркнул:
— Вот так Айяна и сказала, "погуляй ещё недельки две…"
— Хватит, погулял уже. За два дня столько наворотил. Пусть сейчас же и отправляется. Был бы чуть поживее, я бы расспросил его, сначала. Но придётся отложить. Ставь его на ноги. Я прикажу, чтобы подготовили дежурную шлюпку.
— Нет, — сказал Дьюп. — Не сейчас. Я сам его отвезу. Теперь неизвестно, когда увидимся. Пусть полежит здесь, он сегодня только и думает, о том, где бы поспать. Спи, Анджей, если тебе ещё хочется. Я разбужу тебя часа через два.
В животе у меня потеплело. Значит и Колин скучал по мне.
Я усилием воли стряхнул с себя сон, сел.
— Да я в порядке, в общем-то. Допрашивайте, инспектор, — и с усилием рассмеялся.
Смех помог, в голове прояснилось.
— Ну, сам напросился, — сказал лорд Джастин немного удивлённый моей покладистостью. — Кто такой Рогард, скажи на милость? И где ты вообще слышал о трёхначалии?
— Не слышал я ничего. Он сказал — я согласился.
— А стихи?
Я покачал головой.
— Само как-то вышло. Да я и не помню уже, что я там говорил.
— Я знаю, кто такой Рогард, — сказал Дьюп. — Или Рагард. Имя передаётся больше в устной традиции. Это поэт, Адам, поэт эпохи Исхода. Может быть даже — несуществовавший поэт. Слишком странная биография, слишком много мифов. В общем-то, даже не известно Рогард — это имя или прозвище. Но есть стихи и поэмы, которые приписывают ему. По крайней мере — "Поэму об Уходившем" и некоторые дистихи. В частности — дистихи про истинный огонь… Но я не помню, чтобы я тебе это читал, Анджей.
— И я не помню, — охотно согласился я.
— Странно это всё, — сказал лорд Джастин. — Аний поначалу даже оскорбился… Скажи, Колин, а разве Эним — не имя мастера?
— Энимэ — душа всего живого, душа зверя в человеке. — Дьюп сел рядом со мной на диван. — Мастер Эним — это не имя, а что-то вроде титула. Мастер Души Зверя, так иногда говорят. И зверь, подчиняющийся мастеру, не обязательно вашуг…
— Странные религии породила первая волна… Новые "веры" я понимаю лучше — они практичны, там ясно, зачем они создаются, чему служат… А здесь — голову сломаешь.
— Обращение к Душе Зверя помогло людям когда-то выжить на Тайэ. Первые переселенцы не знали про двадцатилетние циклы. Они заселились в благоприятное время, с затяжной весной и хоть каким-то летом. Вроде бы и орбиту просчитали, но как-то слишком вчерне. А потом выяснилось, что бывают годы, когда весна не приходит вообще, а вашуги едят даже рассыпающийся от холода пластик. Тогда и появились мастера Души Зверя, разбудившие в себе первобытное существо, дикое и невероятно живучее. Они стали вживаться в зверей Тайэ, выяснять, как они могут существовать в условиях многолетнего холода. Звери помогли моим предкам найти проходы к подземным термальным озерам. Они научили нас есть местные лишайники и ловить в океане рыбу. Кстати, лишайниками на Тайэ питаются даже хищники. Потому они и жрали наш пластик, по аналогии. Так что, жизнь вполне могла сделать из меня Мастера Души Зверя, энимэ…. Отец был очень рассержен, когда я отказался. Уж не знаю, кто послужил бы мне вернее — вашуг или дьюп…
— Дьюп — это какой-то местный падальщик?
— Абсолютно всеядный. Ткань, дерево, стекло. Непереваренные остатки просто капсулируются у него в желудке… В детстве, помню, один такой "свин" залез на склад канцелярии и сожрал ящик пластиковых скрепок. Переварить он их не смог, и оплавленные желудочной кислотой шарики пластика долго находили вокруг города. Наверно, ему у нас понравилось, и он хотел ещё… А выследить и подстрелить его взрослые не разрешали. На Тайэ до сих пор не убивают зверей просто так, были времена, когда в глазах зверя можно было увидеть его Мастера…
— Локье сказал, что они выпустят "Ворон" из сектора. Подумай, это можно как-то использовать?
— А что эти гады всё-таки делали на Плайте? — влез я.
— Да если бы кто знал. Но ты так и так всё им капитально испортил.
Глава 4. Плайта
— Колин, мне нужно сначала на "Зигзаг", у меня там парнишка и два пилота. Забросишь меня? А оттуда я сам.
Дьюп кивнул. Он снова ушёл в себя весь, и даже уши не торчали. В этот раз и я всё никак не мог выйти из комнаты с чёрными кошками. Мне тоже казалось, что со всей этой историей что-то неладно. Что недопоняли мы чего-то важного.
Я совсем забыл про капитана "Зигзага". Когда мы попросили принять шлюпку, дежурный позвал его к экрану.
Капитан был человеком выдержанным, и глазами не захлопал, конечно, но удивление на его лице прочесть можно было.
— Не ждали меня обратно? — улыбнулся я.
— Не ждал.
Капитан видел рядом со мной Колина, больше пищи для размышления мы ему не дали, но заметно было, что он ожидал другого конца этой истории.
— Всё в порядке, — успокоил я его — Я бы хотел поблагодарить вас за помощь и забрать моих людей.
— Пилотов и мальчика? Пилотов я отправил в госпиталь, у одного точечные кровоизлияния по всему телу, а второму нужен психотехник… Мальчика, как вы и просили, мы отвезли на "Ворон". А "двойку" вашу техники привели в порядок только что, вы можете её забрать.
Я обернулся к Дьюпу:
— Тогда я, наверное, заберу шлюпку и вернусь на корабль. Ты вниз?
— Не нравится мне всё это, — сказал Колин, — когда экран "Зигзага" поляризировался, и мы пошли на сближение.
— Мне тоже не нравится. Я бы хотел оставить "Ворон" здесь, слишком большая мишень, и махнуть прямо на шлюпке. Но Лес с трудом находит общий язык с Келли, как бы у них там чего не вышло.
— Лес?
— Мальчишку подобрал в своё время на Аннхелле. Сейчас ему лет девятнадцать, примерно, наполовину грантс. Хотел оставить у Н" ьиго и не получилось.
— Я заберу мальчика. Лети, если хочешь, так. Но будь осторожнее.
Я кивнул.
Очнулся я окончательно оттого, что не смог потянуться. Дернулся раз, другой и понял — что-то держит. Судя по тяжести и холоду — железо.
Открыл глаза — оно, родимое.
Распят на стене я был тщательно и с любовью. Запястья аккуратно обмотаны специальной прорезиненной лентой, чтобы наручники не сорвали кожу. Я смотрел на эту ленту, и понимал, что основательно влип. Такая тщательность выдавала и замысел и умение.
Впрочем, гадать, кто это так постарался, не приходилось. За моим "пробуждением" следили двое: один темноволосый, с узкими глазами и длинным торсом, одетый вычурно и не по-нашему, и второй — короткорукий и кругленький, в мешковатой кофте с застежками спереди и слишком узких брюках.
Я не помнил, кто это, не помнил, где я… Воспоминания обрывались на том моменте, когда я отстрелился от "Зигзага" и…
— Приветствую, капитан, — весело сказал узкоглазый на стандарте, и его раздвоенный кончик языка с пирсингом-бриллиантом, коснулся нижней губы.
Алаец!
Тэмо а тори и все его три матери! Откуда здесь алаец?
— Не имею чести знать, — сказал я, радуясь, что язык повинуется, несмотря на сухость во рту. Фраза была двусмысленной и, если вдуматься, оскорбительной тоже — слова "честь" и "алаец" совместить без наличия иронического подтекста было невозможно.
Я испугался, но как-то умеренно. Видимо, подсознание полагало, что случались ситуации и похуже. А может, оно ещё что-нибудь там себе полагало, не ставя пока меня в известность?
— А может, и не надо меня знать, капитан? — рассмеялся алаец, и его "змеиный" язык снова быстро коснулся нижней губы. — Кто меньше знает, живёт хоть на час, да дольше.
Толстенький захихикал. Лицо у него было неприятное, и глядел он на меня с брезгливой опаской.
Алаец же улыбался искренне, а смотрел с обожанием. Он любил меня, как любят гиены отданное им на растерзание тело. И, судя по блеску в глазах, предвкушал уже, что может сделать со мной, потому был по-своему рад мне.
— Хотя… тебе уже нечего терять, капитан! Ты теперь — только "мясо". Моё "мясо". Я счастлив приветствовать тебя на флагмане "Хайор", по-вашему, "Коготь". А я — Бризо. Ты про меня не слышал, вы, имперские, только себя и слушаете.
"Хайор" — название алайское. Но — здесь? Откуда?
Алайцы, если я правильно помнил, жили где-то на окраине южного сектора Империи. В дэпах писали, что это отвратительные гибриды людей и жесткого излучения своей звезды. Хэд, слово, каким мы ругаемся, именно алайский бог. И это у них "вначале мира были боль и тьма". Алайцы жестоки не так, как мы, а для собственного удовольствия. Всё. Больше я ничего и не знал, пожалуй.
