Адам Робертс - Стена
Вскоре ему захотелось есть и пить. Под панелью с экранами находилось несколько металлических дверок, открывавшихся наружу. В одном из этих шкафчиков Тигхи обнаружил металлическую фляжку с какой-то жидкостью. Он попробовал ее на вкус. Чуть горькая, она великолепно утоляла жажду, и юноша, недолго думая, опустошил фляжку больше чем наполовину. Он осмотрел все шкафчики, но ничего съестного там не было. Подойдя к ма, юноша протянул ей фляжку, и та безмолвно взяла ее, сделала пару глотков и вернула.
Тигхи опять принялся расхаживать по комнате; через некоторое время он попробовал открыть верхний люк, но безрезультатно. Тогда юноша повисел на лестнице, словно ленивая обезьяна, и спрыгнул на пол. Походив еще немного, лег на пол и заснул.
Проснувшись, Тигхи обнаружил, что за время его сна в маленькой комнате ничего не изменилось. Его ма сидела в той же позе и все так же смотрела в никуда. В который уже раз Тигхи стал описывать круги по комнате и смотреть на экран. В нем начинала закипать злоба. Взлетев по трапу вверх, он забарабанил по люку и завопил:
– Чародей! Чародей! Проснись! Сколько же можно спать?
Никакой реакции со стороны Чародея не последовало. Он либо не желал откликаться, либо слишком крепко спал. Тигхи сел на пол, сделал глоток из металлической фляжки и молча протянул ее ма. Затем во второй раз попытался сесть в металлическое кресло Чародея, и опять его выбросило оттуда. Тигхи взвился в воздух и приземлился на ноги – более удачно, чем в предыдущий раз, потому что толчок не был для него неожиданным. Он готовился к нему.
Тигхи сделал еще одну попытку. Он вгляделся в сиденье кресла и снова сел в него. Сам металл деформировался, а затем вернулся в прежнее положение, как пружина, и вытолкнул юношу. Это было в высшей степени удивительно.
Он опять обратил свое внимание на экраны и начал наугад тыкать в клавиши и кнопки на панели управления и щелкать тумблерами. Корабль содрогнулся и стал рыскать вправо-влево, то поднимаясь, то опускаясь. Насмерть перепуганный Тигхи отскочил от панели как ошпаренный. Мелькнула мысль, что он совершил нечто непоправимое и его шалость может привести к гибели всей этой чудесной машины и тех, кто находится на ее борту. Однако вскоре пол перестал уходить из-под ног, а мелькание изображений на экране замедлилось. Затем всякая вибрация окончательно прекратилась, и наступило спокойствие. Мочевой пузырь Тигхи раздулся от выпитой жидкости и от пережитого испуга и готов был лопнуть. Юноша из последних сил сдерживал позыв к мочеиспусканию. Он сел или, скорее, рухнул на пол. Сердце стучало в груди будто молот. По лицу струился пот, а руки била мелкая нервная дрожь.
Раздался скрип открываемого люка, и появились одетые в черное ноги Чародея, нащупывавшие ступеньки. За ними последовал его пронзительный, как свисток, голос.
– Десять часов! Чуть меньше! Вообще-то маловато, хотя жаловаться не на кого.
Он ступил с трапа на пол и подошел к панели управления. Кожистое лицо хранило непроницаемое выражение. Изображения на экране замерли. Это означало, что корабль стоит на месте и никуда не двигается. В каждом углу большого экрана было одно и то же: каменистая стена, припорошенная белым снегом.
Дыхание Тигхи пришло в норму. Он все еще был испуган, но не настолько, чтобы не заметить, как Чародей слегка, как бы ненароком, нажал что-то, по всей видимости, кнопку на внутренней поверхности одной из железных трубок, составлявших спинку его кресла. Затем уселся в него и стал колдовать над панелью управления.
Тигхи поразмыслил немного и решил, что будет лучше, если он признается во всем сразу.
– Я трогал приборы, мастер Чародей, – произнес он на имперском языке, потупив взгляд.
– Конечно, мой прекрасный юноша. А как же иначе, – сказал Чародей, не оборачиваясь. – Я ожидал этого. Однако приборы управления заблокированы, поэтому твои шалости не могли принести никакого вреда. – Он оглянулся. Его лицо исказила неестественная, безобразная улыбка. – Неужели ты всерьез думал, что мог прервать полет моей машины своими детскими забавами? – Похоже, эта мысль развеселила Чародея, ибо он даже усмехнулся. – Никакой трагедии не могло произойти. Нет, корабль реагирует лишь на изменения в гравитационном поле. При приближении к Восточному Полюсу сила притяжения уменьшается и энергия излучения увеличивается. Моя замечательная машина функционирует безупречно в обычной системе гравитации, и не только. Она рассчитана также на полет в зоне пересечения линий гравитационных полей под углом в девяносто градусов и нейтрализует его. Таким образом достигается абсолютная стабильность. Здесь же, на крайнем востоке, угол сближается и наша платформа становится менее прочной.
Почти все, что сообщил юноше Чародей, было слишком мудрено для его ума, и потому пролетело мимо его ушей, но одна фраза заставила Тигхи встрепенуться.
– Восточный Полюс? – спросил он, чуть пошатываясь. Дыхание юноши было все еще частым и неглубоким, но испуг заставил его ум сосредоточиться и функционировать более собранно. – Это и есть место нашего назначения? Мы туда направляемся, мастер Чародей?
– Удачно подмечено, – прокомментировал Чародей. Повернувшись вместе с креслом к Тигхи, он с одобрением взглянул на него. – У тебя пытливый ум, мой замечательный мальчик.
– Этот полюс является крайней восточной точкой стены? – чуть запинаясь, спросил Тигхи. Он представил себе огромную мачту или флагшток, вонзающуюся в небо и обозначающую восточную оконечность стены. А дальше? Голубая бесконечность, простирающаяся навсегда. – А на западном краю тоже есть полюс?
– Ты забавный парнишка, – сказал Чародей, хотя, судя по тону, этот разговор его не особенно забавлял. – Наверное, ты рисуешь себе огромное дерево, растущее вверх на сотни миль.
Тигхи не знал, что ответить, и промолчал.
– Мировая стена, – продолжал тем временем Чародей, описав в воздухе дугу правой рукой, – вовсе не то, о чем ты думаешь.
Высокомерный вид этого человека с искусственным, не совсем умело слепленным лицом и эксцентричными манерами вызвал у юноши чувство обиды и негодования. Он почувствовал, как его зрачки зажглись злостью.
– Я знаю секрет мировой стены! – выпалил он. – Ты думаешь, что я маленький мальчик и ничего не знаю. Нет, я не мальчик! Я был солдатом и воевал, и я противостоял монстрам. Я постиг тайны стены. – Жгучие слезы подступили к глазам Тигхи, однако, призвав на помощь все свое самообладание, юноша сдержал их. Расплакаться? Перед ним? Ни за что на свете! – Я знаю больше, чем ты думаешь.
В воздухе повисла странная тишина.
– Итак, – с расстановкой произнес Чародей, – тебе известен секрет стены. Однако так ли это на самом деле? Ты удивительный юноша. Твоя красота под стать твоей способности говорить изумительные слова. – Он наклонил голову. – Так что это за тайна, которую ты знаешь?
Внезапно Тигхи расхотелось продолжать разговор. Он не отдавал себе отчета, но что-то удерживало его, хотя то, что Тигхи знал, не было тайной в строгом смысле этого слова. И все же в поведении Чародея ощущалась какая-то скрытая угроза или по меньшей мере насмешка. Юноша повернулся и, сделав несколько шагов по направлению к своей ма, уселся на пол рядом с ней.
Чародей не сводил с него глаз, ожидая ответа. Тишина становилась все более неестественной и напряженной.
– В стене есть Дверь, – наконец нехотя проговорил Тигхи. – Она ведет к Богу.
– В самом деле? – спросил Чародей.
Кожистое лицо оставалось абсолютно невозмутимым.
– Да, – сказал юноша, уязвленный его скептицизмом. – Это правда. Чтобы овладеть Дверью, Имперские Папы собрали мощную армию. В рядах этой армии сражался и я.
– Я видел, как ты сражался, – произнес Чародей, и его грубые кожистые губы растянулись в подобие улыбки, – на одном из моих экранов.
Он показал пальцем через плечо.
Тигхи воспринял это как намек на его бегство с поля боя в сторону Сетчатого Леса. Он стиснул зубы и стерпел оскорбление.
– Я знаю и еще кое-что, – сказал он. – Бог живет у подножия стены, а не на ее верхушке. Каждое утро он швыряет солнце через стену в своих врагов.
– В своих врагов, – повторил без всякого выражения Чародей.
Нечасто в своей короткой жизни Тигхи приходилось прибегать к такому многословию, и всегда, выговорившись, он ощущал внутреннюю опустошенность. Вот и сейчас он чувствовал нечто подобное, только это чувство было гораздо острее. Ведь ясно, что его объяснения показались Чародею неубедительными. Это было тем более обидно потому, что Тигхи изо всех сил стремился найти подходящие слова для выражения этой захватывающей идеи: того, что мысль Бога притаилась в основе всех вещей, что Бог бросает горящий камень своей сильной рукой. Запинаясь от волнения, Тигхи начал было объяснять заново.
– Стена существует для того, чтобы отделять добро от зла, – сказал он. – Стена…
