Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова
— А зачем ты изворачиваешься и врёшь мне, что редко его видишь? Когда спишь в его доме, а сюда приходишь лишь работать! Ты всегда хочешь от меня откровенности, но сама…
— Я говорю тебе о том, что скучаю о нём, как только перестаю его видеть. Он постоянно занят, да и я вынуждена с утра до вечера с головой зарываться в тряпьё, чтобы выживать, как умею. Я не собираюсь ни для кого быть обузой!
— Если бы не мой отец, ты не выжила бы тут и дня. Тебе просто не дали бы такой возможности.
— Конечно, он мне помогает, защищает. Он больше, чем возлюбленный, — он мой друг и защитник. Даже еду мне доставляют со складов «Зеркального Лабиринта» бесплатно. Причём, лучшую еду. Нас и охраняют тут, как мало кого из живущих здесь. Никто не сует к нам свой нос. Я делаю, что считаю нужным. Никогда не жила я так хорошо, как теперь. Я всё понимаю. Видишь, я ничего от тебя и не скрываю. Но я хочу быть рядом всегда. Я же говорю, хочу того, что невозможно! Я мечтаю о Храме Надмирного Света, чтобы зажечь волшебный зелёный огонь в семейном алтаре. С ним рядом войти, пусть пока и в иллюзорные, но поселения Надмирного Отца. Он смеётся и говорит, что люди в Храме просто угорают от наркотического дыма, и никто там ничего не приоткрывает, никаких волшебных дверей в мир будущей совместной вечности. А ты не хочешь того же с Антоном?
· — Мне всё равно. Да и с чего ты взяла, что такого человека как мой отец должен занимать твой мир? Или ты хочешь научить его шить
одежду? Мило, мило! А я, представь себе, видела однажды, как он пришивал себе пуговицу. Выглядело довольно смешно. Ведь мама абсолютно не умела держать в руке иголку. Дедушка даже похвалил его за умение. А дедушка мой умеет всё. Готовить, чинить одежду, стирать, знает и всякое разное. Он даже сумел создать крылья, на которых мы с ним и летали в горы… — Тут уж Икринка прикрыла ладошкой свои губы.
— Когда ты с ним летала? Я не понимаю, о чём ты? — ничуть не удивилась Нэя, плохо её поняв.
— Ни о чём. Я просто подшутила над тобой. Да и почему ты думаешь, что наполнение его жизни будет тебе настолько уж интересным? Ты просто ничего там не поймёшь. Там не только всё запутанно и непонятно, в их городе, но и скучно ужасно.
— Я хочу, чтобы было как у тебя с Антоном.
— Ни у тебя, ни у него не может быть как у нас с Антоном. Вы для
таких отношений просто старые.
— Разве мы, я и он, старые?
— Не старые, а взрослые, вот что я хотела сказать. И до чего же глупо позволять себе целоваться у всех на виду на улице!
— Ты ревнуешь отца ко мне?
— Чего мне его ревновать? Мне нет до него никакого дела. Но за тебя мне стыдно! Ты иногда похожа на опьяневшую розовощёкую дурочку, если судить по твоему лицу со стороны. У нас на окраине во время публичных праздников все тётки так себя вели, когда напивались. И молодые и не очень. Вешались на своих мужчин у всех на глазах и таращили на них остекленевшие глаза. Ну, а уж те снисходительно похлопывали их по задницам, обтянутым праздничным платьем, обещая то, чем не обладали сами.
— То есть?
— Разве неизвестно, что мужчины всегда обещают женщинам вечное счастье с таким лицом, словно оно у них в кармане припрятано. Но ничего у них нет. Не только вечного счастья, а и самого куцего.
— А у Антона есть в кармане вечное счастье для тебя? Или ты с ним никогда не целуешься? — Нэю задевала бестактность юной подруги, но ввести её в рамки приличий не получалось.
— Антон не все. Он другой. И ты отлично об этом знаешь.
— А твой отец разве как все?
— Тебе лучше знать. У тебя же был опыт замужества. Да и прежде ты вращалась в актёрской среде, а там все заняты сплошной любовью друг с другом.
— Ложь! Простонародные сплетни людей, не посвящённых в мир искусства. Или же недобрые вымыслы порочных людей, которые везде и всюду видят только порок. Я даже не знаю, о каком случае ты говоришь. Когда ты видела меня пьяной, да ещё с твоим отцом, если я абсолютно не пью? Как и твой отец. Никогда.
— Я не сказала, что ты была пьяной. Я сказала, «как будто была». Ты даже меня не заметила. Я считаю, что прежде ты была лучше.
— Чем же я изменилась?
· — Ты утратила свою необычную индивидуальность и заметно поглупела. Я же тебе сказала. Ты была тут как никто, а теперь ты стала… — Икринка опомнилась и замолчала.
— Договаривай, раз начала.
— Я в тебе разочаровалась. Вот и всё. Ты такая же, как все. Может быть, лишь чуть более добрая, нарядная и душистая, чем прочие. А я думала, что ты похожа на мою маму. Только моя мама была ни на кого не похожей. Единственной. И я уверена, что для отца она таковой и осталась.
Икринка перестала любить Нэю и стала отдаляться. Не окончательно, но заметно. Нэя печально приняла её отношение, не пожелав ничего уже объяснять. Но что ещё она и могла объяснить? Если всё было сказано на пределе возможной откровенности. Икринка приходила только на примерки одежды, которые продолжала шить ей неутомимая швея-художница, но уже редко. Платья тоже перестали её волновать. И так натащила целый шкаф. Что в них? Антон же любил её безо всяких платьев. Ему всё равно, в чём она ходит. Могла бы и в той тунике ходить. Чего ради и выбросили? Нэя по-прежнему, встречая их с Антоном, бросалась к ним как к родным. Антон ей тоже радовался, а Икринка давно перестала, проявляя безразличие. От её былой дружбы, переходящей в любовь дочери к матери, ничего не осталось. Хотя и какая мать-дочь? Нэя и была-то старше всего на десять лет.
Первые ночи в хрустальной пирамиде
«Десять лет… да неужели столько лет прошло с того времени? Так много»? — задала она себе вопрос, впервые попав к нему
