Стивен Дональдсон - Запретное знание
Если она подумала о воде, подумает ли она об огне? Это будет совсем другим делом. Каждый корабль был довольно слабо защищен от огня. Может ли Ник быть уверен, что у нее в каюте нет ничего, что не позволит ей развести огонь?
Перешагнув через потоки воды льющиеся из раковины, она покинула санблок и села прямо посреди грязного пола.
Забудь про меня, Ник. Игнорируй меня.
Только попытайся.
Он не мог позволить себе этого. Часть Морн, которая это понимала, знала, что он не сможет. Он еще не покончил с ней. Он не мог рисковать, что она сумеет застигнуть его врасплох чем-то таким неожиданным, что может убить себя. И даже если она не умрет, сколько удовольствия он получит, мучая кого-то, кто совершенно сошел с ума?
Ей нужно только ждать, пока дверь распахнется, и он появится перед ней.
Через какое-то время Морн сообразила, что сидит на полу не просто так; чтобы Ник не подумал, что она собирается напасть на него.
Дверь…
Он…
Она испугалась, что это игра воображения и на самом деле его здесь нет; но выражение его лица было таким, что заставляло ее поверить в его реальность. Это был взгляд, полный испуга, почти потрясенный. Чтобы он не представлял произойдет с ней, но не ожидал этого.
Таким образом, его появление было реальным. Она была уверена в этом.
– Я наслаждался, – сказал он скованно. – Мне нравилось слушать, как ты теряешь разум. – Смертельная бледность шрамов выдавала его. – Но это продолжалось слишком долго. Ты отвлекаешь меня от сосредоточенности.
В ответ она взяла депилятор и запустила ему в голову.
Он отбил его небрежным движением руки. Вторая скользнула в карман, где хранился пульт управления шизо-имплантатом.
– Я не хотел делать этого, но, предполагаю, тебя следует отключить. Прежде чем ты разгромишь весь водопровод.
Попробуй.
Морн подняла руки к лицу и принялась царапать кожу на своих щеках.
Попытайся, ты, сукин сын.
Торопливо, пытаясь предотвратить новые царапины на лице, Ник показал ей черную коробочку и нажал кнопку.
Потеряв равновесие, Морн упала в поток из санблока.
Почему-то Ник пнул ее в голую ногу. Возможно, он решил проверить, отреагирует ли она на удар. Но она не реагировала. Вместо этого она лежала так неподвижно, как женщина со сломанной шеей. Вода вливалась в угол ее открытого рта.
– Я думал, ты перестала вредить мне, – прошептал он, потому что знал, что она не слышит его. – Но, похоже, я был неправ.
С отвращением он швырнул пульт управления в один из шкафчиков и вышел из каюты.
Дверь за ним закрылась.
Он не забыл запереть ее.
И, словно сами по себе, потоки из санблока прекратились. Кто-то на мостике, вероятно, отключил в ее каюте насосы и систему водопровода.
Только вода во рту Морн мешала ей истерически рассмеяться.
Она вскинула голову, выплюнула воду, поднялась на ноги, так быстро, как могла. Словно опасаясь, что черная коробочка исчезнет в яме ее кошмаров, она бросилась, чтобы взять ее. Но она в самом деле оказалась в ее руках, осязаемая, настоящая. Пальцы Морн любовно поглаживали знакомые очертания; дыхание стало прерывистым, когда она обдумывала открывающиеся возможности.
Сейчас.
Дрожа, Морн нажала на кнопки, которые посылали тонкую струю энергии и силы по ее нервам. Затем она закрыла глаза и провела несколько мгновений, просто наслаждаясь простым искусственным наслаждением.
Но этого было недостаточно. Следовало ослабить боль. Здесь. Ей нужны были более быстрые рефлексы, лучшее сосредоточение. Так. Вскоре она почувствует гораздо больше силы, но даже малого улучшения будет пока достаточно. Так.
Фундаментальный голод был несколько утолен. Печаль об ее ограниченности свалилось с ее плеч. Атмосфера корабля стала более чистой, резкой. Она чувствовала, что снова становится собой, Морн Хайланд, наконец-то.
Это тоже было формой безумия. Тем не менее, она цеплялась за это изо всех сил.
Она не осознавала, что действительно расцарапала свои щеки пока капли крови не потекли у нее по рукам.
Она стиснула зубы, чтобы сдержать смешок.
И очень тихо, потому что кататоники не издают ни звука, она отправилась в санблок, чтобы посмотреть в зеркало.
При виде себя она потеряла всякое желание смеяться.
Ее глаза глубоко запали, под ними залегли морщины усталости и похмелья. Новые морщины появились на ее лице, словно она хмурилась в течение нескольких месяцев. Засохшая рвота прилипла к уголку рта. Ее кожа была бледной, болезненного цвета и то, как она обвисла на костях, позволяло предположить, что Морн сильно потеряла в весе.
Несмотря на бледность, кровоточащие царапины на ее щеках напоминали гротескную пародию на шрамы Ника.
Шизо-имплантат не освободил ее окончательно от ограниченности. Он просто дал ей возможность перескочить через границы собственной выдержки.
Этого достаточно, подумала она холодно. Это все, что мне нужно.
Она отвернулась от зеркала.
Ну, хорошо. Никаких представлений. Она получила свою черную коробочку. Следующая проблема – найти выход из каюты.
И тут она заколебалась.
По какой-то причине шизо-имплантат пошатнул ее уверенность и вместе с силой наполнил ее душу сомнениями. Это блокировало связь с тем участком мозга, который все понимал и ничего не открывал. Как она сможет выбраться из каюты? Недавно она знала ответ; она подготовилась к нему. Но сейчас она не могла вспомнить.
Сила; должно быть, сила. Шизо-имплантат сделал ее сильной – и не дал ничего, что можно было бы использовать. Никакая быстрота мыслей или действий не поможет ей освободиться из ее тюрьмы. Но если она получит достаточно силы…
Дверь была сделана так, чтобы выдержать давление под прямым углом к поверхности – декомпрессию или удар – но не в направлении собственного движения. Сервомеханизмы, которые открывали и закрывали ее, будут давать обратный ход, когда почувствуют препятствие. Значит, проблема заключалась в силе и направлении; если достаточно сильно нажать в правильном направлении, чтобы включить механизм отката. Тогда дверь откроется сама собой.
И сигнал тревоги сразу же сообщит на мостик о том, что произошло. Ник лично явится, чтобы остановить ее. Или пошлет своих людей с пистолетами…
Нет, она не может позволить загнать себя в угол. Сначала она должна выбраться из каюты. Затем она должна будет придумать, как не дать поймать себя.
Стоя у двери она настроила свою искусственную силу на высший уровень – такой высокий, что эндорфины и дофамины в ее мозгу проносились с воем, точно во время шторма, а грудь раздулась – легким не хватало воздуха, чтобы поддержать такое количество адреналина. Затем она положила руки на дверь, припала всем телом к переборке и надавила.
Надавила.
Давление росло в ней, пока уши не наполнились звоном и глаза не ослепли. Ее руки вибрировали, словно кабели, на который повешен слишком большой груз; она была, вероятно, настолько сильна, что могла бы поломать собственные кости. Небольшие очаги боли начали расти в ее легких.
Внезапно кожа на ладонях Морн лопнула. Скользкие от крови, ее руки соскользнули с двери.
Не в силах ухватиться за что-то она полетела вперед и ударилась головой о следующую переборку. И потом упала на пол.
Искусственный нервный шторм был слишком силен; если она не уменьшит его, ее нервы просто сгорят, словно предохранители, когда на них поступает слишком большой ток. Вероятно, замок двери дезактивировал сенсоры отката. Дрожа словно в лихорадке, она схватила свою черную коробочку и уменьшила излучение.
Руки оставляли на клавишах кровь.
Слишком много для того, чтобы выбраться из каюты.
Склонившись над своими поврежденными руками, Морн принялась рыдать, не осознавая этого. Располагать пультом управления шизо-имплантатом было недостаточно; она нуждалась еще в чем-то, чтобы не погибла надежда – а ничего не оставалось. Некоторые ограничения были абсолютными. Неважно, что она сделала бы с собой, она не могла заставить свое тело проскочить сквозь материальные двери. Быстрота, сила, сосредоточенность, свобода от боли – ничто из этих преимуществ не могло помочь ей.
Часть ее мозга, которая понимала, не планировала этого.
Или не могла достучаться сквозь сильный эффект действия шизо-имплантата.
Но она сдерживала Морн и заставляла ее плакать не так громко, чтобы не было слышно в интеркоме.
Сколько времени у нее осталось? Смахнув с глаз слезы, она посмотрела на хронометр в каюте. Меньше шести часов. И это все? Она где-то потеряла два или три часа. Но это не имело значения. Шесть часов или шесть сотен – все равно.
Она не могла выбраться из каюты.
Она ничего не могла предпринять, чтобы помочь Дэвису. Он пропал. Следующий раз, когда она увидит его – если когда-нибудь увидит его снова – он будет амнионцем. Он ничего не будет помнить о кратковременной важной связи между ними. Разве что ему будет дан тот же мутаген, который трансформировал Марка Вестабуля. Тогда он сможет использовать ее воспоминания против нее – и ПОДК – и космоса, принадлежащего человечеству. Давая ему жизнь, она предала его, и все, что было для нее важным; и она ничего не могла с этим поделать.
