Стивен Дональдсон - Запретное знание
Индикаторы зажглись; канал открыт.
Из динамика раздался шорох, глубина слишком сильна для небольшого пространства мостика. Каким-то образом она получила – или ей дали – главный корабль для всего корабля.
Кто-то хотел, чтобы ее услышали.
– Слушайте меня, – прохрипела она, давясь желудочным соком и слюной. – Он собирается отдать им моего сына.
Что им за дело? Большинство из них – может быть, все они – и так знали, что делает Ник. А она была полицейским; она была врагом. На что она еще может надеяться?
Кто мог предоставить ей шанс?
Она воспользовалась им, не пытаясь ничего понять. Твердо и ясно, она вложила все, что у нее оставалось в ее голос.
– Я знаю, почему вы здесь – большая часть. Я знаю, почему вы занимаетесь всем этим. Для кого-то из вас это просто свобода, вольность. Когда ты нелегал, у тебя появляется больше выбора и меньше ограничений. Вы потеряли слишком много, вам многого не хватает. А сейчас вы можете получить то, что хотите.
Она не знала, что сказать. Она была слишком слаба – и ей не хватало красноречия. Чтобы успокоить себя, она представляла, как ее голос достигает всех помещений и кают на корабле, звучит эхом в коридорах. Она представляла, что проповедует.
– Именно этого вы хотите? Вы хотите превратить людей в амнионцев? Вы думали о том, что это значит? Это значит, что вы можете быть следующими. На этот раз все спокойно, он отдает им моего сына. В следующий раз он может отдать кого-то из вас. Не так ли, Альба? Пастиль? Вы думаете, Ник посчитает вас настолько ценными, что задумается? Вы так уверены? Что, если на Малом Танатосе он найдет кого-нибудь, кто сможет делать вашу работу лучше – или будет трахаться лучше – или будет более предан ему?
– Именно этого вы хотите?
Спазмы кашля поднимались из ее ноющего горла и гортани. Но она не могла позволить себе замолчать. У нее не было времени; Ник отключит ее, как только окажется на мостике. Мысленно она видела, как он бежит, чтобы достигнуть своего места.
Рыдая от усилий, она продолжала:
– Но у некоторых из вас есть другие причины. Вы здесь, потому что полиция коррумпирована – все чертовы ОДК коррумпированы – и это единственный путь противостоять им. Вектор? Сиб? Микка? Вы слышите меня? Полицейские – коррумпированы. Я не знала этого, но знаю сейчас. Я люблю их не больше вашего. Я стала полицейским, потому что пираты убили мою мать, и я хотела сражаться. Я хотела сражаться со всем, что угрожало человеческой жизни, свободе и безопасности. После того, что я узнала, меня тошнит.
Но это не повод отдавать моего сына Амниону! Это не причинит вреда полиции, потому что это их не волнует. Это лишь предаст человечество, все человечество, вас, и меня, и каждого мужчину женщину и ребенка, которые останутся в живых.
У всех у вас есть семьи. Вы все откуда-то пришли – у вас должны быть матери и отцы, братья и сестры, родственники и друзья. Как насчет них? Ради чего вы продаете их? Как вы сможете после этого смотреть в зеркало?
Не позволяйте ему сделать это. – До тех пор, пока она не произнесла эти слова, она не подозревала, что призывает к бунту. – Найдите другой ответ. Должен же быть какой-то другой ответ.
Она не имела ни малейшего понятия, что это может быть. В самом важном смысле Ник был не просто капитаном корабля; он был самим кораблем. Его коды управляли любой функцией корабля; он принимал все решения; его опыт и знания сохраняли людям жизнь. Все, кто слышал его, зависел от него.
Всякий, кто готов был бросить ему вызов, мог кончить так, как это вскоре произойдет с Дэвисом.
Внезапно интерком передал голос ее противника.
– Я говорил, что она не слишком хорошо восприняла новость, – заявил Ник. Его голос звучал совершенно уверенным; невозмутимым от ее угроз. – Вы слышали достаточно, чтобы понять, что я имею в виду. Теперь ты можешь отрезать ее, Микка.
Все это время он был на мостике; он позволил ей выговориться; позволил кораблю услышать ее, чтобы оправдаться. Он был в безопасности.
Она забыла о речи и начала выть.
Хриплый от желудочного сока и усталости ее идущий из глубин души вой разлетался по «Капризу капитана» пока индикаторы на ее интеркоме не погасли.
Но так как она не получила облегчения, она продолжала выть. Но сейчас стены ее каюты были единственными кто слышал ее.
Она не могла остановиться, пока не заболело горло.
Затем она рухнула в кресло и закрыла лицо руками.
Терпение.
Та часть ее, которая все понимала и ничего не открывала, не объясняла, почему. Она просто сказала ей: терпение.
Ждать.
Дэвис не будет отправлен к Амниону еще в течение двенадцати часов. Многое может произойти за двенадцать часов. Целая жизнь может быть выиграна или потеряна. Надежда и крах могут быть такими же летучими и неуловимыми, как приступ прыжковой болезни.
Сначала самое простое.
А самое простое это – ждать.
Но не так. С этого места она не могла видеть интерком.
Не зная почему, Морн поставила кресло так, чтобы ясно видеть индикаторы статуса интеркома. Затем, поскольку она воняет желудочным соком и непереваренной овсяной кашей, она вероятно, может отправиться в санблок и умыться, а потом сесть и ждать.
Терпение.
Каждая секунда приближала конец. Конец ее сына – и ее. Тем не менее, она была терпелива.
Уверенная, ирреальная часть ее разума знала, что она делает. Нику тоже было любопытно, что с ней; он был слишком заинтересован в развитии своего реванша, чтобы игнорировать ее. Когда она просидела, ожидая, неподвижная, словно погруженная в кататонию, час или больше, статус-индикатор внезапно зажегся зеленым светом.
Он хотел проверить ее, подслушивая.
И она мгновенно начала выть и биться, словно умирающий кот.
От предыдущих криков голос ее звучал сломленным и патетическим, одержимым и неузнаваемым. Это было правдой, не так ли? насколько она знала, она говорила ему правду.
Она продолжала это, пока Ник не выключил интерком. Затем вскочила на ноги.
Неуверенной походкой приблизившись к санблоку, она достала все твердые вещи, какие смогла найти: щетки, аптечку, депиляторы, устройства для причесывания, флаконы. Сев в кресло, она разложила собранное у себя на коленях и продолжала ждать.
Час?
Больше?
Меньше?
Преимущество ее безумия, непонятной уверенности было в том, что оно не наказывало ее по истечение времени. Оно диктовало ей быть терпеливой – и позволяло подчиняться.
«Спокойствие гегемонии» и Малый Танатос, должно быть, появились на скане. И «Тихие горизонты» сейчас достаточно близко, чтобы принять участие в том, что произойдет. Она могла думать об этом, но не могла беспокоиться. Ее способность беспокоиться исчезла – было похоронено или выгорело. Лицо Дэвиса ясно стояло перед глазами, словно она могла видеть каждый мускул его лица, отвечающий на пытку мыслями; но это не вызывало никаких эмоций.
В данную минуту – ожидая, словно она была погружена в коллапс с помощью парализатора – она делала все, что могла ради сына.
Только попытайся, бормотала она внутри тишины в ее черепе. Попытайся победить меня. Я умоляю.
Что заставляет тебя забыть, что Ангус победил меня давным-давно. Для тебя ничего не осталось.
Он обучил меня всему, что я знаю.
Когда интерком снова ожил, она разразилась рыданиями и начала швырять предметы по каюте, осыпая интерком щетками. Между всхлипываниями она кричала:
– Ник! Ник! – словно у нее рвались легкие. Как только она выбросила все вещи, она встала, схватила кресло и швырнула его о стену.
– Ник!
В тот момент когда интерком выключился, она рыдала от усталости, так же как от безумного необъяснимого коварства.
Но сейчас она покончила с ожиданием. Сейчас настало время предпринять следующий шаг.
Судорожно втягивая воздух, она поспешила в санблок.
Нет, сначала ей понадобятся скафандры и постель. Она вернулась в комнату, открыла шкафчики, высыпала их содержимое на пол. И набрав полные руки тряпок, вернулась в санблок.
Она швырнула подушку на поглотитель воды. Включила воду и закрыла дверь.
Почти мгновенно она услышала тревожные звонки.
Она свернула скафандр и заткнула им слив. Пилкой для ногтей зафиксировала кран, чтобы его было невозможно закрыть.
Пока стерильная вода, полная восстанавливающих химикалий, поднялась, она сунула штаны в бассейн и включила воду и здесь.
Тревожные звонки стали громче. Бессловесно и безлично внутренние системы «Каприза капитана» кричали ей остановиться. Если она приложит достаточно усилий, главный компьютер отключит воду по всему кораблю.
Вода была только водой. Мелочь, ничего больше; маленькая месть Нику Саккорсо, пока он занят другими делами.
Но он будет гадать, что она предпримет дальше.
Если она подумала о воде, подумает ли она об огне? Это будет совсем другим делом. Каждый корабль был довольно слабо защищен от огня. Может ли Ник быть уверен, что у нее в каюте нет ничего, что не позволит ей развести огонь?
