Филипп Палмер - Ничейный космос
И мы летим — прямо в объятия сингулярности, затем кренимся, очертания корабля искривляются, наше огромное судно раздувается аж до размеров дредноута, и в то же время мы — планктон: его несет прямиком киту в пасть, а он еще надеется выплыть.
Р-раз.
Два.
Три-и!
И мы уже по другую сторону Бегунков. В целости и сохранности.
На экране видно, как наши преследователи останавливаются у границы гравитационного поля черной дыры. С десяток кораблей отделяется от группы и медленно идет к Бегункам. Ясно, что это не добровольцы.
Один звездолет попадает в приливную волну энергии, и та несет его прямо на камешек размером с грецкий орех, содержащий мини-сингулярность. Боевой корабль вздрагивает, начинает вибрировать и разлетается на миллионы осколков.
Второй звездолет аккуратно отходит от черной дыры, и его тут же засасывает нейтронная звезда.
Все десять кораблей погибают: некоторые еще пытаются, как мы, пройти по краю гравитационного поля, но куда им до нас! Все они падают в смертельные объятия Мясорубки.
Вж-жик! И нет кораблей — они смяты, разбиты, от них не осталось ничего — или того меньше.
А нам хоть бы что.
Уже несколько часов подряд у меня звенит в ушах… Стоп! Да это же сигнал тревоги из камеры, в которой мы оставили пленницу!
— Быстро проверь, что там случилось! — велю я Гарри. — А я сейчас…
…Усну где стою. Брэндон успевает меня подхватить и усаживает в кресло.
— У меня это… — сонно бормочу я, — слегка того… и только-то…
ЛЕНА
АААААА!!!!!!!!! Выпустите меня из этой западни!!!! ВЫ-ПУ-СТИ-ТЕЕЕЕЕ!!! АААААААААААА!!!!!!
Думаю, бой окончен.
Я еще никогда так не боялась.
О, Лена, я тоже испугался. Я так боюсь, Лена. Спасибо, что была со мной. Обними меня, Лена, защити, помоги…
Как ты себе это представляешь?
Просто будь здесь. Ты токая мудрая. Твое присутствие меня успокаивает.
Тебя утешает вид коматозной женщины, которая сама не в состоянии даже справить нужду…
Ты умнее наших захватчиков. Они боятся тебя, Лена, потому что знают о твоем силе: ты ведь многого добилась, свершила столько славных дел!
Я неудачница, профукала свою жизнь.
Лена! Ты великий человек! Ты уникальна. Ты жемчужина в дымящейся кучке навоза…
О-о, метафора — что надо! Браво, железка.
Лена, навоз смоют, и жемчужина вернет свой блеск. Твоя слава воссияет вновь. Ты великолепна, прекрасна, неподражаема…
Чувствую себя хреново, выгляжу хреново… вся жизнь у меня хреновая.
…все тобой восхищаются. Мужчины обожают тебя, женщины завидуют. Я боготворю тебя, Лена, твой сын боготворит тебя…
Дверь камеры открывается, входит Гарри. Он нависает надо мной и говорит:
— Сигнал тревоги — на крайний случай, ясно? Типа если ты умираешь или рожаешь. Еще раз нажмешь без повода, и я откушу тебе пальцы, так что питаться будешь через соломинку.
Он уходит захлопнув дверь. Я рыдаю.
Ублюдок, кок он посмел?!
Я все плачу и плачу.
Вот подожди — когда все закончится, мы прикажем его публично изнасиловать, а потом казнить.
Я рыдаю, меня трясет, и слезы никак не остановятся. А голос в голове приобретает оттенок отчаяния:
Ты выше этого, Лена. Ты само великолепие, сама красота, ты — воплощение сексуальности. Они не понимают твоей истинной силы. Ты уникум.
Слезы текут, не могу их остановить. Плачу и плачу.
Лена, мать твою, перестань!
Внезапно плач прекращается. Слезы затуманивают мой взор, но больше не текут.
Ты полная неудачница! Размазня! Хочешь выкарабкаться — прекрати панику и соберись!
Как ты со мной разговариваешь?!
Ты идиотка! Слабачка! Лена, ты — дрочила!
Хватит уже. Добился своего, у меня снова ясная голова. Но если опять заговоришь со мной подобным тоном, я. перепрограммирую тебя, понял?
Как угодно, Лена. Я в полном твоем распоряжении.
Так-то лучше, ушлепок!
ЛЕНА
— Нравится? — спрашивает Флэнаган, имея в виду бледную планету; ее поверхность покрыта угрюмыми горами, а небо заволокло жутковатыми желтыми облаками. Мы стоим посреди палаточного городка: тут тебе целые аллеи, бульвары, образованные брезентовыми навесами. А вокруг — акры пустыни, где разъезжают всадники на породистых жеребцах, меринах, извлеченных из утробы настоящих земных лошадей.
— Восхитительно.
— Здесь и полетать можно. Если изволите…
Все мое существо протестует: нельзя! А вдруг я погибну, покалечусь? Что, если меня придется потом переселить в новое тело? Это, в конце концов, больно, жутко-прежутко больно.
— Изволю, — соглашаюсь я. Спокойно и отчужденно. Мы на планете Дикого Запада. Сели тут, чтобы отдохнуть и дать бортовому компьютеру время завершить необходимый ремонт. Флэнаган ухаживает за мной, ни дать ни взять средневековый кавалер. Будто его галантность сделает мое похищение морально приемлемым актом. Зря старается. Хотя…
Приятно все-таки покинуть на время корабль. К тому же грех не посетить привлекательную (как оказалось) планетку с низкой гравитацией и знаменитыми теплыми ветрами. «Тут и полетать можно», — сказал Флэнаган. Замечательная идея!
Мы идем вдоль по улице. Со всех сторон зазывают торговцы. Мимо проходит безголовое пятилапое существо, несущее на спине бревна.
Это ротон из звездной системы XI4.
Тут же в клетках выставлены на продажу чудовища с клювами.
Кивирисы, в их двух клювах помещается мозг. Посредством клювов они также поют прелестнейшие песни. И если пристрастишься к этим песням, умрешь от голода — так заслушаешься, что обо всем забудешь.
В небе парят горящие птицы.
Искринцы, разумные существа из другой галактики. Обладают способностью излучать свет. Они здесь, как и мы, в гостях.
Я вижу людей с крючковатыми носами, кривыми лицами и такой морщинистой кожей, что с трудом верю в их реальность. Вижу, как женщины торгуют собой прямо на улице, и тут же рядом тем же самым занимаются мальчики. Вижу гермафродитов, выставляющих напоказ свои прелести. Вижу… я вижу чересчур много нового и необычного, так что голова идет кругом.
— Отправимся в горы, — говорит Флэнаган. — Там и полетаем.
Мы присоединяемся к торговому каравану. Едем на лошадях. Мое тело автоматически приспособляется к езде без седла. Я пришпориваю зверюгу и мчусь галопом. Флэнаган легко догоняет меня. Ветер развевает мои черные волосы. Чувствую, к вечеру задница будет вся в синяках, и мне потребуется автодоктор, но оно того стоит: ветер в волосах, запах лошадиного пота — головокружительная, гремучая смесь.
Я наслаждаюсь процессом. По-настоящему наслаждаюсь!
Мы достигаем гор и останавливаемся. Вид потрясающий. В низкой гравитации горы поднимаются высоко, они узкие, острые — почти правильные пирамиды. Их голые склоны покрывает зеленый и пурпурный мох, а у подножия растут луговые травы.
Мы поднимаемся на фуникулере, любуясь великолепными видами. Выходим на плато — тут предлагают всякую сувенирную дребедень, но мы идем туда, где дают на прокат принадлежности для полетов. Флэнаган ожесточенно торгуется и наконец берет крылья и парашюты. А вокруг люди прыгают с обрыва и парят, подхваченные воздушными потоками.
Сейчас мы выше облаков. Они раскинулись у наших ног, словно айсберги. Воздух здесь разреженный, но дышать можно. На всякий случай я надела кислородную маску. Флэнаган передает мне комплект крыльев и смотрит на меня по-дружески, одобрительно. Все это время он был добр ко мне, обходителен, заботлив. И я, нужно признаться, почти оттаяла по отношению к нему.
Я подхожу к краю. Там — пропасть, в которую и смотреть-то страшно! Глубина несколько миль, не меньше! Неужели прыгать обязательно?
Неужели я и впрямь согласилась?
— Боитесь? — спрашивает Флэнаган.
— Ни капельки, — спокойно говорю я, а у самой коленки дрожат.
Не бойся.
Я упаду, переломаю себе все до единой кости, и боль сведет меня с ума.
Не упадешь. Успокойся.
Но ведь всякое бывает…
Согласен, бывает.
— Застегивайте крепление.
Я надеваю хитроумную конструкцию. Крылья мягкие, податливые — полиэтиленовые или хлорвиниловые, но невероятно прочные. Они крепятся к плечам и выглядят как продолжение рук. Есть еще здоровенный хвост — он спускается от пояса до самых лодыжек, а в воздухе станет еще больше. У меня крылья ярко-пурпурные; у Флэнагана — ангельски-белые.
— Нажмете вот здесь, и крылья поднимут вас в воздух, а парашют опустит на землю.
Я киваю. Во рту пересохло.
— Если я погибну, — умудряюсь произнести я, — то вы не получите выкупа.
