Владимир Романовский - В потоках солнечного света

Романовский Владимир

В потоках солнечного света

Владимир Романовский

В ПОТОКАХ СОЛНЕЧНОГО СВЕТА

Рассказ

Железная дорога - особый мир, и, когда в него погружаешься, жизнь предстает иногда самой неожиданной и далеко не худшей своей стороной. Дороги не только сближают, они делают людей иными, по крайней мере, на время пути. Оказавшись в вагоне, человек вздыхает с облегчением, и на него нисходит особый психологический флёр, полузабытая в суете повседневности легкая мажорная тональность. Проще говоря, пассажирам свойственно расслабляться.

Если у вас завелись деньги, поезжайте в двухместном купе. Правда, возможен риск: если соседом окажется настоящий мужчина, поездка может легко превратиться в гигантскую тысячекилометровую пьянку. Зато, если рядом поселится прекрасная незнакомка, путешествие окажется романтическим и волнующим, а бывалый путешественник, какой-нибудь транспортный Миклухо-Маклай возможно раздует из него целый железнодорожный роман.

В тот день моим соседом оказался высокий спортивного типа мужчина, лет около сорока пяти, с седоватой - ёжиком - шевелюрой. Я поздоровался, переоделся в дорожный костюм, полистал газеты, выглянул в коридор. Он стоял у окна, массивный и неподвижный, как монумент. Я снова покрутил газеты и снова выглянул: попутчик исчез, будто испарился. "Силен мужик", - подумал я и, попросив проводника замкнуть купе, отправился в вагон-ресторан.

Попутчик сидел спиной ко мне, я заколебался - идти к нему или нет, но в этот момент он наполнил из графинчика фужер, плеснул в крохотную рюмку минералки и один за другим, как фокусник осушил сначала фужер, а за ним мку. Я двинулся к его столику.

- Не возражаете? - спросил я.

- Да ради Бога, он кивнул.

- Смотрю, человек водку пьет из фужера, а запивает из рюмки... Наш, думаю, брат, заполярник, - я изо всех сил старался завоевать его расположение.

Мы разговорились, познакомились, выпили по одной, перешли на "ты", но чувствовалось в нем какое-то скрытое превосходство. И дело даже не в возрасте, хотя он и был старше меня лет на пятнадцать, просто сидело в нем что-то неуловимо начальственное, подавляющее собеседника. Он оказался полковником, всю жизнь прослужил на севере, и сейчас ехал из командировки в Мурманск. Домой.

- А ты чем занимаешься? - спросил он.

- Журналист.

- И часто ты здесь бываешь?

- Часто. Север - моя слабость и моя тема... Иногда я думаю, а не было ли у меня в роду белого медведя. Еще по одной? - предложил я.

Чем-то этот человек, Михаил, как он представился, чем-то он притягивал мое внимание.

- Наливай, - небрежно кивнул он.

Поезд постукивал на стыках, за окном мелькали верхушки сосен, проносились полустанки, у самого края бледно голубого неба горело неяркое вечернее солнце. Мы перебрасывались короткими фразами, и я постепенно, шаг за шагом, нащупывал тему для какого-нибудь бодрящего разговора. Обычно, если в такой горячительной обстановке заводится мужская беседа, то она, рано или поздно сбивается на три темы: политику, спорт или женщин. Анекдоты укладываются в эти же рубрики.

Спортом я никогда не занимался, политика надоела до неукротимой рвоты, оставался третий вариант. К тому времени мы уже выехали за пределы Ленинградской области.

Все началось с того, что я взял за локоток официантку Галю, миловидную, но удивительно равнодушную к нам блондинку. Она лениво отвела руку, посмотрела куда-то сквозь меня и тяжко вздохнула. Но промолчала.

- Оставь ты её в покое, - сказал Михаил, когда она ушла, - ничего у тебя не выйдет. Да ещё выгонит нас раньше времени. А солнце теперь почти не заходит. Что будем делать? Торчать в коридоре?

- Ты так разбираешься в женском вопросе? - ответил я, стараясь его спровоцировать и очертить тематику предстоящего вечера. Если это можно было назвать вечером: июньское солнце, едва спрятанное за сопками, отбрасывало на матово-серое небо розовые тени.

- Давай вот что, - начал я свой коронный, давно отработанный прием. Каждый из нас расскажет три истории... Из своей жизни. Только три. Одну - о первой женщине, одну о каком-нибудь железнодорожном романе и одну - о курортном. Сейчас ведь в моде мемуары. Выигрыш - за самую интересную историю. Кто проиграл, тот и рассчитывается за ужин, ну как? - бодро закончил я, втайне опасаясь, что он откажется.

- А что, неплохая идея, - неожиданно сказал мой собеседник.

- Тогда бросаем жребий, - Я достал две спички, одну разломал пополам, зажал их в кулаке и протянул руку Михаилу:

- Тяни.

Короткая, естественно, досталась ему, тут уж я был мастером. Мы выпили - для бодрости, и он начал:

- Мне тогда было пятнадцать лет. Представь себе небольшой российский городок. Улица, уставленная деревянными домиками и поросшая травой. Во многих домах даже не было водопровода. И вот первый раз я увидел её, медленно ступающую по траве, в руках - по ведру с водой. Она прошла метров пятьдесят, поставила ведра - отдохнуть, как-то по-особому расправила плечи, потянулась... Она не видела, что я смотрел на нее, а я буквально остолбенел. Я стоял с пересохшим ртом и совершенно оцепенелым мозгом. Ведь мне даже в голову не пришло предложить ей помощь. Даже, если бы и пришло, я не смог бы ничего сказать, скорее всего промычал бы что-нибудь или проблеял...

Она ходила за водой каждый день после обеда, я уже знал это время, сидел у окна и ждал. И когда её легкая фигурка проскальзывала мимо окна, я срывался с места и несся на улицу. Она возвращалась обратно, шла медленно, а я следил за ней не отрываясь. Так под конвоем моих глаз она доходила до калитки...Эти немые водоносные сцены продолжались все лето. И только в конце августа я набрался мужества и крикнул ей вдогонку: "Ку-ку". Не останавливаясь, она повернула свою точеную головку и ответила: "Ку - ку". Это было потрясающее счастье. Ничего подобного я ещё не испытывал, сердце выпрыгивало из груди, в голове горело и стучало, как в топке паровоза. Я прибежал в сад упал в траву и долго смотрел на плывущие облака. Мне казалось, что я сам плыву среди них, как легкий воздушный шарик.

Потом начались занятия, а учились в разные смены, да и в разных школах. Я встретил её только в зимние каникулы на катке. Она была в пушистой кофте в ярко красную клетку, а над стадионом разносилась знаменитая тогда песня: "Мишка, Мишка, где твоя улыбка". Вдохновленный этой песней, я до того обнаглел, что подкатил к ней и заявил: "Между прочим, эта песня - имени меня". Так мы познакомились.

Потом растаял снег, пришла весна - теплая, голубая. Вечерами над садами парил наркотический дух цветущих деревьев. Мы стояли под кустами сирени и целовались. Не так, как это делают теперь, а нежно впившись друг в друга губами и едва касаясь телами.

Так в беспамятстве мы стояли часами, потом, наконец, отрывались друг от друга и, пошатываясь, с опухшими губами, тяжелой головой и колотящимся сердцем расходились по домам. Вот собственно и все.

- Все? - я был разочарован, - и что же вы, даже...ни-ни?

- Представляешь, Володя, ни-ни, - сказал Михаил.

- Ладно, это даже оригинально, - поощрительно бросил я, - гони вторую любовь, железнодорожную.

- Тогда я ещё был капитаном. Весной наш зенитный дивизион возвращался со стрельб. Длиннющий состав: открытые платформы с тягачами и пушками, и только в середине - несколько теплушек для офицеров и солдат. Возвращались домой, в Печенгу после двух месяцев полевой жизни. Мужики истомленные, злые. Эшелон это тебе не экспресс, стоит на каждом перегоне, пропускает и встречных и обгоняющих. Тоска зеленая. Подкатываем к Беломорску, а там вавилонское столпотворение. Весна была поздняя, потом сразу ударило тепло и началось наводнение. Севернее Беломорска размыло насыпь, снесло пути и дорога оказалась парализованной. Стихия. Где живем-то... На станции скопилось больше десятка поездов, а это - несколько тысяч народу. Из них, даже если по статистике, - половина женщин. И наш эшелон подкатывает с осатаневшим личным составом. Через час заревел чей-то магнитофон и прямо на железнодорожных путях среди шпал и рельсов начались - тоже стихийные танцы. Помнишь песню: "По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш, в потоках солнечного света в переулке ты стоишь..."? Это было не хуже наводнения.

Стратегический железнодорожный узел превратился в гигантскую танцевальную площадку, а пронзительные гудки маневровых локомотивов напоминали глас вопиющих в пустыне. Забрел я в привокзальный магазин. Вижу - стоит женщина, молоденькая, ладная, черненькая. Глаза большие, персидские, опушенные длинными ресницами. Представляешь? Меня так и повело. Смотрю, выбирает черные очки. Да, забыл сказать, вдобавок ко всему, в тот день ожидалась редкая вещь - солнечное затмение, не полное, но вполне приличное - больше половины солнца. И все любители астрономии помчались в промтоварный за черными очками. Там я её и встретил. Подхожу, беру за руку, она подняла глаза - ничего не понимает, только ресницами хлоп, хлоп. Выбрали мы очки - и ей, и мне - и оказались на опушке леса, как, я уж теперь и не помню. Расстелил я шинель, сели мы, внезапно вокруг все почернело - затмение началось, похолодало, ветер поднялся, она прижалась ко мне, упали мы на землю и словно не стало нас, исчезли, растворились... Такая вот история, космическая.