Клетка для лжецов - Сия Кейс
Глубже.
Я продолжаю, я иду дальше, несмотря на боль. Я насыщаю жизнью, я зажигаю свет, чтобы отогнать тьму.
Теперь я могу видеть, могу чувствовать, могу даже прикоснуться к живому существу внутри себя… По-настоящему живому.
Оно маленькое, беззащитное, почти неразумное. Оно боится меня, боится моего света. И оттого кричит, мечется всем своим телом. Но я крепко держу его — не потому, что так хочу, а потому, что не могу иначе. Может, таково было мое предназначение до жизни?
Рядом зажигаются и другие. Боль от их близости почти нестерпима. Я все еще держусь, но чем ярче они становятся, тем невыносимее держать это в себе.
Я сдаюсь. Выплескиваю всю боль, что накопилась во мне, все напряжение, всю энергию. Остальные сдаются следом. Нас так много, что эта сила способна уничтожить все вокруг.
И она уничтожает.
— НЕ-Е-ЕТ! — По щекам Лоренты струились слезы. Она больно ударилась спиной, когда вновь попыталась вырваться, но даже боль не помогала вернуться в реальность — девушка кричала, слышала свой голос, но видение настигало ее.
Ужасное, всепоглощающее, как толща ледяной воды.
Она тонула в нем, но никто из людей, что собрались на нее поглазеть, даже не пытался ей помочь.
Потом она поняла — суть в том, чтобы смотреть за ее страданиями, а не избавлять от них.
Никогда прежде Лорента не испытывала такого страха. Она даже не подозревала, что он в принципе возможен, но сейчас страх стал всем ее естеством, кроме него не осталось ничего, ни единого чувства, ни одного воспоминания…
Она отдала бы все, чтобы избавиться от этого страха. Но люди, что находились рядом с ней, наоборот хотели его усилить.
— Это то, что нам нужно, — Раздался тихий мужской голос где-то в стороне. Лорента цеплялась за него, как за спасительную соломинку — лишь бы не возвращаться к тем бессмысленным, жутким видениям.
— Ошибки быть не может? — Ответил второй голос.
— Исключено. Такая реакция свойственна только им.
Лорента не разбирала смысл слов, лишь слышала звуки, но пока ей хватало и их. Главное, не вернуться назад, не упасть во тьму…
И открыть глаза.
Вместе со светом, хлынувшим сквозь разомкнувшиеся веки, ее тело пронзила боль. Лорента закричала, выгнулась, как кошка, и резко обмякла, ударившись затылком.
Над ней все так же простирался темный потолок, изрезанный отсветами пламени, и склонялось лицо с двумя темными полосами…
— Вот и все, мадам, — Улыбнулось ей лицо, мутное из-за пелены слез на глазах, — Вот вы и вернулись…
Его проворные руки расстегнули пряжки ремней — сначала на запястьях, а потом и на лодыжках — и Лорента поняла, что в тот же миг вцепилась бы ногтями ему в горло, если бы у нее остались на это силы.
Но сил не было даже на то, чтобы подняться.
Она лежала на столе почти без сознания, абсолютно изнеможенная, выжатая до предела, разбитая и уничтоженная. Осколки воспоминаний роились в ее голове и не желали складываться во что-то стройное, разбиваясь о глыбу того, что появилось там только что.
Это еще не конец.
— Господа, обряд завершен, — Объявил чей-то голос, — Просим всех покинуть зал.
Это был неприятный толстый человек в темном костюме — Лорента увидела его, когда мужчина с полосами на лице помог ей сесть, а потом и вовсе поставил на ноги, из-за чего она едва не рухнула на пол.
— Нужно дать ей время прийти в себя, — Сказал он, удерживая девушку от падения.
— Отведем ее в комнату, — Кивнул толстяк и двинулся к выходу из зала.
Человек с полосами на лице, держа Лоренту под локоть, последовал за ним. Ноги не слушались девушку, при первом шаге они едва не подкосились, а после стали такими тяжелыми, что она едва могла их передвигать.
Зачем, зачем они тянули ее куда-то?
Все, что ей хотелось — это провалиться в глубокий, крепкий сон, лишенный даже намека на видения. Просто покой и тишина. Ничего более.
Но человек тащил ее за собой, довел до лестницы и потянул наверх, несмотря на вялые неразборчивые возражения, которые она повторяла, даже не осознавая этого. Ей все еще было страшно, страшно настолько, что от ужаса замирало сердце.
На ступеньках человек все-таки не удержал ее. Лорента упала, но даже не почувствовала удара. Потому что оно вернулось.
* * *
“Им не сломать меня” — твердил себе Вэйл, метаясь в пучине собственного страха. Они уже добрались до самого дна, показали ему убийство Лилит с точностью до секунды… и он выдержал это. Не дал их приторной лжи добраться до цели.
И не даст впредь.
Он не владел своим телом и разумом полностью, но пришел в сознание настолько, чтобы понимать, что почтенные сыны проворачивают с ним в реальности, пока он бьется в конвульсиях, привязанный к столу.
Вэйл отчетливо чувствовал иглу, что вонзилась ему в вену в районе сгиба локтя. “Скорее всего, антидот”, — решил он, потому как времени прошло немало. Полосатые ребята уже должны были сообразить, что худшими моментами своей жизни он насладился сполна и пора бы немного разбавить эту бочку дерьма сахарком.
Но ему еще надо было подействовать, а пока…
Ну уж нет!
Он не желал переживать это снова — тем более, в столь мелких подробностях. Минуту назад у Вэйла еще было недостаточно сил, чтобы воспротивиться токсину, но сейчас он обязан был попробовать.
“Я знаю, что ты мне покажешь” — мысленно оскалился он.
Подсознание его, несмотря на полный раздрай в душе своего хозяина, было страшно упорядоченным местом. Никакой путаницы, строгий хронологический порядок. Вэйл мог бы стать историком, родись он на какой-нибудь институтской колонии вроде двадцать четвертой. Архив собственных воспоминаний — запыленный, почти заброшенный, все еще был в идеальном состоянии.
И принадлежал ему, Вэйлу Кертену, а не какому-то веществу, которому вздумалось раскрывать папки именно там, где содержалось больше всего дряни.
Он знал, что токсин покажет ему дальше, а потому взял и опередил его — открыл записи того самого последнего года на “Темной дыре”, сразу после того, как он сдрейфил застрелиться, но не сдрейфил пустить свою жизнь под откос.
Тот Вэйл был тем еще засранцем — как он умудрился не нарваться на пулю или на каких-нибудь остервенелых костоломов с каменными кулаками, оставалось только гадать — и это при том, что временами он и вправду искал смерти. И каждый раз она поворачивалась к нему задницей.
Нет, конечно, за тот год его колотили больше, чем за всю жизнь до этого,
