Последний контакт 3 (СИ) - Ильичев Евгений
Сперва Васильев планировал попросту напоить бывшего алкоголика и выудить из него информацию по старинке. Однако ни тем вечером, ни следующим, ни даже на третьи сутки Реджи Синак в себя так и не пришел. Что ни говори, а Касаткин в гневе был страшен — отмутузил он бедного ученого хоть и быстро, но очень качественно. Медики лишь руками разводили: а что вы, мол, хотели, коль человека крепко по голове прикладывают кулаками, то он, разумеется, падает и не всегда после этого встает. Хорошо хоть не помер.
«И то правда, — думал про себя Васильев, слушая очередной выговор начмеда, — хорошо хоть не помер».
Единственная причина, по которой педантичный начмед «Вольного» не поднял скандал на весь флот, была в том, что пострадавший никакого отношения к этому самому флоту не имел, а стало быть, в условиях дальнего похода под юрисдикцию местной санитарной части не подпадал. Лечили Синака, выходит, лишь по доброте душевной, и, случись с ним чего плохого, ответственности никто бы не понес. Да и вообще, все шло к тому, что уже никто и никогда не понесет никакой ответственности, разве что на страшном суде, но тут уж кто во что верит. На данном же этапе медицина была довольна уже хотя бы тем, что Синак не помер на месте. Хотя проку от того, что пострадавший выжил и коротает свои вечера под капельницами, не было никакого. Васильеву он был нужен здесь и сейчас. Шли последние сутки перед решающим разгоном кораблей. Планировался стремительный подлет к Меркурию, гравитационный маневр и выход к неприятелю на всех парах. Там уже ничего предпринять не получится, даже если и удастся каким-то образом вырвать из Синака правду.
На офицеров БМЗК «Вольный» инцидент с избиением, похоже, никакого впечатления не произвел. Большая их часть посчитала этот случай банальным выплеском эмоций, что лишний раз укрепило их веру в то, что Касаткин — тоже человек, причем человек совестливый и справедливый. Человек, радеющий за будущее России и всей человеческой цивилизации. Такое поведение адмирала, наоборот, сблизило его с экипажем, придало Касаткину некий ореол житейской, можно даже сказать, бытовой мужественности. Если уж адмирал может быть настолько эмоциональным, то, стало быть, переживает и действует скорее во благо, нежели во вред стране. А разбитая физиономия гражданского особо никого не трогала — получил индус по морде, значит, было за что.
Молчал и сам адмирал Касаткин. Своей вины за избиение Синака он явно не чувствовал и угрызениями совести себя не терзал. По его мнению, тот был чем-то средним между трусом и предателем Родины. А с такими дело иметь — только себя не уважать. Касаткин предпочел не зацикливаться на информации в голове взбунтовавшегося доктора наук, которой, ко всему прочему, возможно, и не было вовсе. Очень уж поведение Синака напоминало Касаткину банальный шантаж. Так что не к лицу было прославленному адмиралу обращать внимание на подлецов, действующих столь примитивными методами. Вместо этого он сосредоточился на предстоящей миссии. Слепая жажда мести за погибшую семью застила глаза обезумевшему адмиралу. Чем ближе его флот подбирался к основной причине всех людских бед, кораблю ваэрров, тем сильнее закипала в нем и жажда крови. В свою очередь, настроения адмирала передавались практически всем его подчиненным. Всем, кроме каперанга Васильева.
Старпома все же что-то настораживало во всей этой ситуации. Он уже знал, что Касаткин не может убить Синака по причине того, что последний адмирала шантажирует. И поведение своего начальника Васильев как раз мог понять. Чего старпом совсем не понимал, так это того, за каким чертом этот долбаный индус поперся с ними в этот поход. Он ведь не мог не знать о рисках. Да и какие там риски, всем и без того было понятно, что поход Касаткина — чистой воды самоубийство. Единственной целью этого демарша было выиграть для Земли хоть каплю времени. Синак ученый, всю свою жизнь он посвятил работе в космической отрасли. Он, как никто другой, знал, куда летит «Вольный» и весь военный флот страны. И тем не менее он полетел с ними, поставив Касаткину ультиматум. Выглядело это решение, как бред чистой воды, если только не допустить вариант, при котором у Синака действительно был какой-то веский повод ввязываться во все это.
И сегодня Васильеву удалось, наконец, выяснить мотивы Синака. Правда, то, что он узнал, ему, мягко говоря, не понравилось.
— Вы хоть слово поняли? — неуверенно спросил начмед, присутствовавший на допросе.
— Не уверен, доктор, — задумчиво протянул Васильев, перед которым теперь вставала дилемма — сообщать полученную столь экстравагантным способом информацию Касаткину или же нет.
Васильев заставили Синака поверить в то, что «Вольный», как и весь флот Земли, разбит на подлете к Меркурию. Как только ошеломленный и насмерть перепуганный ученый понял, что остался на гибнущем корабле один, как только поверил, что никакого генерального сражения с ваэррами уже не будет, он начал нести какой-то бессвязный бред. Понять, о чем именно говорил одурманенный и одураченный доктор, было решительно невозможно. Васильев раз за разом переслушивал запись его воплей и бессвязных выкриков, но при этом ни на йоту не приблизился к разгадке.
— Неужели все было зря? — сетовал бьющийся в истерике ученый. — Они должны были явиться! Они уже пожертвовали собой ради нас! Они все просчитали! Мы все должны… все… принести в жертву. Все человечество!
Синак вырубился, не в силах бороться с нахлынувшими эмоциями.
— Будите его! — рыкнул Васильев на озадаченного начмеда. — Что за херню он несет? Нам нужны подробности.
— Поглядите на него, товарищ капитан первого ранга, — устало произнес начмед, глядя в монитор на безвольное тело Синака. — Если я ему введу еще хоть грамм адреналина, он скончается у нас на руках. Простите, но большего от него вы сегодня не добьетесь.
— А завтра уже поздно будет! — заорал Васильев. — Будите! Под мою ответственность!
— Герман Иванович, — начальник медицинской службы смотрел сейчас на раздраженного офицера с неким любопытством, в его взгляде Васильев прочитал даже толику иронии. — Неужели вы считаете, что меня сейчас беспокоит административная, уголовная или какая-либо иная гражданская ответственность? Я врач. И я верующий человек. И я знаю, что следующие сутки мы, скорее всего, не переживем. Мы все. А раз так, то в скором времени мне за все свои поступки придется отвечать совсем в другом месте. Убивать человека по вашей прихоти я не намерен. Больше информации, нежели сейчас, в вашем распоряжении уже не будет. Довольствуйтесь тем, что есть. Принимайте решение или бездействуйте — мне все равно, это ваше дело. Но я повторюсь: живого человека гробить я не намерен. Хватит и того, что мы уже и так натворили с его психикой сегодня.
Васильев начмеду на это ничего не ответил. Врача можно было понять, он и без того делал больше, чем должен был, честно выполняя свой воинский долг. Более того, такими, как он, во флоте были все. Такова уж натура русского солдата и такова его судьба, или провидение, если хотите — быть между долгом и верой, словно между молотом и наковальней. Сам Васильев был атеистом, а посему действовал исключительно исходя из долга перед отечеством и собственных моральных установок. Охолонув строптивого медика ледяным взглядом, каперанг вылетел из медчасти и бросился на ЦП, где проводились последние приготовления перед итоговым разгонным маневром. Васильев сделал свой выбор.
Уже через пять минут он докладывал адмиралу Касаткину обо всем, что удалось узнать. Адмирал внимательно выслушал своего старшего помощника и даже ознакомился с аудиозаписью необычного допроса Синака. Сейчас Касаткин уже не выглядел невменяемым психом — напротив, адмирал был предельно собран, спокоен, рассудителен и внимателен. По завершении прослушивания записи Касаткин вынес свой вердикт:
— Во-первых, вы дали ему слишком много химии, старпом. Верить показаниям человека под наркотиками я бы не стал. А во-вторых, из того бреда, что я выслушал, ничего конкретного не следует. То ли ему все это приснилось, то ли привиделось, то ли он страстно желает какой-то одной ему известной развязки — непонятно. Я ценю ваше рвение и хвалю за находчивость — придумать столь изощренный метод допроса даже я не смог бы. Но тем не менее нам не залезть в голову Реджи Синака, Герман Иванович. Смиритесь. Единственное, что мы знаем наверняка — Синак слепо верит в то, что нам нужно к шару, что именно там все решится, — Касаткин встал и развел руками. — Мы хотим того же. Так давайте же отправимся туда! Прилетим к этим ваэррам и узнаем, наконец, завершится на этом история человечества или же еще побарахтаемся.
