Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

— Жарко. И я за шесть месяцев ни разу не играл в скип-гандбол. Боюсь, начинаю терять форму.

— По тебе не скажешь, — заметил Дэнхем, поглядев на него с завистью. — Заходи. Выпьешь?

Потягивая виски со льдом, они говорили о пустяках — точнее, обменивались мыслями в прямом смысле слова. У Бартона были свои планы; ему не хотелось рассказывать Дэнхему слишком много, тем более что Сэм Фэйкс был здесь, в Галилео, поэтому он ходил вокруг да около, ничего существенного не сообщая. Это оказалось не так-то просто. В конце концов они перешли в игровую комнату, раздевшись до трусов; перед ними была вертикальная стена с бесчисленными выпуклостями и углублениями, разделенная на секции, что во время игры приходили в хаотическое движение. Здесь они поиграли в скип-гандбол. Легко было предсказать, с какой силой Дэнхем пошлет мяч, но предугадать угол, под которым мяч отскочит, не было ни малейшей возможности. Обоим пришлось немало попрыгать — это было хорошее физическое упражнение; во время игры они продолжали мысленную беседу.

Дэнхем заявил, что его любимыми играми по-прежнему были кости и рулетка. И в ту, и в другую можно было играть с друзьями — нелысками, в то время как бридж или покер… Ну кто же сядет играть в покер с человеком, читающим мысли?

Бартон согласился, что игры, где все зависит от удачи или от развития мышц, вполне годятся, но последних было не слишком много. Борьба и бокс, скажем, включают мысленное планирование. С другой стороны, им подходили многие олимпийские виды; толкание ядра, прыжки в высоту, бег, — где не приходится сталкиваться с противником лицом к лицу. Но любая игра с элементами сражения — например, шахматы — оказывалась для них невозможной.

«Что ж, — подумал Дэнхем, — твоя профессия имеет достаточно таких элементов и напоминает игру в войну».

Охота на дичь? Бартон позволил себе мысленно пробежаться по этой области и остановился на тигре, вялом после сытной еды, но сохраняющем глубокое осознание своей силы, — словно тихонько жужжащая динамо-машина. Бартон тонко увязал это состояние с голодом и с чем-то еще, смутным и неоформленным, аналогичным тому образу, как Мелисса представляла себе Сэма Фэйкса. Его мысль устремилась словно бы вдоль личности Фэйкса — как будто он брал один аккорд на разных октавах. Если Дэнхем знал Фэйкса, он вполне мог откликнуться.

И тот ответил. Чувство восторга охватило Бартона, когда он уловил случайный отдельный фрагмент и начал откидывать все несущественные детали, выделяя его из многочисленных переплетений мысли Дэнхема. То, что осталось, представляло собою толстого, не слишком компетентного переводчика, иногда выступавшего в качестве посредника между учеными, говорящими на разных языках. Бартон поспешил перейти к другим заботам, чтобы Дэнхем не придал никакого значения появлению этого конкретного мнемонического образа.

И, конечно, Бартону захотелось поскорее уйти. Он позволил Дэнхему выиграть партию, и тот от неожиданности так обрадовался, что принял извинения и объяснения насчет назначенной якобы встречи без всякого недоверия: человеку, только что вернувшемуся в Америку после полугода жизни в джунглях, вполне естественно желать чего-то более волнующего, чем скип-гандбол. Но замечательно все же, что Бартон зашел…

Шагая по гладкому покрытию обсаженных деревьями улиц, Бартон позволил своему восприимчивому разуму поглощать кипящие вокруг мысли. Теперь, когда он знал, кого нужно искать, это было нетрудно, хотя и требовало терпения. Лишь иногда в мешанине мыслей попадались обрывки информации. И Бартон сделал то, к чему лыски прибегали очень редко: стал мысленно задавать нелыскам наводящие вопросы.

Бартон вынужден был пойти на это, поскольку мог читать только то, что находилось над порогом сознательного восприятия, а введение в обычное сознание даже легкого стимулирующего импульса требовало немалых усилий. С человеком, не обладающим телепатическими способностями, вступить в мысленный контакт так же трудно, как воткнуть иглу между двух плотно подогнанных плит. Он может, при определенных обстоятельствах, воспринимать мысли, но не осознает, что поступают импульсы из другого мозга.

Когда Бартон закончил это занятие, он был весь в поту. Тем не менее ему удалось собрать значительную информацию. Более того, он действовал так тонко, что сам Фэйкс, подключившись, наверняка ничего бы не заподозрил. Очень многие люди в этот вечер мимоходом думали о Фэйксе, и для них это были обычные мысли. А Бартон собирал сведения по кусочкам, чтобы составить для себя цельную картину. Немного здесь, немного там, и вот, наконец, перед ним описание деятельности Фэйкса: этот переводчик слегка изменял оттенки значений в разговоре между тибетцем и бенгальцем и еще немного позже, когда они оба обращаются к физиохимику — американцу. Ему помогало то, что ученые, поглощенные своей работой, как правило, не обращали внимания на особо тонкие нюансы человеческого общения; в результате Фэйксу удалось создать в Галилео механизм, который в конечном счете мог всех привести к беде.

Как именно, не знал, пожалуй, даже сам Фэйкс; однако его поверхностных научных познаний оказалось достаточно, чтобы дезорганизовать и потихоньку развалить всю работу. Какое-то значение изменено в сознании одного человека, слегка смещен его оттенок в уме другого, в то время как у обоих они должны в точности совпадать. Все, что Бартон узнал о Фэйксе, позволило ему сделать заключение, что Фэйкс — предал их расу.

Вдобавок он выяснил, где Фэйкс живет.

Теперь, стоя перед его домиком, он попробовал связаться с Мелиссой Карр. Почти сразу же их мысли соприкоснулись на обычном радиационном уровне.

Будь осторожна, — приказал он. — Используй общие понятия.

И вновь он почувствовал ее глубокую женственность, мягкость ее вьющихся волос и гладкую кожу ее щек. Прохладный, свежий вечерний воздух, казалось, донес даже легкий запах духов.

Согласна.

Ты можешь найти для меня других? Бистро и точно?

Да. За…

Оставайся настроенной на… ты знаешь, на что.

И снова согласие, и та же утонченная женская стеснительность, мягкая и удивительно привлекательная. Бартон ощутил, что она немного напугана, и испытал сильное желание ее защитить. В его мыслях начал складываться портрет Мелиссы Карр, хотя Бартон и понимал, что он — неизбежно — является предвзятым. Ментальные и визуальные образы могут значительно отличаться друг от друга. И все-таки ему казалось, что у нее небольшое, треугольное лицо с хрупкими и тонкими чертами, обрамленное блестящими, черными, как смоль, локонами. Он видел ее черты, можно сказать, изнутри, в противоположность тому, как лицо человека помогает составить представление о том, что прячется за его внешним обликом.

Как это ей удается? Переходя улицу, Бартон размышлял об этом счастливом стечении обстоятельств. Ведь из всех людей на земле только она смогла настроиться на специальную длину волны..

Барьер!

Он уже стоял на крыльце перед закрытой дверью. Через фанеру, выкрашенную под древесину, просочилась настороженная мысль, коснулась его мозга и вернулась назад. В тот же миг человек в доме поднял собственный барьер.

Отлично. Пока его мозг заслонен таким образом, Фэйкс никак не может использовать свою суперволну, чтобы связаться с другими параноидами. Или… или может?

Бартон отступил чуть в сторону к круглому окну. Сквозь одностороннее стекло ничего не было видно. Предусмотрительно оглядевшись, он поднял ногу и разбил стекло сапогом. Бартон осторожно пролез через разбитое окно в хорошо обставленную комнату, где у стены, повернувшись к нему, стоял толстый человек. По тому, как обставлено помещение, Бартон понял, что Фэйкс, вероятнее всего, живет один, — это было и естественно для настоящего параноика, ведь ему требовалось бы от жены полное подчинение. Ни одна телепатка не стала бы его женой, да и любая обычная женщина не смогла бы с ним долго прожить.

Лет двадцать назад Фэйкс наверняка не носил бы парика, но лыски параноидного типа с тех пор научились осторожности. Его огненно-желтый парик странно сочетался с крупными чертами румяного лица.

Внезапно барьер в сознании Фэйкса исчез; его мозг был совсем пуст, гол, как земля под паром. Бартон мысленно услышал предупреждающий крик Мелиссы: Он сообщает другим…

Бартон выхватил из-за пояса кинжал и бросился вперед. Барьер Фэйкса мгновенно появился вновь, он так же быстро выхватил свой кинжал и сжал его в жирной ладони. На дуэли с другим телепатом главное держать свой мозг огражденным, чтобы противник не мог предвидеть твоих намерений. Покуда Фэйксу угрожает серьезная опасность, он не осмелится снять барьер.