Недоброе солнце (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

Стоило в пещере раздастся тихим шагам, как на меня нахлынуло спокойствие. Нервоз, не дающий нормально мыслить весь сегодняшний день, наконец, отступил. В темноте, едва различимые, двигались фигуры. Когда передо мной из-за спин валорок появилась Селена, сердце пропустило пару ударов, замерев на мгновение. Дарье была прекрасна, как видение, медленно продвигаясь к платформе. Зеленые глаза сверккали ярче, чем камни в украшении, теплые волны радости и сладкий аромат, способный свести с ума.

Когда старый наставник обернул наши руки четками, я несколько удивился цвету бусин. Их обычно использовали для обозначения нового начала. А мы уже какое-то время были вместе. Наверное, стоит спросить потом у старика. По телу от бусин стало разливаться тепло, и я опять смог почувствовать физическое тело дарьё. Ощутив щекотку вокруг уха от ретранслятора, тяжесть кивера на запястье, пещинку в левой туфле, я с трудом устоял на ногах, уловив наличие постороннего присутствия. Ощущение было таким слабым, что не будь сейчас процесса слияния, ничего бы не заметил. Крохотная группа клеток, у которой еще не было даже сердца, излучала минимальный, но явный импульс. Ребенок. Маленькая жизнь, с уже сейчас улавливаемыми способностями оджи. Просканировав организм Селены, обратил внимания на те микро изменения, которых не видел ранее. Тяжелее грудь, напряжение внизу живота, едва заметный отек в лодыжках. Ни малейшего сомнения. И Селена, абсолютно точно, пока не знает. На таком минимальном сроке даже наше самое современное оборудование не сможет определить с полной вероятностью. Стоит сказать ей об этом. Завтра. Теперь красные бусины в четках стали для меня понятны. Видимо, все же не просто так старый наставник проводит столько времени в медитации.

Дарьё выглядела немного дезориентированной, когда все ушли, оставив нас наедине. С потолка осыпались бледные переливающиеся лепестки, привлекая внимание Селены. Переполненный нежностью, крепче обнял свое счастье и поцеловал, не в силах сдержаться. Даже в движении губ чувствовалось изменение. Тело ощущалось более нежным, хрупким и ранимым, между тем, уже начав наращивать защитную оболочки вокруг эмбриона.

Ночь прошла невероятно, открыв мне новые грани этой удивительной женщины. Так остро и чутко на мои прикосновения она не реагировала ни разу, поражая до самых потайных уголков души.

Проснувшись на удивление отдохнувшим по сигналу будильника, с грустью посмотрел на спящую Селену. Будить ее сейчас, так сладко сопящую, казалось каким-то редкостным издевательством. Тяжело вздохнув и внутренне кривясь от неотвратимой необходимости, осторожно коснулся гладкого теплого плеча.

— Дарьё, нам время просыпаться, хорошая моя. — Селена заворчала и перевернулась на другой бок, глубже укутываясь в меха. — Прости, родная, но нет вариантов.

Подумав, что полчаса погоды не сделают, все же решил пойти другим путем. Запустив руку под белую шкуру, нежно, с легким нажимом, повел по изгибу бедра, притянул сильнее и прикусил мочку уха. Ответом мне стал тихий, сквозь сон, сладостный стон. О да, может, этот способ побудки нам подойдет больше?

Сонную, пошатывающуюся, удовлетворенную Селену, мне приходилось вести по коридорам за руку. Дарьё, хоть и открыла глаза, была такой непроснувшейся и вялой, что меня самого начинало тянуть в сон и под теплое одеяло.

Глава 33

Туар висел на ладонь выше горизонта, медленно опускаюсь за край городского пейзажа. Полис просыпался от дневного сна. Погрузившись в транспортник тем же составом, мы направилисьь в основную часть города. Заседание групп Совета по отдельным вопросом должно было состояться чуть позже, и я рассчитывал успеть пообщаться с матерью и Палетом. Было несколько вопросов, которые хотелось обсудить, в свете новой информации.

Стоило нам выехать на магистраль, буквально за полвитка до Станции меня накрыло предчувствие беды. Тааль резко дал по тормозам, благо транспортная ветка была все еще почти пустая. Затем все происходит практически в одно мгновение: Сумудин срывает ремень безопасности, стуча по двум кнопкам экстренного вызова специальных служб и кнопке блокировки транспортника, Тааль дергает ручку управления на себя, пытаясь вывести нас на край магистрали, а у меня в ушах раздается щелчок. Все что успеваю сделать, это вывернуться и прижать Селену к мягкой обивке, вцепившись всеми конечностями в укрепленные детали, вжимая дарьё в кресло.

Взрыв.

От грохота и яркой вспышки я глохну и теряю ориентацию. Вся капсула транспортника дрожит и трясется, воздух нагревается, легкие обжигает. Слышу треск разлетающегося стекла, мелкие осколки царапают руки, какая-то металлическая деталь с противным «чвак» и жгучей болью, прошила ключицу. В невероятном рывке пытаюсь вытянуть раненую руку выше, чтоб не дать этой штуке попасть в Селену, если пройдет насквозь. Моя девочка, напрягшись всем телом и прерывисто дыша и тихо поскуливая сквозь зубы, одной рукой уцепилась в кресло, другой обернулась вокруг моей грудной клетки, пригнув голову.

С передних мест слышалась тихая отборная ругань Сумудина и рычание Тааля. Что происходит с друзьями, даже не предполагаю, но судя по ощущениям и собственному состоянию, транспортник все же успел запустить систему безопасности. Огонь, гудящий за корпусом, так же быстро опал. Надеюсь, ребята не сильно пострадали. Дарье, кажется, в порядке, только испугалась. Все внезапно затихло, так же неожиданно, как началось. Немного отодвинувшись от дарьё, внимательно посмотрел, как себя чувствует землянка. Бледна, но в целом в порядке.

— Ты как?

— Норм, — хрипло, откашлявшись, отозвалась она.

— Нарин? Живы? — откуда-то глухо спросил Сумудин.

— Да. Что у… — мой вопрос замер на губах, сбитый громким треском снаружи. Труба магистрали, ослабленная взрывом, треснула, транспортник покосился. Замерев в настоящем ужасе, боялся шевельнуть хоть мускулом, чтоб не спровоцировать изменение положения. Экстренные службы получили сигнал, всего несколько минут. Только бы никто не дернулся. — Не шевелитесь.

В чреве транспортника, со стороны двигателя что-то упало. Глухой БАМ, как удар под дых, выбил все дыхание. Все что я успеваю сделать — закрыть глаза. Треск раздается снова, мучительный рывок внизу живота, дикая боль в плече и сведенные судорогой пальцы. Держаться, прижимая дарьё к креслу, уберечь свое счастье. Падение длиться всего несколько протяжных мгновений. Селена тихо протяжно воет в ужасе, крик Сумудин.

Удар.

С грохотом, болью и громкими стонами мы достигли поверхности. Не почувствовав, я услышал, как треснула кость в правой руке, низ спины заклинило, не давая пошевелить ногами. Когда все, наконец, замерло, постарался отцепить скрюченные, непослушные пальцы от рамки кресла дарьё. Благо, было можно не бояться взрыва самого транспортника.

Правая рука не слушалась совершенно, кусок железки в плече так же не способствовал активным действиям. Левая в порядке. Оттолкнувшись от рамки, смог немного отклониться. Темнота и дым не давали нормально разобрать, что происходит. Найдя какое-то равновесие, потянул ладонь в полумрак к пугающе тихой Селене. Пробежавшись пальцами по щеке, тонкой шее, с невероятным облегчение нащупал пульс. Жива.

— Нарин, — где-то с переднего кресла раздается сиплый голос медика, вспыхивает слабый свет кивера, — что там?

— Жив, рука сломана, позвоночник в компрессии, не знаю, цел ли. Селена без сознания. Не могу определить урон. Что ты? Можешь двигаться?

— Да, дай мне немного времени. Ногу зажало, от голени ничего не чувствую. Тааль жив, но голова пробита. Без чувств.

На краткое мгновение поддавшись панике, что если оболочка эмбриона еще была слишком тонкой? Землянки физически слабее. Что, если…?

Остановив самого себя, не позволяя мыслям двигаться в ту сторону, перенаправил все в злость. Это уже перебор. Пересечение всех допустимых границ. Почувствовав, как из глубины души поднимается жгучая ярость, сделал то, чего себе не позволял ниразу за все время войны. Через кивер подключился к основной системе управления города и нажал на «черную кнопку». Система пропускает только первых пятерых оджи. После меня может отключить только Палет.