Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

«Но не отдельные люди делают историю, — подумал Буркхальтер. — Ее делают народы, а не отдельные личности».

Он остановился у дома Рэйли. На этот раз тот отозвался — рослый, веснушчатый малый с раскосыми глазами, огромными ручищами и, как отметил Буркхальтер, отличной координацией движений. Он положил руку на створки двери и кивнул.

— Кто вы, мистер?

— Меня зовут Буркхальтер.

В глазах Рэйли появились понимание и настороженность.

— Понятно. Вы получили мой вызов?

— Да, — ответил Буркхадьтер. — Я хочу поговорить с вами об этом. Можно войти?

— О’кей. — Рэйли отступил, давая дорогу в прихожую и просторную гостиную, стены которой, сделанные из мозаичного стекла, пропускали рассеянный свет. — Хотите назначить время?

— Я хочу сказать вам, что вы ошибаетесь.

— Минуточку, — сказал Рэйли, взмахнув рукой. — Моей жены сейчас нет, но она мне все рассказала. Мне не нравится это лазанье в мозг человека — это некрасиво. Вам нужно было сказать вашей жене, чтобы она не лезла в чужие дела или держала язык за зубами.

— Даю вам слово, Рэйли, — терпеливо возразил Буркхальтер, — что Этель не читала мыслей вашей жены.

— Это она так сказала?

— Я… я ее не спрашивал.

— Ага, — произнес Рэйли с видом победителя.

— В этом нет необходимости. Я знаю ее достаточно хорошо. И… в общем, я сам лыска.

— Мне это известно, — сказал Рэйли. — Как я понимаю, вы и сейчас можете читать мои мысли. — Он заколебался. — Уходите из моего дома. Я хочу, чтоб мои мысли оставались при мне. Встретимся завтра на рассвете, если вас устраивает. А теперь уходите. — Казалось, у него в памяти возникло какое-то старое воспоминание, которым он не собирался делиться.

Буркхальтер с благородством отказался от соблазна.

— Ни один лыска не станет читать..

— Давай убирайся!

— Послушайте! Ведь у вас нет ни малейшего шанса на победу в поединке со мной!

— Да ты знаешь, сколько у меня уже зарубок? — спросил Рэйли.

— Вы когда-нибудь дрались с лыской?

— Завтра сделаю зарубку поглубже, и только-то. Убирайся, слышишь!

— Послушайте, — Буркхальтер закусил губу. — Вы понимаете, что во время дуэли я смогу читать ваши мысли?

— Мне плевать… Что?

— Я все время буду на одно движение впереди. Как бы ни были инстинктивны ваши действия, вы будете знать о них за долю секунды. И мне будут известны все ваши приемы, и все ваши слабости — тоже. Ваша техника будет для меня открытой книгой. Что бы вы ни думали..

— Нет, — покачал головой Рэйли. — О нет. Вы хитрый парень, но все это выдумки.

Буркхальтер подумал, принял решение и, обернувшись, отодвинул в сторону стул.

— Достаньте ваш кинжал, — сказал он. — Ножны оставьте; я покажу, что имею в виду.

Рэйли широко открыл глаза:

— Если вы хотите сейчас…

— Нет, не хочу. — Буркхальтер отодвинул другой стул. Он отстегнул кинжал вместе с ножнами и проверил, зафиксирован ли маленький предохранитель. — Места достаточно. Давайте.

Рэйли хмуро достал свой кинжал. Ножны явно мешали, и держал он его довольно неуклюже; он сделал внезапный выпад. Буркхальтера, однако, на прежнем месте уже не было, так как он предвидел удар; кожаные ножны его собственного кинжала скользнули снизу вверх по животу Рэйли.

— Так, — сказал Буркхальтер, — закончилась бы схватка.

Вместо ответа Рэйли решил нанести сильный удар кинжалом сверху вниз; в последний момент его рука резко изменила направление — так, что кинжал должен был перерезать противнику горло. Свободной рукой Буркхальтер перехватил его руку и одновременно дважды «всадил» закрытый ножнами кинжал в сердце Рэйли. Тот побледнел, на лице ярко проступили веснушки. Но он все еще не хотел признать свое поражение. Он попробовал еще несколько выпадов — хитрых, прекрасно отработанных ударов, — но все они тоже не имели успеха, поскольку Буркхальтер их предвидел. Его левая рука всякий раз прикрывала то место, в которое Рэйли хотел нанести удар.

Рэйли медленно опустил руку, облизал пересохшие губы и сглотнул. Буркхальтер стал пристегивать на место свой кинжал.

— Буркхальтер, — сказал Рэйли, — ты дьявол.

— Вовсе нет. Я просто не хочу рисковать. Ты что, действительно думаешь, что быть лыской — простое дело?

— Но если ты можешь читать мысли…

— Сколько, как ты полагаешь, я протяну, если начну драться на дуэлях? Победы будут слишком легкими. Никто этого не потерпит, и вскоре мне придет конец. Я не могу драться на дуэли, потому что это будет просто убийством, и люди быстро поймут, что к чему. Я не обращаю внимания на грубости и сношу немало оскорблений именно по этой причине. Сейчас, если хочешь, я снесу еще одно и извинюсь. Я признаю все, что ты захочешь. Я не могу драться с тобой на дуэли, Рэйли.

— Да, я понимаю. И… я рад, что ты пришел. — Рэйли все еще был очень бледен. — Я бы угодил в хорошенькую западню.

— Не мной устроенную, — сказал Буркхальтер. — Я бы не стал драться. Лыски, знаешь, не такие уж счастливые. У них есть свои сложности — вот вроде этой. Поэтому мы не можем рисковать и выступать против людей, и поэтому мы никогда не читаем мысли, только разве если нас об этом просят.

— В этом есть какой-то смысл. — Рэйли задумался. — Слушай, я возьму вызов назад. О’кей?

— Спасибо, — сказал Буркхальтер, протягивая руку, которую другой пожал не слишком охотно. — На том и закончим, а?

— Да. — Рэйли, однако, по-прежнему не терпелось выпроводить гостя из дому.

Буркхальтер направился обратно к Издательскому Центру, что-то насвистывая. Теперь все можно рассказать Этель; в сущности, он все равно сделал бы это, ибо секреты между ними нарушили бы полноту их телепатической близости. И дело даже не в том, что их разумы открыты друг другу, а, скорее, в том, что именно поэтому каждый из них ощутил бы барьер, выставленный другим, и тогда совершенная гармония уже не была бы столь полной. Как ни удивительно, несмотря на эту полную близость, мужу и жене удавалось уважать право другого на личные мысли.

Возможно, Этель будет несколько расстроена, но неприятность уже позади; и она все правильно поймет — ведь его жена тоже лыска. Хотя по ее внешнему виду и не догадаешься об этом: голову прикрывает парик из пушистых каштановых волос, глаза обрамляют длинные ресницы. Ее родители жили в местечке на востоке от Сиэтла и во время Взрыва, и после него, пока эффекты жесткой радиации не были досконально изучены.

Холодный ветер налетал на Модок с вершин и уносился на юг через долину Юты. Буркхальтер подумал, как хорошо было бы сейчас в его вертолете в небесной синеве. Только там можно обрести тот тихий, удивительный покой, которого лыски никогда не испытывают на земле, разве что где-нибудь в пустыне. Ведь вокруг всегда кружатся обрывки чьих-то мыслей, воспринимаемые подсознательно, никогда не затихающие, как чуть слышное шуршание иглы на грампластинке. Конечно же, именно поэтому почти все лыски любят летать и становятся отличными пилотами. Голубая воздушная пустыня была для них словно приют отшельника.

Тем не менее сейчас он находился в Модоке и опаздывал на встречу с Куэйлом. Буркхальтер прибавил шагу. В главном зале он встретил Муна, кратко и загадочно сообщил ему, что уладил дело с дуэлью, и прошел мимо, оставив толстяка в недоумении. Визор зафиксировал лишь один вызов — от Этель; воспроизведя его, он узнал, что та волнуется из-за Эла и хотела бы, чтобы он зашел в школу, если может. Что ж, он уже сделал это — если только мальчишка не ухитрился еще чего-нибудь натворить. Буркхальтер позвонил и успокоился: с Элом пока больше ничего не произошло.

Куэйла он застал все в том же отдельном солярии. Тот мучился жаждой, и Буркхальтер заказал пару спиртных коктейлей, так как не возражал против повышения активности Куэйла. Седовласый автор был погружен в изучение секционной исторической карты мира, поочередно показывавшей временные пласты, по мере того как он углублялся в прошлое.

— Посмотрите, — сказал он, пробежав пальцами по клавиатуре. — Видите, как колеблется граница Германии? И Португалии. Видите ее зону влияния? А теперь… — Зона непрерывно уменьшалась, начиная с 1600 года, в то время как вокруг других стран линии расширялись: эти страны приобретали власть на море.

Буркхальтер потягивал свой коктейль.

— Теперь от этого мало что осталось.

— Да, конечно, со времени… В чем дело?

— Что вы имеете в виду?

— На вас лица нет.

— Не думал, что это заметно, — поморщился Буркхальтер. — Я только что отвертелся от дуэли.

— Никогда не видел большого смысла в этом обычае, — сказал Куэйл. — Но что случилось? С каких пор от нее можно отвертеться?