Уильям Квик - Заложник вчерашнего дня
Гарри вспомнил, как они добирались в эту квартиру: рука Фрего дружески обнимает его за плечи, незаметный нож предостерегающе колет его плоть рядом с сонной артерией. Он безропотно шел с этим человеком, опустошенный и разбитый событиями последних часов.
— Впрочем, наплевать мне на это, — не совсем уверенно продолжил Гарри.
— Неправда, — ответил Фрего. — Ты хотел бы узнать. Или захочешь. Совсем скоро.
Даже голос Фрего изменился, поднявшись от сдавленного гортанного хрипения до приятного тембра, почти тенора. Лицо его, с коротким приплюснутым носом, теперь казалось чуть ли не симпатичным. Длинноватые волосы темно-коричневого цвета окружали порядочных размеров лысину и напоминали мех норки.
— Фрего? — переспросил человек. — Да, это мое имя. Одно из них. Твой папаша знает несколько других.
Глаза Гарри широко раскрылись.
— Мой отец?
— Угу. Гарт Хамершмидт. Он твой отец и мой старинный дружок. В самом деле, Гарри, когда ты был совсем маленьким, я частенько держал тебя на коленях.
Молодой человек заставил себя дышать ровно, вспоминая уроки Ши-цзу, крошечного японца — эмигранта с Земли. Ши-цзу обучил его многому, но прежде всего — правильному дыханию. Один из уроков был посвящен вероломству, напомнил себе Гарри. Кто угодно мог заявить о своей дружбе с Гартом Хамершмидтом. Многие так и делали. Иногда это даже оказывалось правдой.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — отрезал Гарри. — Чего ты хочешь от меня? Почему я здесь?
Фрего спокойно смотрел на него. Наконец, он вздохнул и хлопнул себя по коленям руками со сбитыми костяшками пальцев.
— Ты здесь потому, что твой отец подвергся нападению несколько часов назад, потому, что «Золотой Шар» превратился в руины в результате того, что в газетных хрониках называется огнем неизвестного происхождения. А еще потому, что ты, мой юный друг, оказался замешанным в передрягу, о степени серьезности которой и не подозреваешь.
За окном, на улице, ко входу в космопорт стекались работяги. Ворота порта выплескивали им группки рабочих ночной смены. В лучах утреннего солнца высокий забор сверкал подобно замерзшему водопаду.
— То, что ты говоришь, любой мог бы сказать. Узнать обо всем этом не составляет труда. — Гарри едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. Жив ли Гарт? Кто этот человек? Друг? Враг?
Фрего медленно кивнул.
— Да, ты прав. Любой мог бы, но не всякий может сказать: «Подавай-ка мне, дружок, мой охотничий рожок…»
Непроизвольно правая рука Гарри потянулась к глазам, чтобы утереть внезапно появившуюся на них влагу. Детский стишок, начало которого произнес Фрего, напомнил об отце. Гарт частенько повторял эти незамысловатые строчки маленькому Гарри, и теперь тот вновь почувствовал себя ребенком — усталым, напуганным, одиноким, но, наконец-то, попавшим в уютное и безопасное место.
— Ох, — чуть слышно сказал он. — Наверное, ты поможешь мне.
Фрего наклонился вперед, положил свои изуродованные руки на худые плечи Гарри и нежно погладил его, будто успокаивая какую-то маленькую зверушку.
— Конечно, я помогу, — сказал он. — Конечно.
Он летал. Полет походил на плавание, только не нужно было шевелить ногами. Он рассекал усыпанную звездами ночь, медленно и плавно вздымая руки и плечи. Внизу клубились темные тени.
Свет. Крошечная искорка, вначале слабенькая и красноватая, вскоре она превратилась в желтую и яркую. Он спланировал ниже и мощными взмахами рук понес себя сквозь ночной воздух.
Стены «Золотого Шара» покосились и опали, как лепестки увядшей розы. Среди дымящихся развалин стоял Гарт, воздев к небу массивные руки. Губы его беззвучно шевелились, но Гарри слышал безмолвные слова каждой клеточкой своего существа.
Он попытался спикировать, но наткнулся на какое-то упругое, невидимое препятствие. Лицо отца внезапно изменилось — и в этот миг окружающее пространство будто прорезал удар чудовищного ножа, от которого вокруг разлетелись брызги кроваво-красного цвета.
— Папа! — закричал Гарри, но слова так и не сорвались с его губ. Что-то огромное и мягкое обрушилось ему на лицо и начало душить…
Гарри вскочил весь в поту, схватившись руками за пылающие щеки. Кот, который пригрелся у него на груди, с недовольным ворчанием отскочил прочь. В комнате стоял полумрак; слабый свет, струящийся из окон, придавал окружающим предметам таинственный, серебристый оттенок.
— Сон, — прошептал Гарри. — Это всего лишь сон.
Он взглянул на светящийся циферблат наручного хронометра. Ноль-шестьсот часов.
— Странно. Выходит я спал всего полчаса? — Несмотря на приснившийся кошмар, он чувствовал себя посвежевшим.
Толстый котище, утробно урча, терся о его босые ноги.
— Иди сюда, киска, — сказал Гарри. Животное с медового цвета шерстью смотрело на него немигающими глазами, собравшими, казалось весь свет в комнате и сфокусировавшими его на юноше. Где он раньше видел подобные глаза? — Давай сюда, — снова позвал Гарри кота, и тот, покорно кивнув, лизнул лапу и взгромоздился ему на грудь. Обхватив руками теплый пушистый ком, юноша лег на спину, но изумрудные глаза его оставались открытыми.
Видение кровавого кошмара не отпускало его, и Гарри попытался отвлечься, думая о чем-нибудь малозначительном, например, почему «Будвайзер» стоил на Хоготе так дорого. Вспомнилась вдруг школа.
Гарри как бы наяву услышал голос мистера Дейлворта, преподававшего у них космобиологию. Мистер Д., как его для краткости называли ученики, отдавался своему предмету с какой-то пугающей страстью.
— Проявление человека — случайность, — частенько, едва не срываясь на крик, убеждал он их.
«И он, вероятно прав», — подумалось Гарри. Он припомнил факты. Три века назад, американский ученый по имени Стивен Доул провел исследование критериев обитаемости планет и пришел к выводу, что в Галактике существовало около ста восьмидесяти тысяч планет, способных нести разумную жизнь. Его расчеты казались правильными, но почему-то никто не учел того, что шансы млекопитающих стать носителями интеллекта были ничтожно малыми. На Земле человек получил право на существование в качестве разумного существа благодаря почти невероятной случайности — событию, происшедшему около пятидесяти миллионов лет назад, которое ученые назвали Великим Вымиранием.
У Земли в Солнечной системе имелся сосед — огромная планета, рассыпавшаяся в результате какого-то катаклизма на множество крупных астероидов, мелких осколков и пыли. Через каждые двадцать восемь тысяч лет рой метеоритов из этого пояса астероидов бомбардировал Землю миллионами огненных раскаленных шаров. Одна из таких космических атак погубила громадных ящеров, господствовавших в те времена на планете. Представители одного из многочисленных видов рептилий — ящеры под названием заурорнитоды — являли собой ходящих на задних лапах и несущих яйца особей. Они обладали большими черепами и имели все шансы стать разумными существами. Но эти, похожие на страусов, ящеры вымерли вместе с остальными, а эстафетную палочку эволюции подхватили млекопитающие, представитель класса которых, человек, получил право на разумность, в сущности, по чистой случайности. Из семи известных людям разумных или полуразумных рас Галактики все относились к классу рептилий…
Мистер Д. назвал это космической шуткой.
Хоготанцы, однако, не подвергшиеся похожей катастрофе, вели свою родословную от подобных земным страусообразных ящеров. Хотя они и развивались медленнее млекопитающих, но к тому времени, когда гомо сапиенс приступил к строительству пирамид, обитатели Хогота уже открыли способ межзвездных полетов и колонизировали около сотни планет в радиусе шестидесяти световых лет.
Человечеству понадобилось немногим менее десяти тысяч лет, чтобы подойти к открытию принципа передвижения в космосе, подобного хоготанскому. У последних ушло на это в сотни раз больше времени. Люди называли этот принцип «Тропа Эйнштейна-Резона» или — на жаргоне астронавтов — «Прогулка по кротовой ноге». В основе принципа лежало создание защитного экрана, который позволял звездолету проникать в черную дыру без опасности быть разрушенным гравитацией или центробежными силами. Хоготанцы изобрели также способ выхода из «норы» в любой точке между черной дырой и квазаром, что позволяло осуществлять перелеты с достаточно большой степенью точности.
Именно во время одного из испытаний защитного экрана, включающего в себя искривление самой структуры пространства-времени, хоготанцы и обнаружили существование человечества. Следствием этого явилось начало Эры Обмена, и ящеры предоставили людям более совершенный вариант перемещения по «норе», наряду с еще одним изобретением — люди стали называть его «Лентой Времени».
Материя, вжатая в черную дыру, может быть выдавлена из нее где угодно, иногда очень далеко от нужного места, и через короткий промежуток времени. Лазейкой в теории относительности с ее светоскоростным пределом является то, что материя выходит из черной дыры в прошлом. Например, если переместиться по дыре на расстояние в один световой год — попадешь в прошлое на год назад. Ящеры открыли этот закон давно, но настоящим триумфом их науки стала возможность его практического применения. Хоготанцы могли теперь перемещаться вперед, на сколько угодно большое расстояние, из прошлого! Но ни они, ни люди не знали как путешествовать в прошлое без использования черных дыр. Невозможно было также перемещаться по черной дыре вперед из настоящего. Лента Времени функционировала в определенных условиях, допустимых только в прошлом. Как только она начинала действовать, космический корабль немедленно появлялся в настоящем, но в пространственных координатах его положения в прошлом. Это создавало определенные неудобства. Хотя время отправления практически совпадало с временем прибытия, при прыжке с помощью Ленты Времени из прошлого в настоящее, точность попадания непосредственно в место назначения нельзя было гарантировать, и до него частенько следовало добираться посредством обычного пространственного перемещения, что было очень долго.
