Кирилл Мошков - Провал резидентуры
Всем известно, что господин Мин Даноо к белым очень уважителен - уж больно нашу музыку любит.
- Да, - говорю. - Тройка - 120-142.
- Сейчас перезвоню, - говорит господин Мин Даноо.
Перезванивает.
- Так, теперь говори.
- Она жива, - говорю. - Она в имении господина барона.
- Спасибо, брат, - говорит господин Мин Даноо. - Какая связь?
- Через этот номер и нарочного, - говорю солидно.
- Спасибо, брат, - говорит господин Мин Даноо очень серьезно и кладет трубку.
И минуты через три по нашему, беляцкому телефону раздается звонок, и какой-то черный господин говорит:
- Братец, ты нарочный к Рриоо?
- Я, сударь, - говорю.
- Я журналист Леа Ги Коона, - говорит черный господин. - Ты, братец, собирайся, завтра с утра проводишь меня к барону. К девяти я заеду в его городской дом. Это по тому делу, по которому от вас только что звонили.
- Ага, - говорю. - Слушаю, господин. Только вам надо от Комитета разрешение на поездку.
- Ну да, - говорит он, и что мне нравится - говорит почти не как с белым. - у меня есть, не волнуйся. Пока.
- До свидания, господин Ги Коона, - говорю я, и он вешает трубку.
Ужинаю я с дядиной семьей, давно уж так не ужинал - черных господ в доме нет, и тетя Мала готовит нашу еду, беляцкую: козлятинку там, кашу пшенную - черные господа этого не едят, а еще белые рассказывают, что молодые черные господа тайком ходят в наши кабаки пшенную кашу кушать, это у них вроде как мода такая.
Спать я лег рано, встал тоже. Выхожу на улицу, стою.
Подъезжает этот господин Ги Коона - современный такой, высокий черный господин в спортивной куртке, на спортивной машине. Видно, что говорит со мной с видимым усилием - но, по-моему, ему господин Мин Даноо объяснил, как с нашим братом беляком правильно говорить. Он и говорит правильно, только в глаза не смотрит.
Едем мы с ним по Приморскому шоссе, вдоль железной дороги, смотрю - стоит у капонира на этот раз уже черный господин солдат и тоже мочится. Смешно, но я виду не показываю.
- Ну, рассказывай, братец, - говорит господин Ги Коона.
- Слушаюсь, господин, - говорю и рассказываю все, как было.
- Интересно, кто же за ней мог охотиться, кроме Комитета? - задумчиво так говорит господин Ги Коона, и видно, что спросил-то он сам себя, по привычке на белых внимания не обращать, но тут я схитрить решил и говорю, как бы в ответ:
- Я полагаю, что она сама не очень знает, но боится их больше, чем Комитета, господин.
- Вот как, - косится на меня господин Ги Коона. - Ты полагаешь. А почему?
- По тому, как она говорила, господин, - говорю. - Про Комитет она упомянула, как про надоедливую муху. А про тех, других, сказала с настоящим страхом.
- А-хха... - задумчиво так тянет господин Ги Коона и замолкает надолго.
Впереди появляется пост. Обычный проверочный пост, как бывает на развилках. Машина тормозит. Подходит мрачный, потный, небритый черный господин сержант.
- Куда, - говорит, - едете? Документы...
Господин Ги Коона ему документы подает и говорит:
- Я еду в район Эгерины. Там...
Господин сержант его перебивает:
- На Эгерину шоссе закрыто. Надобности обороны, господин. Езжайте через лес Хоу.
Господин Ги Коона открывает было рот, но тот ему эдак повелительно:
- Поворачивайте, поворачивайте к лесу! А боитесь - так дожидайтесь попуток, поедете караваном!
- Ну вот еще, - фыркает господин Ги Коона и газует. - Я тебе, шваль деревенская, не засранец какой, - бормочет он, отъезжая. - Что ты думаешь, раз я не на фронте, так трус? - Тут я понимаю, что он про меня опять забыл, иначе бы на черного господина при беляцких ушах не ругался. - Я, между прочим, весь первый год на торпедном катере... У меня медаль за ранение...
А, так вот он чего к белякам непривычный - на торпедном катере служил. Там-то одни черные господа. А вот кто в пехоте или же на больших судах воевал, ветераны или там господа действительные офицеры, те от нашего брата беляка черные свои лица не очень-то воротят.
И тут вдруг я думаю - уй-йя! Мы ж в лес Хоу едем! О белые боги благодетельные, это ж самое что ни на есть страшное место! Там, говорят, деревья ходят, по ночам гробы по воздуху летают и мертвые с косами стоят. Дядя Шавлу говорит, там нечисть живет. А еще он говорит, когда через лес шоссе ложили, двести лет назад, там только днем работали. А один раз трактор до заката не отогнали, так лесная нечисть всю ночь на нем каталась, и пришлось полшоссе перекладывать. Может, и враки, только черные господа на Благородных островах уже семьсот лет живут, а лес все не трогают. Так он и стоит - от побережья до горы Мухх. Я его только один раз видал, когда нас два года назад на грузовике в поместье везли. Однако проехали же тогда как-то...
И вот мы въезжаем в лес. Деревья там черные, почти мертвые, обросли какой-то седой бородой и стоят так плотно, что между ними только наш брат беляк и пролезет.
- Поганое место, - говорит вдруг господин Ги Коона.
И тут мы видим, что дорога-то впереди перекрыта. Стоит как бы два черных грузовика, ну, вроде комитетских воронка, прямо поперек дороги. И стоят какие-то черные господа, вроде как, значит, солдаты, вот только...
Что-то есть в них неправильное такое, от чего у меня сразу глаза на лоб.
- Чой-то, - говорю я. Живот так у меня замутило, будто бы тухлой рыбы поел.
Слышу, господину Ги Коона тоже несладко: бормочет он - о яркие небеса, что это тут, мол, такое...
Машина наша останавливается от грузовиков метрах в пятнадцати, и тут вдруг господин Ги Коона мне лихорадочно так бормочет:
- Беги, - бормочет, - белый, беги в лес, прячься... Барону, - говорит, - скажи... Скажи, чтоб Лиина пряталась... О боги, - говорит, - ты смотри, смотри!
Смотрю я, куда он сказал, одну только секундочку смотрю - и света невзвидел, съезжаю я на заднице под сиденье, там коврик еще, помню, такой, глиной измазанный. Охаю было от страха, да тут господин Ги Коона дверцу мою со стопора снимает да как рявкнет:
- Беги!
И я из машины вываливаюсь да кубарем - в кювет и дальше в кусты.
А вот что там такое страшное. Это я из кустов уже внимательнее посмотрел.
Стоят, значит, два грузовика. То есть это так кажется. Когда присмотришься, кривые они какие-то и скособоченные, а один... боги! Как-то покосился, и вдруг на секунду понятно, что это не грузовик стоит, а какие-то черные господа, трое или четверо, так вот руками... разводят... будто это грузовик стоит! Правда, бред? Я глазам своим - гляжу и не верю, прямо выть со страху хочется! Но это еще полбеды, грузовики эти неправильные. Идут к машине господина Ги Коона трое черных господ, и один эдак не то покрикивает, не то блеет:
- Документы приготовить! Проверка! Комитет безопасности королевства!
Мать Великая Белая Баба, думаю я! Что ж это за черные господа?! Глаза-то у них КРАСНЫЕ И СВЕТЯТСЯ!
И тут господин Ги Коона дверцу открывает, встает, достает из-под куртки пистолет, не пистолет, прямо целую пушку, "питон", наверное, да как по этим господам - бац! бац! бац! - у меня прямо уши заложило!
Нет, думаю, какие это, к водяному, черные господа, разве ж бывают такие черные господа, сквозь которых пистолетная пуля проскакивает, а они дальше идут? И разве, думаю, бывают черные господа, на которых не одежда надета, а они просто формы такой - будто бы в одежде - а сами гладкие и без щелей? И почему, думаю, у них какие-то автоматы подозрительные: вроде как бутылки черные? Поднимают они эти свои автоматы, да ка-ак...
Правда, на пальбу похоже. Издалека. А сблизя слыхать, что это они сами пастями своими так делают, ну вроде как ребятишки, которые в войнушку играют, так вот - "дыщ-дыщ-дыщ-дыщ-дыщ-дыщ!" - только жутко, жутко громко. Опять по ушам мне дало! А из автоматов их, из бутылок этих черных, м е д л е н н о так вылетает какая-то красная дрянь, ну вроде как кто через трубочку водой плюнулся, и от этой дряни и машина, и господин Ги Коона таким фиолетовым пламенем как полыхнут! Я только и увидел, что господин Ги Коона как стоял, так и рухнул, тут машина ка-ак подвзорвется, а я - бежать. Сначала на ногах, потом в кусты въехал и как-то боком заскакал, потом вообще мордой в какую-то колдобину упал и дальше уж на четвереньках побежал.
- Великие боги! - говорю. - Зебаот, и Якобей, и Мозезуй, и Мать Великая Белая Баба! Спасите, - говорю, - недостойного вашего раба, белого пацаненка Талу из дома Рриоо! Помилуйте, - говорю, - душу черного господина Леа Ги Коона. Отведите, - говорю, - от меня сию нечисть, пусть за меня, что ли, Два Пророка заступятся!
А сам на четвереньках по лесу, как заяц, куда глаза глядят, а вернее, куда не глядят, потому что они у меня никуда со страху не глядят. Метров, наверное, пятьдесят на коленках пропахал вдоль шоссе по кустам, только б, думаю, не увидели меня э т и! А ведь, думаю, не увидели - меня от них машина прикрывала, ну а потом я уже в кустах был. Сижу я вот в кустах, без звука реву, слышу, как на шоссе машина горит вместе с господином Ги Кооной, а нелюди эти перекликаются - и вовсе уж нелюдскими голосами, вроде как овца блеет, баран отвечает.
