Виталий Забирко - Статус человека
— И когда же это произойдет? — ровным голосом спросил Кратов.
— Изменения некоторых параметров свернутого пространства отмечено уже сейчас. И они продолжают нарастать.
— Когда? — снова повторил вопрос Кратов.
— Со дня на день, — глухо буркнул до сих пор молчавший Шренинг. Головы он так и не поднял.
Кратов перевел вопросительный взгляд на Кронса.
— Да, — подтвердил Кронс.
— Все к лучшему, — тихо проговорил Кратов. Он зябко поежился, покрутил головой, поглубже забираясь под воротник шубы, и снова прикрыл глаза. — Груз с плеч…
— Тебе… нехорошо? — настороженно спросил Кронс;
— Ну, что ты, — слабо улыбнулся Кратов. Глаз он не открыл. — Просто я очень устал.
— Тебе не в чем винить себя, — заставил выдавить из себя Кронс. Он посмотрел на Кратова и отвел взгляд. Не то он говорит, не то. Сколько он знал Кратова, а знал он его давно, они дружили со студенческой скамьи, его действия никогда не противоречили его совести. И никогда не нуждались в оправдании и тем более в сочувствии. Но Кронс твердо, с нажимом, словно убеждая не Кратова, а больше себя в его правоте, продолжал говорить: — И никто не сможет обвинить тебя в поспешности принятых мер. Никто и никогда. Те данные, которыми ты располагал, не давали тебе времени медлить. И любой на твоем месте поступил бы также, и я тоже…
— Кратов! — вдруг громко над самым ухом крикнул Шренинг.
Кронс осекся на полуслове и поднял глаза. Кратов по-прежнему сидел, глубоко утонув в кресле, руки его вольно лежали на подлокотниках, но голова неестественно низко склонилась на грудь, уткнувшись носом в отворот шубы.
— Алек? — еще ничего не понимая, позвал Кронс.
12
Павел Самсин не долетел до станции гляциологов на Снежной Королеве. При входе в атмосферу Напрочь отказало рулевое управление, и его астробот по узкой рулеточной спирали вошел в пике, нацелившись на единственную цифру в необозримом за-снемсенном пространстве планеты. «Зеро». Катапульта отбросила Сажина далеко в сторону, и ему пришлось около часа добираться к месту катастрофы. Мороз был градусов пятнадцать, мела слабенькая поземка, ч Павел пожалел, что, готовясь к посадке, не накинул на себя доху. Впрочем, наст был твердым, шагать было легко, и он быстро согрелся. Короткая шестичасовая ночь Снежной Королевы выдалась светлой, звездной и тихой, если не считать шороха поземки, длинными языками стелющейся по равнине.
Уже подходя к месту катастрофы, Павел вспомнил, как кто-то из провожавших его ребят пошутил, что вот, мол, теперь в царстве Снежной Королевы появится маленькое черное пятнышко, намекая на его фамилию, и невесело подумал, что теперь, пожалуй, не одно пятно, а два. И второе гораздо больше…
На месте, где взорвался астробот, зияла огромная воронка, и из нее валил густой пар. Снег вокруг был мокрый и рыхлый, и Павел, почувствовав, что унты начинают намокать, стал быстро спускаться по откосу. Но когда он добрался до черного пятна обнажившейся земли, то только тогда увидел, что посередине воронки между изуродованными обрывками астробота прямо на исходящей паром земле кто-то сидит.
«Вот тебе и раз, — екнуло сердце у Сажина. — Неужели поисковая партия со станции гляциологов так быстро меня нашла?» Он присмотрелся. Это была девушка. Она сидела неподвижно, обхватив колени руками и запрокинув лицо к звездному небу. На плечи была наброшена какая-то странная, рыже-черными пятнами, доха. Поверх нее тяжелыми волнами лежали неестественно красные волосы.
«Что это она? — удивленно подумал Павел, и тотчас внутри у него словно что-то оборвалось, и неприятно засосало под ложечкой. — Это же она по тебе…» Ему стало стыдно, что он подсматривает за девушкой, за ее скорбью, пусть даже эта» скорбь по нему самому. Ведь на самом-то деле он стоит позади нее, живой и здоровый, без царапинки, отделавшийся только?легким испугом. Да и с ним он расстался уже давно и далеко отсюда — километрах в трех, у кресла, выброшенного катапуль той.
— Здравствуйте, — сказал Сажин и шагнул вперед.
Девушка оглянулась. Глаза ее широко распахнулись, и на гу бах заиграла улыбка.
— Здравствуй, — сказала она. — Разве уже весна?
Павел споткнулся.
— Кому как… — глупо пробормотал он.
«Лучше бы уж ничего не говорил. Тоже мне — нашелся!»
Девушка вздохнула и покачала головой. Глаза ее потухли.
— Холодно, — зябко поежилась она. — Как тебя зовут?
— Павел.
— Павел… — протянула она и удивленно вскинула ресницы. — Не понимаю. Что означает твое имя?
Сажин снова смешался. «Ну вот, кажется, мы сейчас заберемся в дебри древнегреческой мифологии. Или, может быть, мое имя чисто славянское?»
— Не знаю, — честно признался он.
— Не знаешь? — сильно удивилась она. — Ну… А чем ты занимаешься? Кто ты такой?
Павел хмыкнул.
— В данном случае, по-моему, я шут гороховый.
— Гороховый… — с сомнением протянула она. — Неправда. Я Горошков всех знаю. Ты меня обманываешь.
«Нет, — подумал Сажин. — Подобная игра явно не дляменя».
— В таком случае разрешите представиться, — ерничая, сказал он и сделал книксен. — Павел Сажин, гляциолог. Прибыл на Снежную Королеву в качестве пополнения.
— Сажин?.. — задумчиво повторила она. Его скоморошья выходка не вызвала на ее лице и подобия улыбки. — Так вот ты кто…
Она провела рукой по земле и растерла между пальцами прилипшую гарь.
— Значит, это все твое? — Она окинула взглядом обломки астробота.
— Значит, мое, — вздохнул Павел. — А как тебя зовут?
— Цветик, — вскинула она ресницы и, чуть подвинувшись, погладила что-то на земле рядом с собой.
И тут Павел увидел маленький невзрачный кустик, каким-то чудом выбившийся здесь, на месте катастрофы, а может быть, и именно благодаря ей из-под земли. Ему даже показалось, что он всеми листочками и маленьким бутоном с красным язычком тянется к теплу ее руки.
— Ух ты! — непроизвольно вырвалось у Павла. Он шагнул вперед и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть жизнелюбивый кустик. И оцепенел. Он только сейчас заметил, что девушка босая.
— Что ты так смотришь на мои ноги? — удивленно спросила она. Подобрав их под себя, она снова обхватила колени руками.
Павел с трудом оторвал взгляд от ее чуть испачканных сажей, с прилипшими к ним комочками влажной земли ступней ног, поднял глаза. Он словно заново увидел ее. Обыкновенная земная девушка, чуть курносая, с тяжелой копной волос, будто крашенных хной. На ней было длинное красное платье, типа хитона, странно фосфоресцирующее. А на плечи была наброшена его доха — он узнал ее, несмотря на разорванную полу и огромные подпалины.
— Кто… — хрипло выдавил он и сглотнул невесть откуда, взявшийся в горле ком. — Кто ты?
— Кто? — удивилась она и недоуменно пожала плечами. — Цветик. Я здесь живу.
Павел сел.
«Здесь живу… — эхом отдалось в голове. — Ну да. Где же еще? Не прилетела же она с тобой», — как-то вяло подумал он.
— Холодно, — снова поежилась девушка. — Сделай что-нибудь, ведь ты же Сажин, а?
«Сажин, Сажин… Что она так выделяет мою фамилию?» — Павел поднял голову, встретился взглядом с ее глазами и встал. Действительно, что-то нужно было делать.
К его удивлению, несмотря на то что астробот разбился вдребезги, среди обломков было разбросано множество пластиковых коробок и туб с суперсвежей пищей — сплющенных, закопченных, рваных, но также и целых — из того продовольствия, что он вез на базу (синтепища полевых синтезаторов не такая уж большая радость для людей на чужой планете, а своих оранжерей здесь еще не было), — и всякая прочая дребедень из грузового отсека. Пожалуй, с таким запасом можно было спокойно зимовать, если бы только зима на Снежной Королеве не длилась восемьдесят лет. Павел выбрал наугад две тубы с соком, затем ему на глаза попался свитер без рукава с большой, величиной с кулак, прожженной на спине дырой. Но самой ценной находкой было несколько канистр спирта из разбитого контейнера. Он завернул тубы в свитер, подхватил канистру и вернулся. Когда он подошел, одна из туб выскользнула сквозь дыру в свитере и упала к ногам девушки.
— Ой! — вскрикнула она, подхватывая тубу над самым кустиком. — Зачем ты так… — укоризненно сказала она.
Павел промолчал. Он снял куртку, затем стащил через голову свитер и положил его на колени девушке.
— Одевайся, — сказал он и начал натягивать на себя свитер без рукава.
Девушка прыснула. Павел скосил на себя глаза и тоже неопределенно хмыкнул. «Что ж, со стороны, пожалуй, смешно, хотя и чертовски холодно». Он снова надел куртку, застегнулся. Затем, сев на землю, принялся разуваться.
— А обувь мы поделим, — сказал он. — Тебе — унты, а мне — шерстяные носки… Ты почему не одеваешься?
