Виктор Глумов - Школа наемников

Из люка высунулся взъерошенный и заспанный вто­рой танкист, в одной майке, без куртки. Был он полной противоположностью капрала — черноволосый, тон­кий в кости, с крупными яркими губами.

— Что тебе?

— Барракуда, у нас бухло осталось? Плесни летехе, а то он сбледнул.

— Я не пью, — поспешно вставил Леке.

— Пьешь, сынок, просто сам об этом еще не зна­ешь. На Пустоши все пьют, иначе нельзя. Давай, да­вай, слушай, что тебе опытные бойцы говорят. При­ми успокоительное. Нам полдня точно по безопасной дороге тащиться, успеешь поспать. А там пообедаем, как новенький будешь, главное — в ситуацию вжи­вешься.

Барракуда нырнул в люк, тут же снова высунулся — уже с фляжкой.

Леке затравленно заозирался. Алкоголь на террито­рии Омеги вне закона, офицер должен быть трезв.

— Рядовой! — вызверился на Барракуду капрал. — Ты что творишь? Ты что парня подставляешь?! Сейчас он загрузится — тогда и выпьем. То есть я не выпью, мне вести. И ты, Барракуда, не выпьешь. А летеха прило­жится. Как тебя зовутто, лейтенант?

— Леке.

— Хорошо, — неизвестно чему улыбнулся капрал,

а меня зовут Глыбой, так вот моя матушка от большой любви поименовала... И ты не косись, что я только ко­мандир танкера. Косишься же, вижу! Меня за общее разгильдяйство вообще выгнать хотели, разжаловать и выгнать, да, вишь, за общий же героизм не прогнали. Нашли компромисс: из капитанов — в капралы и на тан­кер. Ну, Леке, хватит топтаться. Твои гаврики уже за­грузились, и ты полезай.

Леке вскарабкался на броню. Солнце пока еще не раскалило танкер, металл был прохладным. Из откры­того люка несло перегаром, грязными ногами и отра­ботанным топливом. Леке страдальчески поморщился и вслед за капралом Глыбой нырнул в духоту кабины. Здесь было тесно, возился рядовой Барракуда и храпел ктото третий, накрывшись ветошью.

Надо было ехать в грузовике с солдатами, но это счи­талось непрестижным. Место командира — в танкере. И плевать, что там воняет, трясет и очень громко.

— На. — Рядовой Барракуда протянул Лексу фляжку.

Леке вспомнил про «общее разгильдяйство и общий

героизм», хотел было отказаться, но под взглядом кап­рала Глыбы отхлебнул. Пойло обожгло горло.

— Да что ж ты делаешь?! — возмутился Глыба. — Кто же без тоста?! Ну-ка, дай сюда фляжку! Мир друзьям, смерть врагам! — провозгласил он, запрокинул голову и выпил. Кадык на его шее задергался.

Барракуда смотрел на капрала с нескрываемой зави­стью. Леке удивился: Глыба же не собирался пить, ему же еще рулить!

— Теперь ты, Леке. Говоришь, за кого или пожелание какое, и выпиваешь. Да не как девчонка губы мочи, а как мужик, прямо в горло чтобы, прямо в брюхо!

Леке послушно принял фляжку и сказал:

— За Омегу! — И представив, что там вода, отхлеб­нул. На этот раз обожгло сильнее, на глаза навернулись слезы.

— Офицер! — похвалил его Глыба. — Молодец, хва­лю. Сосуд-то верни рядовому. Барракуда! Куда?! Ну-ка от­ставить! Тебе пить нельзя. И мне нельзя.

Барракуда виновато пожал плечами. Глыба оглуши­тельно рыгнул и полез на место водителя. Рядовой, не озаботившись разбудить храпевшего, кивнул Лексу на другое кресло. Леке сел и пристегнулся. В голове шуме­ло, щеки горели, хотелось спать. Капрал Глыба обер­нулся и подмигнул:

— Поехали!

Танкер взревел, затрясся... Леке уснул.

* * *

Генерал Бохан вошел в палату лазарета без сопровож­дения. Совершенно лысый мутант все еще спал. Он был крайне истощен, и лекарь только руками разводил: ни­когда не лечил мутантов, не знал, что творится с се - рокожим. Генерал поправил на плечах белую хламиду. Физически мутант должен быть в норме, лекарь ска­зал, что истощение скорее нервное. Генерал Бохан по­нимал, откуда оно взялось: мутант, которого, кажет­ся, звали Орв, надорвался на Полигоне. Если верить (а почему бы не верить?) лейтенанту Лексу, мутант спас ефрейтора Артура, когда того покусали кровосо­сы. Кровососы — ядовитые мутафаги, Орв вытянул парня, отдав свои силы.

И еще. Невероятно, но факт — Орв противостоял Низ­шим. Гронгам. Сопротивлялся, даже когда Низшие слива­лись с генералом в едите целое.

Наверное, Орв был шаманом. На горе Крым много ин­тересного, но шаманы в большинстве своем — самозван­цы, дурят людей фокусами, а сами ни на что не способ­ны. Генерал никогда не был на горе, никогда не бродил по Донной пустыне, он родился в Москве и потом уже попал в Омегу.

Бохану повезло. Орву — нет. Орв попал на Полигон, по недосмотру, конечно же. Столь любопытные экземпляры подлежат исследованию. А с этим Бохан надеялся нала­дить сотрудничество.

Генерал опустился на стул у койки мутанта. Коснул­ся руки больного:

— Орв! Орв! Ты слышишь меня?

Конечно, можно было обратиться к разуму мутанта напрямую, без слов, но он помнил, что Орв слаб, и не хо­тел рисковать. Вздумай мутант закрыться — неизвест­но, чем это кончится. Если перестараться, Орв умрет.

— Орв!

Мутант открыл глаза, повернул лишенную раститель­ности голову к генералу. Во взгляде Орва не было ни сим­патии, ни любопытства. Наверное, считает себя плен­ным. Генерал постарался передать ему заверение в друж­бе, но Орв не желал его чувствовать.

— Ты можешь говорить? Я генерал Бохан, ты в Цита­дели Омега. На Пустоши ее зовут Замком Омега. Ты не в плену, ты среди друзей.

Мутант отвернулся. Бохан попробовал еще раз:

— Орв, ты попал на Полигон по ошибке. Я приношу тебе свои извинения. Посмотри на меня. Ты понимаешь, кто я?

— Орв понимает. Ты — хозяин смерти. Больфой чело- фек. Дурной.

Бохан дернулся, как от удара. «Хозяин смерти» — вот как воспринимает его вероятный союзник! Что ж... На Полигоне Омега олицетворяет смерть.

— Нет, Орв, я друг тебе. Я хочу предложить помощь!

Мутант глянул с удивлением:

— Ты... мутант? Не челофек?

— Я долго не знал об этом, — скромно потупился гене­рал, — долго считал себя самым обычным. Но теперь уве­рен: я, как и ты, — результат мутации, и мутации удач­ной. Не делай такое лицо, ты же понимаешь, о чем я. Ты ведь умен, образован...

— Орв — тупой мутант. Орв хофет спать.

Бохан поднялся, изо всех сил скрывая злость. Ничего, пройдет день, другой — и генерал завоюет расположение упрямца. Орву все равно некуда податься. Он зол на Оме­гу, и это естественно. Он подавлен, истошрн... Но генерал Бохан будет приходить к нему каждый день, разговари­вать, даже если мутант решит отмалчиваться. Рано или поздно Орв станет считать его своим другом.

Так обязательно случится, ведь ни один из живущих не любит одиночества, того полного одиночества, что про­израстает из человеческих особенностей.

Пока не встретил Низших, генерал был абсолютно оди­нок. Да и сейчас тоже — нельзя же считать другом соб­ственный глаз или руку. А люди... Люди не годились в дру­зья, потому что слишком мало слышали и понимали.

Орв делал вид, что спит.

Генерал делал вид, что верит ему.

* * *

Артур трясся в грузовике вместе с другими наемника­ми. Металлический кузов почти не отличался от того, в котором пленника везли в Замок Омега, разве что здесь почище, скамьи стоят, на окне нет решетки и вен­тиляция лучше.

Настроение было — гаже некуда.

С одной стороны, надо радоваться: он не только вы­брался живым с Полигона, но и добился положения в обществе — многие мечтали попасть в Омегу хотя бы рядовыми. Артур же стал ефрейтором, а потом, если бу­дет хорошо служить, Леке подсуетит ему звание повы­ше. Офицером его, конечно, сразу не сделают — офи­церского звания нужно добиться. Вон сколько Леке учился, прежде чем ему присвоили лейтенанта.

Вот она — другая сторона, причина отвратительно­го настроения. Леке. Шлюхин сын стал его командиром только потому, что отчим отдал его в Омегу. Одолела такая злость, будто и не были они совсем недавно со­ратниками, не прошли Полигон...

Грузовик трясло на ухабах. Артур украдкой разгляды­вал сослуживцев. Как эти люди попали в наемники? За­чем? Ходят слухи, что воинам Омеги запрещено иметь семьи. Говорят, Цитадель — их дом, сослуживцы — един­ственные близкие люди.