Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова
Нэя опять затосковала о прошлом, которое невозможно уже исправить.
— Ты всегда была доверчива. Они обманули тебя. Гелия, потому что мстила мне, а твой Тон-Ат из ревности. Если бы ты тогда пришла ко мне, всё было бы иначе сейчас и с тобой, и со мной.
— Я не знаю, чему мне верить. Я не умею обманывать, и я не понимаю ничего.
— Успокойся. Всё равно ничего уже не вернёшь. Ты просто мыслила стереотипами своего мира. Ты думала, что я такой же, как и те, кто тебя окружал. Хотя сейчас я и не отличим от них, это правда.
— Ты стал другим, чем был?
— А ты сама не видишь?
— А как же… — и она продолжала отражать то, что услышала, не имея сил поверить очевидному, он её не любит! Он превратил её в аттракцион от собственной скуки. И только.
— Зачем ты пришёл? В тот салон художников? Я бы как-то жила, а теперь что? Как мне жить?
Он её и не слушал, так ей казалось. Он смотрел в свой шар-сферу, как древний маг в сферу из горного хрусталя, где улавливал свои, только ему понятные образы будущего.
— Ты всё рассказывала ему, своему старику, а я просто дурачил тебя, глупый маленький бутон будущей нимфеи… Играл. И вот доигрался. Он запугал тебя призраком страшного порочного злодея, каким я, конечно, не был. Чтобы заполучить тебя себе в усладу, потешить своё осязание и зрение, раз уж у него не функционировало всё прочее. Это он использовал тебя как декоративную безделушку, которой украсил свой старческий покой. И тут ещё история с Нэилем… Пойми, девять лет прошли впустую, твоих лучших и моих тоже. У нас могли быть дети. А что есть у тебя теперь? Тебе самой-то не горько?
— Прекрати так себя вести! За что? За что?
— Перестань нервничать. С чего бы? Ведь играя роль придорожной бродяжки, когда ты с охотой прыгала в мою машину, ты же не разыгрывала из себя утончённую недотрогу, в которую решила поиграть теперь. Успокойся и принимай мир таким, каков он и есть. Я не изделие твоей мечты, каким хотел казаться для тебя когда-то. Не имею в виду твою текстильную «Мечту», понятно…
Он придвинул ей шар-сферу, неожиданно лёгкую, а казалась она каменной глыбой, блестящей и играющей внутренним свечением. Нэя увидела в этой сфере своё отражение. На голубой поверхности расступились розовые и белые наплывы. Её отражение было голубоватым и скорбным. Казалось, что из глубины смотрит чужое лицо с размытыми вокруг глаз кругами от краски, и впрямь, похожее на маску неведомой Коломбины. Вполне себе глуповатая по виду фарфоровая куколка, испачканная горстью песка, брошенной злющей хулиганкой Азирой. Только бабушка уже не появится, чтобы умыть её в дворовом бассейне, ругая почему-то не Азиру, а внучку-замарашку…
— Что это? — спросила она о мерцающей сфере и сунула руку в сумочку, нащупав флакончик с бабушкиным волшебным эликсиром, отключающим эмоции. Одно прикосновение к нему, к его шершавой поверхности, принесло сразу же облегчение. Эту несносную игру можно отключить в одно мгновение. Поэтому не надо переживать, а посмотреть, что будет дальше. Она вытащила мягкий лоскут ткани для лица и тщательно протёрла кожу вокруг глаз, пытаясь стереть косметическую краску. Но лишь размазала её, чем придала себе вид какого-то болезненного уныния. И тут же решила, чем хуже она будет выглядеть, тем лучше. Раз уж нет любви, всё прочее не имеет значения.
— Земля. Посмотри, — произнёс он.
Она увидела, как на поверхности выступили очертания, дымчатые вначале, но всё более явственные, выпукло многогранные, они были расположены на фоне синем и переливчатом, — А что это?
— Континенты, океаны.
— Красиво, — выступили горы с белыми вершинами. — А белое что?
— Снег, льды.
— Что это?
— Замёрзшая вода.
— Не понимаю.
— У вас всё иначе. Снег, лёд есть только в горах. А в центре континента только лето и осень с дождями, и опять лето. Всегда тепло.
— Где ваша Родина?
— У меня их две. Мать немка, отец русский, а я жил и там, и там, и у отца, и у матери.
— «Русский, немка» — что это? — и Нэя, обладая абсолютной слуховой памятью, воспроизвела его странные определения, почти не исказив их.
— Ну, так. Разный тип культуры, разный язык, а внешне разницы и нет. Хотя у нас большое многообразие рас и племён. Мы различаемся между собой сильнее там, на Земле, чем здесь, где мы неотличимы от вас по антропологическому типу. Это загадка, но и её можно будет разрешить со временем. — Он развернул шар, и она увидела, как изображение стало увеличиваться. Появились горы, будто белые парики на чьих-то головах парили их вершины. А сами лики гор были бархатно-коричневые, в морщинах ущелий и разломов, как лицо Тон-Ата с белоснежной шевелюрой… Она вздохнула, испытав прилив грусти, желание вернуть ту безмятежную жизнь, что провела с ним вместе.
Долины были усыпаны бликами зелени и бисером цветущей растительности. А на зелёном чудесном плато стояло странное удивительное сооружение. Башни, шпили, ажурные перекрытия и рукотворные уступы. Все так похоже на вымыслы Нэиля. Здание сливалось со скалами, а те нависли над синей водой простирающегося озера. Окна сверкали, как драгоценные кристаллы Гелии, и высокие, тёмно-зелёные деревья с почти непроницаемой кроной, отражались в стоячем зеркале воды.
— Ваш дом?
— Нет. Тут музей, но в нём живёт моя мать. Иногда. Дом-мираж, и она почти мираж и живёт в миражах давно ушедшего.
Нэя не поняла его.
— Как красиво! Как жаль, что я умру и не увижу такой красоты, а мне так хочется походить возле дома, посмотреть в гладь воды, подышать ароматом ваших цветов и ощутить кожей тень зелёных деревьев. Ты скучаешь?
Он был спокоен, будто они и не цапались только что, — А как ты думаешь? Почти двадцать лет здесь. Я и на Земле-то жил чуть больше, двадцать четыре года, а последующие годы тут. В Паралее. Оброс весь какими-то звериными комплексами, местными привычками, страшно становится. И женщин, которых я хочу, тут нет.
Нэя вздохнула. Он ясно ей всё сказал, она не относится к тем,
