Лоис Буджолд - Осколки чести
Тейлор отвел глаза. Мехта приструнила его холодным взглядом.
— В этом наши мнения разделились…
«Обратите внимание, дети, как тщательно он избегает местоимения «я», предполагающего личную ответственность — отсюда следует, что подразумевается самое худшее «мы» из всех, виноватое «мы»… Что за пакость они задумали?»
— …Однако письмо, которое вы позавчера отправили барраярскому адмиралу, Форкосигану… Мы решили сперва дать вам шанс объяснить это.
— П-понятно. — «Да как вы посмели!» — Это было неофициальное п-письмо. Полагаю, вы знаете, что Форкосиган уже вышел в отставку. Но, возможно, — она наградила Тейлора убийственным взглядом, — вы сочтете нужным объяснить, по какому праву вы перехватываете и читаете мою личную переписку?
— Крайние меры безопасности. В связи с войной.
— Война закончена.
Он смутился:
— Но шпионаж продолжается.
Вероятно, так оно и есть. Она нередко размышляла над тем, как Эзару Форбарре удалось узнать о плазменных зеркалах, которые до войны были наиболее засекреченным оружием в арсенале Беты. Ее нога выстукивала нервную дробь. Корделия утихомирила ее.
— Мое письмо. — «Мое сердце на бумаге… Бумага оборачивает камень…» Она старалась говорить спокойно. — И что же вы узнали из моего письма, Билл?
— Ну, в этом вся проблема. Над ним два дня работали наши лучшие криптографы, наши самые мощные компьютерные программы. Проанализировали его вплоть до молекулярной структуры бумаги. И если честно, — он с раздражением покосился на Мехту, — я не уверен, что они что-то обнаружили.
«Верно, — думала Корделия, — они и не могли ничего найти. Секрет заключался в поцелуе. А это не предмет для молекулярного анализа».
Она мрачно вздохнула.
— Вы его отправили, когда закончили… изучать?
— Ну… боюсь, после этого от него мало что осталось.
«Ножницы режут бумагу…»
— Я не шпионка. Д-даю слово.
Мехта подняла настороженный взгляд.
— Я и сам с трудом в это верю, — сказал Тейлор. Корделия попыталась удержать его взгляд, но он отвел глаза. «Ты действительно веришь мне», — подумала она.
— Что будет, если я откажусь от лечения?
— Тогда я, как ваш командир, могу приказать вам сделать это.
«Скорее я увижу тебя в аду… нет. Спокойно. Надо сохранять спокойствие, продолжать забалтывать их — может, еще удастся вывернуться из этой западни».
— Даже если это противоречит вашему личному мнению?
— Это вопрос государственной безопасности. Боюсь, что личные мнения здесь недопустимы.
— Да ладно вам. Говорят, даже капитан Негри иногда позволяет себе выносить личные суждения.
Она сказала что-то не то. Температура в комнате резко упала.
— Откуда вы знаете про капитана Негри? — ледяным тоном поинтересовался Тейлор.
— Все знают Негри. — Они продолжали таращиться на нее. — Ой, да бросьте! Если бы я была агентом Негри, вы бы никогда об этом не узнали. Он не настолько некомпетентен!
— Как раз напротив, — отрывисто проговорила Мехта, — мы считаем, что он настолько искусен, что это вы никогда не узнали бы об этом.
— Чушь! — возмутилась Корделия. — Да с чего вы взяли?
Мехта ответила буквально, игнорируя риторический тон вопроса:
— Моя гипотеза состоит в том, что вы — возможно, неосознанно — находитесь под властью этого зловещего и загадочного адмирала Форкосигана. Программирование началось во время вашего первого пленения и, по всей видимости, было завершено в ходе прошлой войны. Вам было предназначено стать ключевой фигурой в новой агентурной сети Барраяра, которая заменила бы собой прежнюю, разоблаченную совсем недавно. Вероятно, вы стали бы агентом-кротом, внедренным в систему и остающимся незадействованным годами, прежде чем не наступит некий решающий момент…
— Зловещий? — вклинилась Корделия. — Загадочный? Это Эйрел-то? Вот смех! — «Просто плакать хочется…»
— Очевидно, что он держит вас под своим контролем, — безмятежно заключила Мехта. — Вы, по всей видимости, запрограммированы подчиняться ему беспрекословно.
— Я не компьютер. — Она снова принялась постукивать ногой. — И Эйрел — единственный человек, который никогда ни к чему меня не принуждал. Полагаю, это вопрос чести.
— Вот видите? — сказала Мехта, обращаясь к Тейлору; на Корделию она даже не взглянула. — Все сходится.
— Только если вы стоите на голове! — воскликнула взбешенная Корделия. Она бросила на Тейлора свирепый взгляд. — Я не обязана выполнять этот приказ. Я могу подать заявление об отставке.
— Нам не обязательно ваше согласие, — спокойно ответила Мехта, — даже как гражданского лица. Нам достаточно согласия вашего ближайшего родственника.
— Моя мать никогда так со мной не поступит!
— Мы уже подробно побеседовали с ней обо всем. Она очень за вас тревожится.
— П-понятно. — Корделия внезапно притихла, бросив взгляд в сторону кухни. — А я-то думала, отчего она так долго возится с кофе. Совесть мучает, да? — Она тихонько замурлыкала какую-то мелодию, затем смолкла. — Вы, ребята, и впрямь отлично подготовились. Перекрыли все выходы.
Тейлор выдавил улыбку, пытаясь ее успокоить:
— Вам нечего опасаться, Корделия. Самые лучшие специалисты будут вас иссле… обследовать…
«Обрабатывать», — подумала Корделия.
— А когда курс терапии будет завершен, вы сможете вернуться к прежней жизни, как если бы всего этого никогда и не было.
«Значит, сотрете меня? Сотрете его… Заанализируете меня до смерти, как мое несчастное любовное послание».
Она печально улыбнулась ему в ответ.
— Извините, Билл. Мне вдруг представилась жуткая картинка, как с меня сдирают слой за слоем, словно с луковицы в поисках семян.
Он ухмыльнулся:
— У луковиц нет семян, Корделия.
— Спасибо, просветил, — сухо ответила она.
— И, честно говоря, — продолжал он, — если вы правы и мы заблуждаемся… то быстрее всего вы это докажете, сотрудничая с нами. — И он умиротворяюще улыбнулся.
— Да, это верно… — Но как насчет такого пустяка, как гражданская война на Барраяре? Этого небольшого камушка преткновения? Бумага оборачивает камень…
— Мне очень жаль, Корделия. — Он говорил искренне.
— Да ничего, все нормально.
— Это была действительно хитроумная уловка со стороны барраярцев, — задумчиво проговорила Мехта. — Спрятать агентурную сеть за любовной историей. И я могла бы даже поверить в нее, будь герои немного правдоподобнее.
— Да, — сердечно согласилась Корделия, внутренне корежась от ярости. — С трудом верится. что тридцатичетырехлетняя женщина может влюбиться, как девчонка. Совершенно неожиданный… дар, в моем-то возрасте. И еще более неожиданный в сорок четыре, насколько я понимаю.
— Именно, — подтвердила Мехта, довольная понятливостью Корделии. — Кадровый офицер средних лет — не слишком подходящая фигура для романа.
Тейлор, стоявший позади нее, открыл было рот, словно желая что-то сказать, но потом передумал и углубился в изучение собственных ногтей.
— Думаете, вы сможете излечить меня от этого? — спросила Корделия.
— О да.
— Понятно. — «Сержант Ботари, где же ты? Слишком поздно». — Вы не оставляете мне выбора. Интересно.
«Тяни время, — нашептывал внутренний голос. — Жди подходящего случая. Если он не подвернется, устрой его сама. Представь, что это Барраяр, где все возможно».
— Можно мне п-принять душ? П-переодеться, собрать вещи? Насколько я понимаю, это затянется надолго.
— Разумеется. — Тейлор и Мехта обменялись взглядом облегчения. Корделия мило улыбнулась.
Доктор Мехта прошла за ней в спальню без санитара. «А вот и благоприятная возможность», — промелькнуло в мозгу у Корделии. Даже голова закружилась.
— Хорошо, — сказала она, закрывая дверь. — Мы можем поболтать, пока я собираюсь.
«Сержант Ботари… есть время говорить, и есть время, когда даже самые лучшие слова не помогут. Ты был неразговорчив, но ты никогда не подводил. Жаль, что я не сумела понять тебя по-настоящему. Слишком поздно…»
Мехта уселась на кровать — видимо, чтобы понаблюдать за экспонатом своей коллекции, извивающемся на пронзившей его булавке. За триумфом своего дедуктивного мышления. «Собираешься написать обо мне научный доклад, Мехта? — мрачно размышляла Корделия. — Бумага оборачивает камень…»
Она слонялась по комнате, выдвигая ящики, хлопая дверцами шкафчиков. Она нашла ремень… затем еще один… затем пояс-цепочку. Вот ее документы, кредитные карточки, деньги. Она делала вид, что не замечает их. На ходу она что-то говорила. Ее разум бурлил. «Камень ломает ножницы…»
— Вы слегка напоминаете мне покойного адмирала Форратьера. Вы оба хотите разобрать меня на части и посмотреть, что за механизм у меня внутри. Хотя Форратьер больше напоминал ребенка — не собирался потом за собой убирать. А вы, с другой стороны, хотите разобрать меня даже не ради удовольствия, а просто так. При этом вы искренне намерены затем снова собрать меня, но, с моей точки зрения, разница не столь уж велика. Прав был Эйрел, говоря о людях в зеленых шелковых комнатах…
