Внучка жрицы Матери Воды - Лариса Кольцова
Гелия как раз перед этим выгнала очередную приходящую домашнюю прислугу, — Как удивительна порой та витиеватая дорога, по которой мы и топаем по текущим будням, как по ступеням непредсказуемой лестницы жизни. Иногда она уводит вверх, иногда вниз. Думала ли я, живя в пещерном городе когда-то, что моё жилище в столичном доме будут стремиться убирать наследственные аристократки? Превосходящие меня своей врождённой утончённостью, а также и образованностью настолько, что я невольно робею, невзирая на твой юный возраст, — она произнесла свои слова с ласковой шутливостью, но с намерением задеть мои чувствительные струнки. Возникало ощущение, что она не желает видеть меня в своём доме, а о том разговоре и вообще забыла. Тут могла быть и причина, ибо Нэиль вдруг остыл к Гелии, поскольку внезапно и без объяснений исчез. Не вообще, а для Гелии. О себе не напоминал, а через посланных к нему Гелией гонцов передавал, что занят на далёких военных полигонах. Гелия переживала, уж не юная ли аристократка зацепила его? Соблазнила возможностью вернуться ему туда, откуда изгнали нашу семью?
— Никакой труд не способен унизить того, у кого возвышенная душа, — ответила я также с дружелюбной ласковостью, но гордо отметая её грубую подковырку как недостойную. Гелия привыкла унижать своих приятельниц, пусть они и терпят, раз зависят от её милостей, а я не собиралась перед ней раболепствовать.
— Да ты сама наивность! — не согласилась Гелия, — Зачастую труд не просто унижает человека, а плющит его душу. Оглядись вокруг! О какой возвышенной душе речь, когда вокруг тебя бродят грубые и деформированные во всех смыслах люди! Тёмные лица, тёмные души… если то, что мы и понимаем под душой, у них есть.
— Раз живые, то и душа есть, — возмутилась я, помня своё детство, когда играла с детьми, вовсе не аристократическими по своему происхождению. — Людей уродует сама неправедная жизнь…
— Ну, ты точно уже нахваталась от Рудольфа его премудростей, — усмехнулась Гелия.
— При чём тут Рудольф? Так говорят моя бабушка, Тон-Ат…
— Когда ты мне понадобишься, я дам тебе знать через твою преподавательницу по мастерству в школе, — перебила меня Гелия. Она открыто заявляла мне, чтобы я к ней не приходила как прежде. Она отодвигала меня подальше от себя, не нуждаясь в моей дружбе.
— Я слишком привыкла к тебе, буду скучать…
— Нэиль потребовал, чтобы я оберегала тебя от общения со своими знакомыми. Они ему не нравятся.
— Нэиль? Он не мог. Ему вообще нет до меня дела. Если только бабушка на него надавила… Позволь мне приходить к тебе…
— Зачем?
— Надо же кому-то привести в порядок твоё замусоренное обиталище, раз ты сама к такому не способна, заодно с твоими милыми ленивыми приживалками. Лень никогда не являлась признаком хорошего происхождения. Я умею делать всё и не терплю зависимости от других ни в чём! Просто тебя я люблю как свою родную сестру, которой у меня нет.
— Действительно, у меня повсюду жуткий беспорядок. Как видишь, ни одной души на данный момент в моём доме нет. Должна же я хоть иногда отдыхать от посторонней толкотни. А то бы мои приятельницы без дела тут не сидели и мои пирожные задаром не лопали.
— Именно этим они бы и занимались. Лопали, сплетничали, бездельничали и мусорили по всем комнатам.
Даю пояснение, какого рода было моё предложение. Гелия внешне сама гармония, в действительности не обладала полноценным здоровьем, почему и не утруждала себя никакой физической домашней нагрузкой. Чужие люди, нанимаемые для уборки, часто обворовывали её. Она никогда и ничего никому не говорила, чем и поощряла их. Она вообще ничего не ценила и, как ни странно, при своей нежности к деньгам часто проявляла щедрость к друзьям, попавшим в тяжёлое положение, и это при том, что её привязывала к Рудольфу исключительно корысть. Но возможно, в их отношениях всё было гораздо сложнее. И не всё мог объяснить посторонний Тон-Ат. Зная о её периодических приступах невероятной щедрости, ею ловко пользовались так называемые друзья. Только не я. Я зачастую не могла и своего спросить, и готова была многое отдать, если бы кто просил. Но, к моему же счастью, у меня никто и ничего не просил, кроме Эли, поскольку окружение Гелии в упор меня не замечало. А если замечало, то считало бедной ученицей на художницу по костюмам, кого Гелия эксплуатировала как дешёвую швею. Чего у такой попросишь? Никто не ведал о моём бескорыстии, никто не интересовался, что я ценила в жизни, как и всё прочее до меня касающееся. Одна Ифиса знала о моей семейной тайне, но молчала. Она не хотела придавать мне никакой особой ценности в глазах окружения Гелии. Наоборот, она подыгрывала тем, кто меня затирали. Конечно, я любила, как и все девушки, красивую одежду, но как средство для самовыражения через внешний облик.
— Не понимаю тебя, — сказала Гелия. — Зачем тебе необходимо постоянно держать меня под своим контролем? Не притворяйся, что быть подметалкой твоё новое увлечение в добавок ко всем прочим! Где у тебя будет время на учёбу, на шитьё, на помощь собственной бабушке, да ещё и на отдых? Как ни переполнена ты своей юной силой, по виду-то ты неженка, Нэя! И я буду хороша, когда все станут обсуждать твою затею как мою очередное издевательство над собственными друзьями.
— Мне скучно одной находиться дома. Бабушка всё время находится у Тон-Ата. А сидеть без дела я не привыкла.
— Займись личным самообразованием, наконец! Хороша я буду, когда Ифиса увидит тебя в такой роли. Она пригрозит твоим разоблачением перед Нэилем и тотчас же пригонит ко мне целую толпу прислужниц! И что скажет Нэиль? Как думаешь? Да он за такое отношение к тебе, пожалуй, и отшлёпает меня! Мало тебе, скажет он, что ты превратила её, аристократку, в личную швею, так ещё и это…
Я сверкнула глазами, и Гелия сразу же поняла, что
