Дэвид Файнток - Надежда патриарха

Я посмотрел на него. Сколько ему было? Двадцать семь? На три года старше Филипа. За двенадцать лет, прошедшие после того, как он покинул нашу резиденцию, мы хоть раз поговорили как следует? Время от времени я встречал Джареда в окружении друзей Роба Боланда, и он бормотал какую-то вежливую фразу. Я, со своей стороны, не испытывал желания с ним общаться.

– Ты бы – что?

– Лучше не продолжать. – Он снова покраснел. – Возможно, мне не следовало поднимать этот вопрос.

– Почему же нет? – Я с трудом сохранял вежливость. Как бы из всего этого выпутаться? Я совершенно охладел к мальчику, которым хотел было заняться, и увяз в разговоре с парнем, видеть которого желал как можно реже.

Он мрачно посмотрел на Майкла и решительно начал:

– Мистер Сифорт, я многие годы хотел с вами кое о чем поговорить…

– Тогда давай, валяй. – Через мгновение я приказал креслу закатиться внутрь. Ведь все равно мы бы как-то пришли к этому за предстоящую неделю.

– Я был ужасным подростком. Теперь я понимаю это. Мне стыдно, но я ненавидел вас. – Его взгляд был почти дерзким. – Потому что вы дали Фити то, чего никогда не было у меня.

– Любовь?

Его отец буквально погиб за него. Если он так и не понял всей глубины любви к нему Адама, у меня не может к нему быть никакой симпатии.

– Большее. Чувство… порядка. Фити знал свое место в семье, что ему можно и чего нельзя. Знал, как ему себя вести.

Ничего я ему не дал!

– Филип сам к этому стремился.

– Да, сэр. – Его взгляд был смущенным. – У меня вызывало презрение, когда Фити называл вас «сэр».

Майкл презрительно фыркнул.

– А сейчас? – спросил я.

Внезапно хладнокровие начало ему изменять.

– Жаль, что я не могу все изменить! Если бы отец выбросил мой комп за окно, – он показал на бунгало, – если бы вы… той ночью поймали меня на крыше… – Он шпионил за Робом Боландом и своим отцом, когда те сидели в гостиной. – Если бы вы положили конец этому…

Если бы у меня была возможность… Я постарался об этом не думать. Разве не мог я составить не правильное мнение о нем?

– Адам хотел, чтобы я был строг с тобой, – грубовато сказал я. – Он не знал, как.

Джаред вдруг решил переменить тему:

– Вы знаете, я люблю…

– Пойду я отсюда, – свирепо проговорил Майкл.

Я повернулся, подкатил кресло к его шезлонгу. Примерился и дал ему пощечину.

– Ах, ты черт! – Он нацелился на мои глаза. Каким-то образом я поймал его пальцы, схватил за запястье, попытался завернуть руку за спину. Сопротивляясь, мальчишка упал на мое кресло. Я поднял его запястье выше, между плеч, и он застонал.

– Будешь сидеть, пока я не поговорю с тобой. В ответ молчание.

– Понял?

– О'кей.

– Полагается говорить: «Да, сэр!»

– Я не буду… не крутите руку… Да, сэр!

Я отпустил его. Майкл отпрянул, потирая руку. Тяжело дыша, я повернулся к Джареду, благодаря Господа за необыкновенную удачу. Мальчишка мог легко свалить меня с кресла и оставить лежать беспомощным на земле.

– Так ты говорил…

– Я люблю Филипа. – Возможно, моя свирепость вывела Тенера из равновесия, но в голосе его звучал вызов.

– Я это осознаю.

– Он мало говорит о вас. Он не хочет причинять мне боль, вы понимаете. Он выше меня, хотя я его и старше. Он знает так много, и… – К счастью, он замолчал.

– Ну, и чего ты хочешь от меня?

– Не хочу, чтобы вы были между нами! О боже, я не так хотел сказать. Я знаю, что я был ужасен. Только дядя Робби спас меня от тюрьмы. А папа… то, что я сделал, было ужасно, но я люблю Фити так… и мы… – Он запнулся. – Я хочу опять оказаться в этом коттедже, и чтобы мне снова было пятнадцать, и делать все правильно, и не ошибаться, как тогда. Если бы вы только знали, как я об этом мечтаю.

Долго держалась пауза, прерываемая только сопением Майкла.

– Понимаю, сынок, – тихо промолвил я. Понимал даже лучше, чем Джаред мог вообразить.

– Мистер Сифорт, возможно ли, чтобы вы меня простили?

Медленно, смущаясь, я протянул ему руку.

Спустя несколько минут я видел его удаляющимся, у меня на сердце отчего-то было тепло.

Теперь приспело время заняться несчастьем, причиной которого я стал. С хмурым лицом я повернулся к Майклу. Разве мог я как-то объяснить мое фиаско Мойре? У меня было не больше прав прикасаться к ее сыну, чем… чем…

Я подкатился к нему. Мальчик отпрянул, подняв руку, чтобы закрыть щеку.

– Я пришел добиться, чтобы ты перестал меня ненавидеть. А теперь меня это не беспокоит. Ненавидь, если тебе это нравится. – Я стал закипать. – И не держись так со мной.

Он неохотно кивнул.

– А теперь, пока мы не вернулись, я хочу… нет… Я спрашиваю тебя, а не приказываю. Не будешь ли ты так любезен и не расскажешь ли мне, за что ты так злишься на меня? Что я сделал?

– Вы знаете, проклятый… – Он сглотнул.

– Уже лучше. Говори в гневе, если иначе не выходит. Он внимательно посмотрел на мое лицо, чтобы убедиться, действительно ли это я имею в виду. Уверившись, он промолвил горько:

– Вы убили его.

– Чепуха.

– Все могло быть по-другому. Вы потащили его в ООН, хотя знали, что вас уже пытались убить.

– Да табун диких лошадей его бы не остановил! – воскликнул я. – Сынок… Майкл… Ты ведь не так хорошо знал своего отца? Разве не так?

– Последний полет отца в Новый Китай… длился полтора года. Я хотел отправиться с ним, но они с мамой решили, что мне надо остаться в школе. Когда он привел «Мельбурн» домой, то устроил себе дополнительный шестимесячный отпуск, и мы снова смогли друг друга узнать. Только потом… – Его голос прервался.

Я сказал в сторону:

– Когда-то, давным-давно, твой отец вместе со мной служил гардемарином на «Гибернии». Он был… Как бы мне его представить тебе? Добросовестный, конечно. Симпатичный, как и ты. Уравновешенный. И он так походил на тебя, что я сегодня подумал, что это призрак.

Я ждал его презрительной насмешки, но ее не было.

– Мы потеряли несколько офицеров, и у нас было некому командовать. Капитан Мальстрем назначил Алекса защищать матроса в трибунале. Но защитить его было невозможно, и того человека приговорили к смертной казни.

– И?

– Я нашел Алекса на его койке в каюте плачущим. – Какие слова найти, чтобы мальчик это понял? – Тот моряк сделал перегонный куб для изготовления и продажи недозволенных лекарств. Он ударил младшего офицера. Он заслужил казнь, но твой отец изо всех сил старался его спасти. И у него разрывалось сердце, когда из этого ничего не вышло. Вот таким человеком он был.

Я украдкой на него посмотрел: Майкл пристально рассматривал свои пальцы.

– Я утешал Алекса. Это вышло не очень хорошо, но я ударил его, стараясь привести в чувство.

Майкл захлюпал носом.

– Конечно, он пошел со мной в Ротонду, сынок. В тот день патриархи должны были высказать мне недоверие, и твой отец не мог оставить меня с ними с глазу на глаз.

Мальчик поднял глаза, в них была мука.

– Если б ты стал вымаливать у Господа, чтобы мы с Алексом поменялись местами, – сказал я напряженным голосом, – я бы молился вместе с тобой.

Мы сидели в тишине.

– Я хочу сделать тебе особый подарок. Если он тебе не понравится, откажись без насмешки. Это все, о чем я прошу. Отнесись к этому с уважением.

– Что это?

– Сюрприз. После того, как ты мне это пообещаешь. Долгая пауза.

– Я обещаю.

– «Я обещаю, сэр».

Теперь пауза казалась бесконечной.

– Я обещаю, сэр.

9

Я наконец мог спокойно заняться своими делами и позвонил в мой офис в Ротонде:

– Где Дерек Кэрр?

– В Сингапуре, занимается контрактами на поставку пшеницы. Должен вернуться в следующий понедельник.

Я нахмурился: Дерек не упускал шанса подорвать колониальную политику правительства. Теперь он стал действовать в обход нашего Комитета по импорту.

– Соедините меня с ним.

Через десять минут раздался звонок. Я мягко сказал:

– Дерек, дружище, ты мне нужен. Не сможешь приехать?

– Когда?

– Чем скорее, тем лучше.

– У меня прогресс в переговорах… – Он вздохнул. – Думаю, смогу провести некоторые до Вашингтона, а остальные закончу по голографосетям. Буду завтра утром. Сверну сегодня вечером все дела и вылечу суборбитальным рейсом.

Разговор закончился. Слава Господу за Дерека. Зная, что я не стану беспокоить его по пустякам, он не задавал никаких вопросов. После пятидесяти лет дружбы иначе и быть не могло.

Я изо всех сил старался сохранить хорошее настроение до обеда, но день спасти уже ничто не могло. Было слишком много треволнений, и все мы оказались до предела утомлены. После всего произошедшего я извинился перед Мойрой за то, что ударил ее сына. К моему удивлению, она кинулась ко мне и обвила руками мою шею.

Поздним вечером я вернулся к моим делам, и в это время меня нашел гардемарин Ансельм.

Он немного потоптался, помялся и наконец заявил:

– Мне хочется выпить.