Александр Зорич - Без пощады
В отличие от вертолетов БРАМДы били удлиненными снарядами калибра семьдесят пять миллиметров. Один снаряд в очереди — осветительный, два-три — осколочно-фугасные.
Вертолет сразу же убрался повыше. Осколки и острая каменная крошка представляли смертельную опасность не только для тех, кому были адресованы снаряды.
А кому они адресованы? Манихеям?
Но я ничего не замечал, хотя по скалам метались прожектора уже трех вертолетов и повсюду светились потеки жидкого люминофора, выброшенного осветительными снарядами.
Стемнело стремительно, да вдобавок тучи и ливень… Неосвещенные участки скал виделись сплошной черной массой. Пожалуй, белую лошадь или голого человека можно было бы разглядеть — за счет контраста. Но вот голого негра или черную лошадь — уже нет…
Вдруг одно из люминофорных пятен поползло вбок… А другое — вверх…
И тут же вдохновенно влупили вертолетные пушки. Вихрь разрывов начисто подтер оба пятна!
Ах я болван! Да ведь не осветительные это снаряды, а маркерные! Мар-кер-ны-е!
Взрыв разбрасывает люминофор на все окружающие предметы. Попадет светящаяся жидкость на человека — тот, считай, покойник. Потому что стоит ему шевельнуться — и противник открывает огонь, ориентируясь на движение светящегося пятна.
До этого момента игра шла в одни ворота. Цепкие пальцы пушечных трасс выковыривали затаившихся в скалах манихеев одного за другим, а тем оставалось только молиться. Так по крайней мере виделся бой со стороны.
Почему так произошло?
Что они там делали, в скалах?
Не я ли переполошил клонов за минуту до того, как отряд манихеев окончательно подготовил диверсию?
О том не ведаю. Но манихеи не были дураками и появились здесь не для того, чтобы воздушная кавалерия отрабатывала меткость стрельбы на живых мишенях.
Над черными буграми загущенной воды Стикса заговорили зенитные пулеметы. Игра в одни ворота закончилась.
Скорострельность у современного оружия такая, что пулевая трасса сливается в сплошной огневой бич. Если при стрельбе повести стволом из стороны в сторону, сходство с бичом становится полным.
Четыре бича взметнулись вокруг крайнего вертолета. Пулеметчики мгновенно скорректировали огонь, и бичи принялись, хлестать вертолет по брюху и бортам.
Броня корпуса, кажется, выдержала. Но боевые подвески посыпались, звеня, как битые елочные игрушки.
Пилот запаниковал. Машина прекратила огонь, легла на правый борт и вышла из боя. Два других вертолета последовали за поврежденным собратом, беспорядочно отстреливаясь из пулеметов самообороны.
Зенитчики манихеев, отогнав вертолеты, тут же затихли. Экономили боеприпасы? Или боялись до конца раскрыть свои боевые порядки?
Но экипажи клонских бронемашин посчитали, что успели надежно засечь, новые огневые точки. Несколько снарядов разорвались на дне у берегов Стикса, выбросив чавкающие фонтаны воды.
И снова я не увидел в отсветах разрывов ни людей, ни техники.
Уцелевшие на скальной стене манихейские диверсанты не замедлили воспользоваться паузой в обстреле. Около дюжины светящихся пятен пришло в движение.
«Ого! Много их… Когда успели? Под прикрытием самума? Да они действительно нелюди… Разве обычный боец, пусть осназ, сможет при таком ветре ходить по вертикалке, как по бульвару?.. А усидеть там во время ливня, среди клокочущих потоков воды? Ох, не везет клонам с противниками… То на них джипсы навалятся, то манихеи заведутся…»
Я еще не понимал, в чем суть операции, но нутром чуял: просто так таинственные «враги всякой жизни» не стали бы карабкаться по скалам к месту вынужденной посадки конкордианского эскадрона. Тут что-то затевается…
О том же, вероятно, думал и клонский командир. Транспортные вертолеты запустили двигатели.
«Ретируются? А как же бронемашины? Бросят на произвол судьбы?»
Надо признать, ваш покорный слуга не был в состоянии реагировать на ситуацию адекватно. Я был ранен — но не чувствовал боли. Меня в любой момент могли обстрелять — но я не думал о смерти. Скользкая каменная ступенечка заканчивалась в сантиметре от меня, но в голове не помещалось, что дальше — обрыв высотой с десятиэтажный дом, Муть, скальная теснина, бурлящие воды Стикса…
Думаю, вертолеты засекли меня при помощи обычного ноктовизора. После обстрела из зенитных пулеметов они поднялись повыше — так ведь и сектор обзора тем самым расширили!
Пушки вертолетов с удвоенной яростью заработали по дну каньона. А их турельные пулеметы выискивали любое подозрительное пятно на скальных стенах и сметали его стальным шквалом.
Я вел себя как пехлеван в конкордианском синематографе. С экрана прямо в зал несутся штурмовики и летит чоругская расчлененка, но пехлеван хладнокровно смакует поток кровавого бреда. «Ведь это всего лишь картинка…»
Даже если в качестве трупов чоругов использованы реальные трупы чоругов.
Увы, клоны намеревались пойти дальше. И в качестве трупа Пушкина использовать реальный труп Пушкина.
Длинная очередь обдала меня каменной крошкой с острыми, как бритва, краями.
Я инстинктивно дернулся и — потерял равновесие!
Взмахнул руками.
Над ухом щелкнула пуля.
Я чудом удержался на каменном выступе. Присел на корточки.
Спрятаться было негде… Прыгнуть вниз, в неизвестность? Только не это!
Но в тот миг, когда пули должны были размазать меня по скалам, манихеи подали главное блюдо вечера.
Горизонтальный пробой!
Уверен, этот пробой подготовили и инициировали манихейские диверсанты. Головастые ребята, ничего не скажешь…
Запредельно белая в центре, с голубой окантовкой по краям, ослепительная дуга ярче всех молний мира выгнулась над каньоном горбатым мостом.
На этот раз я ослеп не полностью — спасибо завесе дождя.
Штурмовой вертолет, оказавшийся к пробою ближе двух других собратьев, попал в зону теплового поражения. Думаю, пилот и бортстрелки зажарились на месте, как моя курочка. Вертолет не взорвался сразу, но турельные пулеметы заткнулись. Дальнейшая участь потерявшей управление машины не вызывала сомнений.
Но эта жертва была скорее случайной. Самое главное, что западный эпицентр пробоя пришелся вровень с вертолетной стоянкой. Манихеи подсекли пузатые транспортники на взлете!
Форте!
Транспортник, задетый дугой пробоя, развалился на куски. С лопнувших роторов гибнущей машины сорвались уже успевшие разогнаться винты. В считанные секунды они деловито изрубили два соседних вертолета.
Четвертый гигант чудом избегает разлетающихся обломков, но ударная волна так сильна, что машину разворачивает в воздухе — и бросает вниз!
Подкосы крыла с левым кормовым двигателем бьются о землю. Разбился? Нет, пилот еще борется, он чудом уводит машину вправо, зависает над каньоном…
И тут улетевшая далеко вверх стойка шасси транспортника, который взорвался первым, возвращается по крутой параболе и попадает в мерцающий диск носового винта!
Фортиссимо!
Скрежет, предсмертный хрип металла.
В облаке огня валится в каньон громадный транспортник с оторванной пилотской кабиной. Рядом с ним на авторотации падает штурмовой вертолет. Закручиваясь штопором, за ними тянутся щупальца черного дыма с разгромленной стоянки.
Падение происходит сонно, заторможенно…
Как в замедленной съемке…
Но какая здесь может быть замедленная съемка?! Не синематограф же, в самом деле!
Снова бьют зенитные пулеметы.
От вертолетных кострищ становится так светло, что я наконец вижу манихеев воочию. Они плывут по Стиксу в мою сторону. Из серого желе торчат только плечи, головы и редкие стволы. Они что — на подводной лодке?!
Вот так. На моих глазах воздушная кавалерия за несколько секунд потеряла пять вертолетов. Но это еще не значило, что поле боя останется за манихеями. Да и едва ли они стремились к подобному результату: партизанская стратегия направлена не на захват и удержание территорий, а на диверсии и скоротечные бои, которые почти всегда заканчиваются стремительным драпом.
Напомню: прямо над моей головой, у кромки обрыва, стояли БРАМДы, которые остались целехонькими. И теперь их экипажи, распсиховавшись, начали лихорадочно покидать огневую позицию. Водители разворачивали машины с намерением простым и понятным: обогнать отступающих вниз по течению манихеев и устроить им в подходящем месте засаду.
Что ж, несмотря на разгром, уцелевшие клоны голову не теряли… Вот что значит Второй Народный кавполк, офицерская косточка!
Все складывалось для меня как нельзя лучше. Манихеи улепетнут, а вся королевская конница, вся королевская рать ринется за ними, обуреваемая жаждой мщенья… Я же останусь наедине с собой! И даже получу ненулевые шансы отыскать среди обломков что-нибудь съедобное!
