Алексей Шепелёв - Переплавка
— А зачем он вообще нужен, этот враг? — недовольно спросил Никита. — Вот мы живем без врагов. Ну, не совсем без врагов. Бывают конфликты время от времени. Даже войны бывают, небольшие. Обычно на Марсе. Но все понимают, что это только столкновение этих…
Он почесал затылок, вспоминая нужное слово.
— Государственных интересов, — подсказал Валерка.
— Во, точно! Ну, у России свои интересы, у Западно-Европейской Конфедерации свои, у Центрально-Американской — тоже свои. Это ведь нормально?
— Конечно нормально, — подтвердил Серёжка, опередивший Стригалёва.
— Вот, — поддержка придала Никите уверенности. — Но это же не такие враги как в Мировые войны были. Так, чтобы нельзя было договориться. Поэтому на Земле сотрудничество не прерывается. Даже границы не закрывают. Все знают, что здесь никто воевать не станет.
— А вот это неправильно, — заявил Серёжка.
— Почему?
— Как почему? Что же получается: кто-то на Марсе кровь проливает за Россию, а на Земле, получается, улыбаются тем, кто их убивает. Разве это честно? Это подло.
— И ничего не подло, — обиделся Никита. — Потому что тем, кто убивает, никто не улыбается. Разве Паоло кого-то убил?
— А Паоло здесь при чем?
— Да при том. Два года назад на Марсе был конфликт с Западно-Европейской Конфедерацией. Что же, надо было там на станции резню устроить — кто кого?
— А станция это вообще чья? Русская или европейская?
— Паритетная, — ответил Паоло.
— Пари… что? Это как?
— Совместная, — пояснил Валерка.
— А главный кто?
— А нет главных. Станция построена Россией, но специально под совместную эксплуатацию. Есть два вице-управляющих от каждой из сторон, принимающих все важные решения совместно. Есть договор, какую компенсацию Российская Конфедерация должна заплатить Западно-Европейской, если вынуждает разорвать договор и свернуть исследование.
— Ну и зачем такие станции тогда строить?
— Да затем, чтобы исследовать космос.
— А что, русские сами не могут? Без чужой помощи.
— Могут, — кивнул Валерка. — Вот только результаты будут намного скромнее. Чем больше сильных и квалифицированных специалистов удается собрать в единый коллектив, тем больше шансов добиться действительно серьёзного прорыва. А таких специалистов очень немного.
— Даже на экипаж одной станции не хватает… — в тон ему продолжил Серёжка.
— На одну-то хватает. И даже не на одну. Только вспомни, как наша с Паоло называется: «Плутон-16». То есть, шестнадцатая станция по счету. А всего их восемнадцать. И это только у системы Плутон-Харон. А вокруг других планет… У Урана двадцать две, у Сатурна тридцать четыре. Про Юпитер я молчу, там надо ещё станции на орбитах спутников считать.
— И все приносят пользу? — недоверчиво спросил пионер.
— Ещё какую, — заверил Никита.
— Вот на всех них набрать экипажи в одиночку не получится. И потом ещё имей ввиду, наука — удовольствие дорогое. Многие исследования в одиночку не потянуть.
— Ну, не знаю… Может быть. Но всё равно, неправильно это, когда одновременно и войну ведут и совместные исследования. Надо что-то одно.
— Понимаешь, это не совсем война, — попытался объяснить Валерка.
— Как это? — изумился Серёжка.
— Что-то вроде пограничных конфликтов. Понимаешь, Марс пока что толком не поделен. Нет четких границ.
— А что, трудно поделить?
— Думаешь легко?
— Да чего тут думать? Карта есть? Провести по ней границы и всё.
— Действительно всё, — хмыкнул Валерка. — Полный улёт.
Никита же просто рассмеялся.
Сережке такая оценка его идеи явно не понравилась.
— Ничего смешного. Если что не так, то объясни.
— Совсем не так. Понимаешь, ценность Марса сейчас и в обозримом будущем не в территориях, а в полезных ископаемых. Если ты будешь делить по карте, то есть по площади, то очень легко может получиться так, что себе возьмешь бедные земли, а другим отдашь богатые. Хотя территории одинаковые.
— Это как медведь с крестьянином репу делили, — хитро добавил Никита. — Крестьянин ему сказал: "Бери себе вершки, а мне оставь корешки". Вот и вышло, что вроде поровну поделили, а на самом деле один в шоколаде, а другой в накладе.
— Так ты ж про это ничего не сказал, — недовольно пробурчал Серёжка.
— Не успел. Ты как заявил, что это просто… Дипломатия — сложнейшая профессия. Знаешь какой суровый отбор в МИМО?
— Куда?
— В МИМО. Московский Институт Международных Отношений имени Андрея Андреевича Громыко. Там дипломатов готовят.
— А кто такие эти дипломаты? — с неподдельным интересом спросил Серёжка.
— Ты чего дразнишься? — не выдержал Никита. — Над тобой не посмейся, а сам…
— Он не смеется, — вступился за пионера Стригалёв. — Видите ли, дипломатов у нас в Русской Империи нет.
— Как это — нет? — изумился невозмутимый Паоло.
— Совсем нет. И уже довольно давно.
— А кто же общается с этими… братьями по разуму? С англо-саксами наконец? Или у Империи нет внешней политики?
— Внешняя политика у Империи очень даже есть. А вот дипломатов — нет. За ненадобностью. Считается, что общаться с иномирянами или англо-саксами может любой чиновник, которому это нужно.
— И принимать решения от имени страны? — не поверил Валерка.
— Конечно. Считается, что они достаточно компетентны.
— Почему это «считается». Они просто компетентны, — в который раз выступил на защиту своей страны Серёжка.
— Ты свою компетентность уже только что показал, — безжалостно констатировал Никита.
Серёжка возмущенно фыркнул, но крыть было нечем. Часть позиций пришлось сдать без боя:
— Ну ладно, я ошибся. Но они-то — не я. Вот Игорь бы знал как поступить.
— Откуда ему знать? — возразил Никита. — Кто его этому учил?
— В Лицее…
— Ну да. Дипломатов нет, а дипломатии учат? Если нет профессии, то к ней никого и не готовят. Вот когда-то давно были эти… мастера пушки отливать. Ну те, которые ещё ядрами стреляли. Знаешь, как мастера себе смену готовили?
— Да уж догадываюсь…
— Ну вот. А сейчас у нас этому никого не обучают. Потому что пушек не льют. Нет такой профессии.
— Ха… Но ведь литейное производство у вас есть?
— Есть.
— Ну и что, хочешь сказать, что опытный литейщик такую пушку отлить не сможет? — Серёжка посмотрел на товарища с явным превосходством: съел, мол? Знай наших, голыми руками не возьмёшь. Но его радость оказалась преждевременной.
— Какую-то пушку современный литейщик, конечно, отлить сумеет, — рассудил Валерка. — Вот только подумай, если действительно вдруг станут нужны такие пушки, то ведь не какие-то, а хорошие. Желательно лучшие. Верно?
— Конечно верно, — согласился пионер.
— А вот с этим будут проблемы. Потому что пушечных дел мастера всю свою жизнь клали на совершенствование в ремесле. И наивно думать превзойти их только за счет общих знаний. Так не выходит. Профессией надо заниматься серьезно. Если, конечно, хочешь стать настоящим специалистом, а не только им называться.
— У нас люди имеют по нескольку профессий сразу, — не сдавался Серёжка.
— Прямо так все? — в своей излюбленной манере спросил Никита.
— Нет, — вынужден был признаться пионер. — Обычно это выпускники Императорских Лицеев.
— Ой, — Никита скривился, словно от зубной боли. Валерка и Паоло переглянулись.
— Понимаешь в чем дело… Иметь одно или несколько увлечений в далеких от основной профессии областях — это нормально. Хорошо разбираться в теме своих увлечений — нормально. Но быть по-настоящему мастером двух различных профессий удается редко. Очень редко. Такие люди, что называется, штучный товар. На поток их «производство» поставить невозможно.
— Это у вас невозможно… пока. А у нас возможно, потому что мы более развитые. Раньше люди имели меньшие возможности, а сейчас большие. Это наука такая… как же её… О, евгеника.
— К счастью, молодые люди, "наука евгеника" здесь не причём, — возразил Стригалёв. — Это я вам говорю как врач, а, следовательно, специалист по физиологии и всяким прочим логиям.
— А вот и причём. Мы когда сюда добирались, видно было, что они намного физически слабее нас. Даже младших.
— Да, это правда, — честность не позволила Никите покривить душой.
— Разумеется правда. Но к так называемой евгенике это не имеет никакого отношения. Это результат курса прививок вакцины, разработанной Софьей Сергеевной Кругловой.
Серёжка негодующе фыркнул. Ну да, малышам делают всякие уколы. Только кто же поверит, что от этого здоровья прибавляется?
— А что это за вакцина? — спросил Валерка. — У нас её вроде бы нет.
— Это неудивительно. Софья Сергеевна работала во времена Серых Войн, после Третьей Мировой. Она была блестящим иммунологом. Просто гениальным. Её специализацией было лечение патологий головного мозга. Как раз в это время вводилась эвтаназия для людей, заболевания которых проявлялись в форме умственной неполноценности.
