Дмитрий Володихин - Конкистадор
Екатерина Сомова спросонья не поняла, что происходит. Вскочила, подбежала к синтезатору, ойкнула, развела руками…
– Оп-па…
Лужица прикоснулась к ее босой ступне и заставила сделать шаг назад. И еще один. И еще. Оно уже совсем собралась было вызывать какого-нибудь, черт побери, монтера, аварийщика, кто там еще обязан являться в таких случаях?!
Но вместо этого застыла посреди кубрика. Прищурилась – словно пыталась рассмотреть в обыкновенной воде некую таинственную сущность, особенную магическую субстанцию, или… еще какую-нибудь ерунду того же рода. Сложила руки на груди. Нагло. Ужасно нагло сложила руки на груди. Покачала головой. Нет, положительно, было нечто в этой воде. Нечто экзотическое, раритетное, можно сказать, энигматическое…
Варенька! Сейчас проснется Варенька… Ой.
Варенька стояла в нескольких шагах от нее, просто в темноте Катя не сразу увидела дочь. Она стояла, сложив руки на груди и покачивая головой, точь-в-точь как мать. Щурилась. Девочка повернула голову, и госпожа Сомова могла бы поклясться, что в глазах ее пляшут озорные бесята, а может быть и вполне взрослые особи бесов. Разумеется, ничего этого Катя разглядеть не могла. Но интуиция подсказывала ей: дело обстоит именно так.
– Угу… – только и произнесла Варенька. Но сколько понимания и сопереживания заключалось в одном жалком «угу»! Сомова-старшая с испугом представила себе: вот мерзавцы во главе с капитаном Каминским начнут просматривать и анализировать запись этого эпизода. А там дураков не держат. Неровен час, прочитают Варенькино «угу» слишком правильно…
И Катя ответила дочери одним только поднятием бровей. Ни слова, ни звука, ни улыбки. Она училась бояться за детей. После того, как оабовцы не поймали Сашу, она ни часа не провела в покое. Он должен был попасться, просто обязан был попасться, ему следовало вернуться сюда, к ней, так и не поняв игру матери… но он решил начать собственную игру. И теперь госпожа Сомова холодела от одной мысли о возможных последствиях. Он такой странный, такой беспомощный, такой неприспособленный к жизни… хотя Витя и считает иначе… Но… Саше всего-то шестнадцать. Муж возражал ей, бывало: «Целых шестнадцать!» Однако она держалась своей точки зрения и не готова была расстаться с сыном… тем более, расстаться при таких обстоятельствах! Катя не опускала бровей, пока не почувствовала, что Варенька поняла ее в полной мере.
«Надеюсь, хоть брови-то они не сумеют прочитать!»
– Отвратительно. – Сказала дочь, ни к кому не обращаясь. – Никакой романтики. Подло украсть двух дам и поселить их по соседству с аварийной сантехникой! Крупный злодей так не поступил бы из одного чувства стиля. Только средний. Или мелкий. Ничтожный. Микроскопический дурно воспитанный злодеешка.
Варенька гневно фыркнула.
Госпожа Сомова подыграла ей:
– А на завтрак мы получим что-нибудь несвежее.
– Пересоленое.
– Пережареное!
– Ам-м-м… и с тараканьими лапками.
– Фу.
– Мамочка! Вот и я говорю – фу!
Монтер не пришел. Аварийщик тоже не явился. Даже какой-нибудь завалящий сантехник не пожелал почтить их своим присутствием. Разумеется, Екатерина Сомова вызвала своих тюремщиков и наговорила им колкостей, а ее дочь тем временем пристроилась рядом и скорчила мрачную физиономию. И, разумеется, дежурный оабовец невразумительно извинялся, все повторял: «Принимаем меры…» И еще: «Не только у вас неполадки…»
Вода перестала течь ровно на середине их препирательства. Как отрезало.
– Минут десять? – осведомилась Катя у дочери.
– Целых десять минут! – ответила Варенька, вложив в три простеньких слова мегатонну недовольства. – Десять минут безобразия! Я засекала.
– Отвратительно.
– Омерзительно! – вторила дочь со сверлящими интонациями.
– Чудовищно.
– Неслыханно! – как прирожденная скандалистка.
– Немедленно разберитесь.
– Мы этого не заслуживаем! – запилит до смерти кого угодно…
Оабовец включил автоуборку, посоветовал успокоиться, обещал выяснить причины… предотвратить в дальнейшем… отремонтировать, если понадобится… и т. п.
Мать и дочь легли спать, не глядя друг на друга. Если бы поглядели, непременно стали бы ухмыляться или даже хихикать. А зачем дарить подсказки капитану Каминскому?
Год назад Саша устроил точно такой же водяной фокус на дне рождения одной своей знакомой. Как ее… ээ… Дануся? Данута? Милая девочка, бог весть, почему она его терпит… Те же десять минут принудительного водоизвержения – как раз после ритуального задувания свечей на праздничном торте. Ему это показалось смешным!
Тогда госпожу Сомову, несчастную мать двух маньякобандитов, больше всего поразило вот что: Дануте этот его аттракцион тоже показался смешным. «У Сашки отличное чувство юмора. Ни у кого больше нет такого. Папа, ты не находишь?» Отец Дануты, пан Казимеж Охманьский ответил коротко и монументально: «Гривен десять». – «Что „гривен десять“, папа?» – «Сегодня Сашино чувство юмора обошлось нам именно в такую сумму».
Девочка молча достала карманные деньги, отсчитала десять гривен и положила на стол перед отцом. «Я не это имел в виду… эй… подожди… нам надо поговорить…» Но ее, конечно, уже и след простыл. «Вы-то, Екатерина Ивановна, понимаете: я не хотел давить. Мне просто показалось немного чрезмерным… простите…» – «Я-то понимаю. Утешьтесь: возрастное. Все чудят в этом возрасте». – «Мы такими не были». Тут она припомнила взрыв в карьере, клуб «Полосатое пламя» и войну со шпаной из Пуховского клана. Четырнадцать ей тогда было? Или пятнадцать? Катя даже губу закусила, лишь бы не расхохотаться. – «О да! Мы были примерными юношами и девушками!»
Что ж, видимо, бандитоманьяков притягивает друг к другу…
Часть 3
Терра Эсхата
Глава 1
Сказка новогодней ночи
26 декабря 2140 года.
Борт штабного корабля «Аргентина».
Виктор Сомов, 44 года, и компания.
Сомов прибыл в систему Вальса, растеряв по дороге большую часть кораблей, вышедших вместе с ним. Доплетутся как-нибудь… Он очень торопился.
* * *– Скажите честно, Виктор Максимович… в конце концов, мы с вами давно знакомы… в ваших глазах я выгляжу нелепо и жалко? Будем называть вещи своими именами: променял дело на бабу… так? – глаза у него светились неугасимым восторгом, как будто изнутри некто поднес к ним два зажженных факела и не торопился покинуть свой пост.
– Скажу честно, я ни минуты не думал о том, как вы, Николай Васильевич, выглядите в моих глазах.
– Поверьте, я понимаю всю глубину… а! к черту! Я женюсь. Я ухожу в отставку. Я счастлив. Я схожу с ума и очень этим доволен.
– Позвольте поинтересоваться, как зовут суженую? Разумеется, если это не секрет.
– Секрет? Да я готов кричать ее имя в лицо всему свету! Мария. Мария! Мария Бахнова. Скоро она станет Марией Бахновой. Ну а в девичестве… если можно так выразиться… Мария Пряхина… капитан-лейтенант, старший комендор на… что это у вас с лицом, Виктор Максимович? Зубами хвораете?
– Ммм… да! Да!
Как было объяснить милейшему адмиралу Бахнову, очень хорошему человеку, очень толковому военному, когда-то крепко подтолкнувшему карьеру флотского офицера Сомова, что он вконец ополоумел? И ведь, наверное, со стороны кажется: вот, скорчил бедняга Виктор Максимович такую рожу, словно под коренным зубом у него происходит истинный Трафальгар…
Сомов знал твердо: если бы он попытался объяснить собеседнику, кто такая Машенька Пряхина, то повторил слова доброй дюжины бескорыстных консультантов, уже ставших к тому времени смертельными врагами Бахнова. Да, Пряхина была легендарной стервой. Ее дважды увольняли с флота, считали гением распутства, и настоящим темным талисманом, то есть человеком, вокруг которого безо всякой видимой причины происходят беды и несчастия. Она провела год на каторге за растление какого-то малолетнего идиота. Лет десять, как ее не допускали к причастию. Или больше? Русская община на Совершенстве издала ее воспоминания «Пятьсот моих офицериков»; и вроде бы на Русской Европе за их нелегальное распространение один ушлый коммерсант отсидел два года… Полтора десятилетия назад Машенька мечтала включить в реестрик своих побед самого Сомова, да не вышло. А вот друг Лопес не отвертелся ни от Пряхиной, ни от сопутствовавших ей бед и несчастий. Вспоминая его мытарства, Виктор пожалел Бахнова: Машенька всегда умела приводить свои жертвы в состояния полного умственного ослепления…
В предисловии к воспоминаниям она прописала главные свои жизненные принципы. И никогда, по ее словам, не отступала от принципа номер один – не выходить замуж, как бы ни складывались обстоятельства.
Сомов осведомился у немолодого адмирала, отправится ли невеста вместе с ним на Терру. Нет? Отчего же? Хочет поучаствовать в боевой операции, «досмотреть до конца»? Задержится? Право же, нет смысла откладывать соединение двух любящих сердец. Испытываю непреодолимое желание сделать вам подарок! Капитан-лейтенант Пряхина прямо сейчас получит от меня назначение в метрополию и сможет сопроводить своего жениха. Не надо благодарностей. Не стоит. На моем месте любой мужчина.
