Дмитрий Володихин - Конкистадор
– Спрашивайте, господин полковник.
– Не являетесь ли вы родственником того Сомова… возглавлявшего десантный корпус на Зеркальном плато в тридцать шестом году?
– Там был я сам. Но корпусом мне пришлось командовать случайно. Меньше двух суток. Да и… по правде говоря, тот успех – не моя заслуга.
В глазах у высокомерного полковника мелькнуло удивление.
– Разрешите пожать вам руку, господин вице-адмирал.
Сомов протянул свою.
Только после этого они оставили в покое обращение по званию и перешли к именам-отчествам…
Итак, с Бешеной Марго адмирал встретился на десерт. Слава богу, уломал ее. И от того почувствовал большое облегчение.
—…Виктор… ты это сделал специально?
– Что из всего, Марго? Четыре часа назад я удалил щетину гелем. Не для тебя. Просто плохо быть небритым.
– Издеваешься? – спросила штурмовица с утвердительной интонацией.
– Над тобой? Ни разу не бывало. Полагаешь, стоит попробовать?
Он мог позволить себе еще несколько минут пустозвонства, мог позволить себе еще чашечку чая с королевой штурмовиков, но в голове уже выстраивалась очередь из дел. И Сомов медленно перетекал мыслями с Марго на необходимость вышибить из штаба поискового контингента командора Собаченко – редкой чистоты бездарь; на недогруз боезапаса у рейдерников; на отчет начальника госпитальной службы; на… а все-таки, о чем она?
– Издева-аешься.
– Нет. Я не понимаю тебя.
Она усмехнулась.
– Действительно не понимаю, молчаливая леди.
– Лопес.
– А?
Она приподняла брови.
И тут Сомов вспомнил.
Лопес, конечно же Лопес, ведь он сам отправил Хосе на «Бастион», ничуть не задумываясь о том, кого там встретит ветшающий сладкоголосый петел! А ведь Хосе ей когда-то стихи читал… Разумеется, этот кабальеро с мочалкина хутора много кому читал стихи, но для нее, помнится, он еще и сочинял их. Ай.
– Нет, Марго. Просто он нужен мне именно там.
Молчит. Смотрит в сторону.
– А ты… до сих пор его…
Она вздохнула и поглядела ему в глаза очень выразительно. И в ее взоре Сомов прочитал некоторую для себя проблему. Да, жизнь – штука каламбурная, взрослая женщина не обязана вести себя, как девственница… но иногда у взрослой женщины бывает очень долгая память, и лучшее оказывается спрятанным в самых глубоких ее пластах. А ведь тогда побитого молью идальго развел с Марго случай. Ерунда. Чепуха. Они даже не успели ни разу поссориться… И вот сейчас им… что? ну, самое спокойное слово будет «приспичит». Невовремя? Сто двадцать раз невовремя! Как раз те самые люди, которые нужны Сомову больше всех прочих и обязательно с холодными головами…
Ему ужасно хотелось намекнуть, мол, хорошо бы… отложить маленько… мол, обстоятельства не те… Но тут он вспомнил Маслова и вместо начальственных намеков выложил Марго самую суть:
– Он свободен.
По лицу Бешеной Марго прошла едва заметная рябь. Штурмовица нахмурилась. Штурмовица поджала губы. Штурмовица опустила глаза. Ресницы – хлоп-хлоп.
«Наверное… надо было… как-то потоньше… Она… там, внутри… тонко устроена… Надо было… аккуратненько так… не в лоб… мало ли… ни семьи у женщины, ни детей, ни… а я… тупо…» – угрызался Сомов.
В общем-то ему пора было переходить к другим делам.
Вместо того, чтобы разгребать последствия собственной бестактности…
Но в Марго избыточная сложность, как видно, успела перегореть. И она со всей позволительной для сего случая твердостью и даже с вызовом сказала:
– Я тоже свободна.
– Отлично. Тогда – марш на службу!
Глава 4
Убить комарика
22 декабря 2140 года.
Орбита планетоида Пушкин в системе звезды Солетта.
Александр Сомов, возраст перекрывается образом жизни.
Никогда ему не приходилось курочить настоящую корабельную сеть обеспечения.
Вплоть до этого дня.
Сеть напичкана была хитрыми программами, которые не столько оберегали основные массивы от разного рода простых инфекций, троянцев и шаговых интервентов, сколько ориентированы были на засечку точки вторжения. Ждут, значит. Оабовцы, все-таки… Спинным мозгом чуют, куда полезет Саша. Не поверили, что он удрал с орбитальной станции или гробанулся где-нибудь во время побега. Впрочем, Сомов-младший тоже не поверил бы на их месте…
Соответственно, он ожидал их ожидания.
Саша долго примерялся, как бы влезть в сеть незамеченным. В результате он нагло вперся в систему под маской… хакера. Самого настоящего праведного хакера-гринписовца, проникшего в сеть с помощью архаичных ломовых приемов и запустившего туда программу, которая везде оставляла послания с заголовком «А вдруг она взорвется?» Послания пылали праведным негодованием экологов-подпольщиков: доколе будем сбрасывать орбитальные отходы в недра Солетты?!
Такого рода деятели совались во все дыры, и местные специалисты отлавливали их еженедельно пачками. Хитрость как раз в том и состояла, чтобы дать себя отловить и размазать… Почти все. Останется только мельчайший мусорок, хаотическое цифровое взвихрение. На него никто никогда не обратит внимания. Что это, сэр? – Ах, где? – Вон там. – Вчера, милорд, я прихлопнул там комара. Из его трупа вытекло немало моей крови. – Какая гадость, сэр. – Совершенно с вами согласен…
Для начала «комариная туша» послужит Сомову-младшему в качестве связника. Потом – как идеально замаскированный наблюдатель. И в конце концов – как плацдарм для решающего удара.
Саша был исключительно терпеливым человеком и притом невероятно пунктуальным. Страшно не любил упускать мелочи… Он двенадцать часов подряд ждал, пока блестящие флотские специалисты не нашли и не прихлопнули его комарика. Не вылезал из сети. Не ел. Не ходил по нужде. Пережил без последствий два прилива маниакальной активности и одну крепко-тоскливую депрессию. Ему очень надо было убедиться в одной важной вещи: никто не заинтересуется происхождением наглого кровососика…
Через двенадцать часов он обрел полную уверенность в положительном исходе первой стадии операции. Тогда он заставил «комариную тушу» дернуть лапкой – и заразил совершенно второстепенный массив легчайшей инфекцией. По его подсчетам, «инкубационный период» должен был составить от трех до пяти часов. Зараза, подсаженная сети обеспечения, запрограммирована была на полную почти безвредность… ну, кроме одной забавной мелочи… а также на одноразовость и саморазрушение сразу после срабатывания.
До окончания «инкубационного периода» Саша позволил себе расслабиться.
Поел. Пописал. Позанимался логической эквилибристикой. Помолился. Снял первые данные наблюдения с «комариной туши». Подключился к оабовским камерам слежения. Мама с дурищей-Варькой спали. Саша смотрел на них минуты две, потом тяжко вздохнул и переключился на личные файлы коменданта орбитальной станции…
Боже, ну почему правителями всегда становятся люди, не способные мыслить системно? Их с мамой арест – это ведь ошибка на системном уровне. Особенно если видеть административный континуум в четырехмерной развертке. Конечно, плоскостная логика не позволяет увидеть подобный прокол, но каким же надо быть примитивным существом, чтобы мыслить в двух измерениях!
Он увлекся вводом в четырехмерный паттерн пятого измерения. Задачка оказалась нетривиальной.
…Через восемь часов Саша вынужден был констатировать: даже гении ошибаются. «Инкубационный период» затянулся. Никаких подвижек.
Еще через два часа инфекция, наконец, отыскала комбинацию «адзи» – так в японской игре го называют лучший ход… Дальнейшее произошло за двадцать секунд.
Саша с удовлетворением отметил: вторая стадия, хотя и претерпела задержку, в итоге прошла удачно. Он отключился от сети, поел и разрешил себе вздремнуть. Долг выполнен. Впрочем, предстоит сделать еще очень многое. Разработанная им тактика предназначалась для стайерской дистанции. Можно сказать, марафонской. А это – не меньше трех месяцев.
Сомов-младший спал сном праведника. А в это время на трех ярусах орбитальной станции «Бялы Палац» изо всех питьевых резервуаров хлестала вода. Неостановимо. Запирающие реле как будто взбесились… Десять минут маленького стихийного бедствия.
Затем все пришло в норму само собой.
Старший кибертехник станции, Бартоломеу Фернандес подал рапорт об отставке. Мотивировка: «Я утратил профпригодность. Совершенно не понимаю причин недавнего инцидента в системе жизнеобеспечения…»
Глава 5
Аквапарк для любимой
22 декабря 2140 года.
Орбита планетоида Пушкин в системе звезды Солетты.
Екатерина Сомова, 50 лет, и Варвара Сомова, 14 с половиной, ну, то есть, почти шестнадцать.
Кубрик наполнился ревом и гудом.
Мощная струя воды, рыча, вырывалась из недр питьевого синтезатора и лупила в пластиковую лунку, предназначенную для чашек и стаканчиков. Полый пластик басовито откликался.
